Мёртвый гость. Сборник рассказов о привидениях

Хейзе Пауль

«Ваша милость изволят сердиться? — спросил Вальдрих, полагая, что она разыгрывает его. — Разве я не выпил на завтрак, хотя и без удовольствия, лишнюю чашку шоколада лишь потому, что вы мне приказали? Разве я не вовремя прибыл с парада? Разве я не поддакивал вам самым почтительным образом за столом?»

Ответа не последовало. Постояв еще некоторое время молча, он сделал движение, словно собирался уйти, но затем обернулся к ней и нетерпеливо сказал: «Приходите, Рикхен, — погода чудесная».

Ответом было сдавленное: «Нет». В голосе ее слышались слезы, и это обеспокоило Вальдриха. «Что с вами?» —

испуганно спросил он и, взяв ее за руку, которой она опиралась на арфу, принудил встать. «Может быть, мама хочет, чтобы мы все поехали ему навстречу? Он должен сегодня приехать? Она что-нибудь сказала?» — скороговоркой выпалила Фридерика и осушила белоснежным платком свои заплаканные глаза. Лицо Вальдриха омрачилось. Почти раздраженно он сказал: «Фридерика, ты не должна была спрашивать меня об этом. Ты считаешь, что я смог бы тебя пригласить, если бы подозревал нечто подобное? Дай Бог, чтобы он не приехал прежде, чем я уйду отсюда». — «Куда?» — «В другой гарнизон. Сразу же после твоего дня рождения я попросил об этом в письме моему генералу и до сих пор не получил ответа».

Рикхен, огорченно посмотрев на него, сказала:

— Георг, не обижайся, но это было глупо с твоей стороны.

— Я мог и хотел бы, но не имею права здесь оставаться.

— Вальдрих, вы это всерьез? Вы добьетесь того, что я до конца жизни буду обижаться на вас.

— А вы хотите моей смерти, если принудите меня быть гостем на вашей свадьбе?

— Вам никогда не придется быть гостем на моей свадьбе. Кто вам сказал, что я согласилась?

— Вы не можете отказать.

— О Боже мой, но я ведь не могу сказать «согласна»! — воскликнула девушка и закрыла лицо руками. Вальдрих с затаенной болью смотрел на нее. Впервые они в своем разговоре наедине затронули эту тему, хотя она никогда и не выходила у них из головы. На последнем дне рождения, когда они впервые были напуганы возможностью или неизбежностью стать не теми, кем в своей юношеской непосредственности продолжали они себя считать, им открылось, какое чувство привязывает их друг к другу. Эти три предательских праздничных поцелуя заставили их взглянуть друг на друга иными глазами. Оба поняли, что любят и любимы, не нуждаясь в признаниях. Спокойный, все приукрашивавший свет дружбы внезапно превратился в пламя. Оба пытались скрыть это, но тем самым только разжигали его.

Некоторое время спустя Вальдрих снова зашел к ней и чистосердечно спросил ее:

— Рикхен, нам уже нельзя относиться друг к другу по-прежнему?

— Вальдрих, разве мы можем стать друг для друга не теми, кем были прежде?

— Можем ли? Могу ли я? Это невозможно. Ах, я сам не знал, Рикхен, в чем было мое счастье. Только теперь я понял, что если потеряю тебя, то буду сам для себя потерян.

— Ты — потерян, Георг? Не говори так, не заставляй меня страдать. Это ужасные слова! Не повторяй их больше!

— Но если он приедет?

— Бог не оставит нас в беде. Поверь мне, Георг: в тысячу раз охотнее я бы обручилась с «мертвым гостем». Но обещай, что ты не скажешь этого ни папе, ни маме. Я скажу им об этом сама, когда придет время. Вот тебе моя рука, Георг, и можешь не волноваться.

Он взял ее руку в свою и покрыл ее поцелуями.

— От вашего слова теперь зависит вся моя жизнь, фрейлейн! — сказал Вальдрих. — Я не смел даже надеяться на какое-нибудь обещание, но теперь принимаю его от вас, и если вы нарушите свое слово, то сломаете мою жизнь.

— И теперь вы снова будете радостны и счастливы?

— Ах, я никогда еще не был так счастлив, как сейчас!

— Ступай же! — воскликнула Фридерика. — Мама заждалась тебя. Ступай, а я тем временем займусь своим туалетом и вскоре присоединюсь к вам.

Фридерика стала подталкивать его к выходу, но у самой двери разрешила поцеловать себя на прощание. Опьяненный от восторга, Вальдрих вышел из комнаты и сразу направился к госпоже Бантес, чтобы сообщить ей о решении Фридерики. А девушка, не помня себя от счастья, опустилась в кресло и, воспарив в своих радостных мечтах, забыла о поездке. Напрасно ждала ее во дворе коляска. Не выдержав, госпожа Бантес решила сама пойти за дочерью. Та сидела в мечтательной позе, склонив увитую белокурыми локонами головку на грудь и сложив руки на коленях.

— О чем ты тут размышляешь? Или ты молишься? — спросила мать.

— Я разговаривала с Богом.

— Как ты себя чувствуешь?

— Как ангел в Божьем царстве.

— Ты это всерьез, Рикхен? Похоже, ты плакала?

— Да, я плакала. Но теперь я счастлива, мама. Ступайте к коляске. Мне осталось только надеть шляпу.

Она взяла шляпу и подошла к зеркалу, под которым лежала розовая шелковая лента, повязанная Вальдрихом на именинную арфу. Девушка взяла ее и завязала на талии на манер банта.

Легенда о «мертвом госте»

На следующий вечер в доме Бантесов состоялось традиционное открытие зимнего салона (в других городах это называется вечеринкой, званым вечером, чаепитием и т. п.). Лучшие семьи городка, любезно и без излишних церемоний, по очереди принимали у себя каждую неделю зимы гостей и за пением, музыкой, разговорами, веселыми играми и шутками коротали длинные зимние вечера. Впрочем, следует заметить, что под играми подразумевались, не карты, которые обычно служили жалким развлечением людям, не умеющим найти компромисс между злословием и скукой в увлекательной светской игре.

В тот вечер у Бантесов и речи не могло быть о пении и музицировании, не говоря уже о шутках и играх. Дело в том, что этой зимой присутствующие впервые собрались вместе, и всем было что сказать друг другу. Учитывая, что через три дня наступал первый адвент, нетрудно было догадаться, что самую обильную пищу для разговоров должен был дать «мертвый гость». Юные фрейлейн морщили носики или разыгрывали скептиков. Кое-кто из них радовался отсутствию жениха, которым, возможно, не пренебрегли бы после адвента; кое у кого сжималось сердце от страха при мысли о том, кому оно принадлежало. Женщины старшего возраста по итогам зрелых размышлений сошлись на том, что история о «мертвом госте» не могла быть от начала и до конца высосанной из пальца. Молодые господа — все без исключения — были настроены скептически. Некоторые втайне желали, чтобы «мертвый гость» пришел и испытал их мужество. Кое-кто из старообразных господ грозил пальцем в сторону молодых бахвалов. К ним присоединились некоторые молодые женщины — и поводов для подтрунивания, обмена колкостями и озорного смеха было более чем достаточно.