Мёртвый гость. Сборник рассказов о привидениях
Шрифт:
Люди были перепуганы, и каждый человек, проходивший мимо домов трех несчастных невест, осенял себя крестным знамением. Горестные стенания не смолкали в них, однако всем показалось довольно странным, что ни богатых подарков, ни роскошных свадебных платьев, которые дарил граф, ни жемчужных ожерелий, ни колец с драгоценными камнями, ни бриллиантовых крестиков (несмотря на тщательные поиски) найти не удалось.
Гробы трех девушек сопровождала до городских ворот лишь небольшая кучка людей, одетых в черное. И когда тела девушек в гробах были поставлены на землю кладбища при церкви святого Севальда и все приготовились слушать отходную, от сопровождавшей гроб процессии отделился и отошел в сторону какой-то высокий человек, которого здесь прежде не видели. Смотревшие ему вслед были поражены тем, что его изначально черная одежда на
„Дева Мария! — воскликнул хозяин трактира. — Это же мертвый гость, которого мы приволокли сюда двадцать один день тому назад!“
Ужас охватил всех присутствовавших на кладбище, и, не помня себя, люди бросились наутек? Порывы ураганного ветра со снегом и дождем сбивали их с ног. Три дня и три ночи гробы стояли непогребенными возле вырытых могил.
Когда же, наконец, городские власти приказали опустить гробы в могилы, и родители, совершая последнее доброе деяние по отношению к своим дочерям, выложили крупные суммы денег отважным людям, решившимся взяться за Это опасное дело, то каково же было удивление мужчин, которые, подняв гробы, нашли их такими легкими, словно в них, несмотря на плотно прибитые крышки, ничего не было. Один из них, придя в себя, принес стамеску и молоток, а другой — пошел за домовым священником. Когда гробы открыли, в них ничего не оказалось: ни самих покойниц, ни подушечек, ни саванов. Так их и похоронили пустыми».
Здесь Вальдрих сделал паузу. В комнате воцарилась мертвая тишина. Тускло горевшие свечи лишь едва вырывали из полумрака лица слушавших. Мужчины с серьезным видом стояли поодиночке; молодые особы женского пола, сидевшие парочками, незаметно прижимались теснее друг к другу, а женщины в годах, сцепив руки и вытянув вперед головы, казалось, продолжали внимательно слушать Вальдриха, хотя тот давно закончил.
«Прежде всего нужно почистить светильники! — воскликнул наконец господин Бантес. — И говорите же, говорите, чтобы я слышал звуки нормальной человеческой речи, иначе я сбегу отсюда. В дрожь бросает от всей этой чертовщины!»
Он словно угадал сокровенные мысли присутствовавших. Кто-то занялся свечами, кто-то встал; в комнате появились прохладительные напитки. Особое удовольствие находили все в громких разговорах и смехе, в подтрунивании друг над другом по поводу легкого испуга, который каждый замечал в окружающих и в котором ни за что бы не признался сам. Легенду о «мертвом госте» называли самой причудливой небылицей, которую только могла произвести на свет чья-то досужая фантазия, полагая, что — знай об этом случае мисс Анна Радклиф или лорд Байрон — миру был бы явлен еще один шедевр жанра ужасов.
Но едва только комендант и его слушатели успели перевести дух после длинного рассказа, как отовсюду стали раздаваться голоса, требовавшие второй части легенды или истории о втором явлении «мертвого гостя». Не сочтя даже нужным спросить Вальдриха о его желании продолжать рассказывать, все расселись полукругом вокруг него. Робкое любопытство читалось в глазах, устремленных на рассказчика, когда он, наконец, занял свое место. Девушки сбивались в группки и заблаговременно придвигали поближе друг к другу стулья; так же поступали и женщины постарше. Снова в комнате воцарилась тишина.
Нынешнее имение Беккера в предместье города принадлежало когда-то, как вы все знаете, семейству фон Рорен, — начал рассказывать Вальдрих. — Оно, правда, уже сто лет не жило в нем, а сдавало в аренду до тех пор, пока около двадцати лет назад, во время военных беспорядков, оно не было продано ныне покойному надворному советнику Беккеру. Последний из фон Роренов, кто еще время от времени наезжал со своей семьей в имение, — а к нему относилась и большая часть окружавшего город леса, — был большим мотом. Правда, появлялся он здесь только в тех случаях, когда ему нужно было собраться с силами после своих растрат в Венеции или Париже. Однако даже времена финансового отпуска в роскошном родовом поместье превращались чаще всего в продолжение его привычных увеселений, но только в другом масштабе. Еще сегодня колоссальные руины бывшего замка и соседних зданий, ставших семьдесят лет назад добычей огня, напоминают о своей былой красоте и величественности. На месте имения теперь стоит красивый, но по-бюргерски скромный загородный дом, построенный в свое время по заказу надворного советника Беккера. На отведенной теперь под пашню земле раньше был разбит сад.
Последний раз барон посетил свое поместье в несколько необычное время — поздней осенью — и в непривычно большой компании, а точнее, в сопровождении пятнадцати-двадцати молодых дворян и их прислуги. Его дочь была в то время невестой виконта де Вивьена, богатого и галантного вертопраха, объезжавшего немецкие дворы по поручению кардинала Дюбуа. Дюбуа был всесильным министром герцога Орлеанского, регента Франции, а Вивьен — его признанным фаворитом.
Легко догадаться, что барон фон Рорен старался вовсю, чтобы не ударить в грязь лицом и сделать пребывание такого важного гостя в своем загородном дворце максимально приятным. Радости застолья и охоты в окрестных лесах; азартные игры вокруг составленных горками золотых монет и увеселительные прогулки; французский театральный репертуар и многие другие развлечения непрерывно сменяли друг друга. «Штатным весельчаком» в этой беззаботной компании, несмотря на землистый цвет лица, был граф Альтенкройц — жизнерадостный молодой человек, отпрыск одной из самых аристократических нижнерейнских семей. Отчаянный картежник, он был посвящен в интриги всех княжеских дворов того времени, где хорошо овладел бесценным искусством превращать свою жизнь в бесконечную череду всевозможных удовольствий. Никто по этой части не мог состязаться с его изобретательным умом. Барон фон Рорен свел с ним знакомство лишь незадолго до своего приезда в Хербесхайм и взял его с собой как истинное украшение своей компании — вероятно, еще и потому, что Альтенкройц любил играть в карты, но не всегда был в них удачлив. Так что граф имел все основания надеяться на восстановление своего пошатнувшегося финансового положения.
Именно этот молодой бледнолицый повеса стал в преддверии адвентов инициатором бала-маскарада, куда каждый мог привести сам свою избранницу из города или из своего окружения, невзирая на ее сословие и происхождение. Дело в том, что вечеринкам и праздникам господ явно не хватало женского общества. Юная баронесса Рорен и несколько ее подруг терялись в многочисленной компании мужчин. «К чему, — говорил Альтенкройц, — взглядывать на генеалогическое древо, если ищешь развлечений? Все красивые женщины — пусть это будут и королевы — равны между собой независимо от сословия, а среди гризеток тоже подчас попадаются такие красавицы, которыми не погнушались бы и королевские дворы».
Его слова были встречены аплодисментами, хотя некоторые фрейлейн при этом слегка сморщили носики.
За приготовление разнообразных маскарадных костюмов взялись все портные и модистки города, а также выписанные из других городов. Как всегда, виконт де Вивьен решил блеснуть изысканным вкусом, а Альтенкройц, как обычно — перещеголять француза. Для этого он разыскал в Хербесхайме самого искусного портного и самую привлекательную девушку, чтобы повести ее на бал. Обоих нашел он под одной крышей. Мастер Фогель — отменный портной — сразу понял, какой фасон требовался Альтенкройцу, а его дочь Генриетта — девушка в расцвете юной красоты — вскоре заняла в сердце графа гораздо больше места, чем ей первоначально отводилось.
Граф регулярна появлялся в доме мастера. Он постоянно следил за тем, чтобы ни одна деталь не была испорчена. Особенно часто давал он указания старательной Генриетте. Кроме того, он заказал еще пару роскошных дамских туалетов для маскарада, которые Генриетте приходилось не только шить, но и — под руководством отца — подгонять по себе, поскольку, по словам графа, фрейлейн из соседнего дворянского поместья, которую он поведет на бал, имеет точь-в-точь такую же стройную фигуру, как у нее. При этом он всегда был расточительно щедр: одни лишь маленькие подарки, которые он делал, стоили в конечном счете столько же, сколько и плата за работу. Само собой разумеется, Генриетта получала самые дорогие подарки и была вынуждена выслушивать все комплименты по поводу ее красоты и даже признания в любви, что было неудивительным при пылком нраве графа. Правда, хоть Генриетта и старалась пропускать мимо ушей эти любезности, так как была обручена с одним подмастерьем своего отца, ей не досаждали сладкие речи такого благородного и милостивого господина: девушки вообще редко обижаются на тех, кто их обожает.