Мёртвый, Потрошитель
Шрифт:
– … конечно, пусть пройдёт вместе с ней…
– Дорогая, ты ведь хотела маникюр, да? – её руку сжали так сильно, что слёзы невольно выступили на глаза, и Рикки попыталась проморгаться, чтобы никто этого не заметил.
– Да, спасибо, ты очень внимателен, – она улыбнулась так мило, как могла, и на ватных ногах последовала за женщиной, всю дорогу болтающей о несуществующей беременности Рикки.
– Ну вот, дорогуша, это госпожа Антуретти, она приведёт тебя в полный порядок, – Рикки застыла в дверях, увидев молодую девушку примерно своего возраста. Она перекладывала инструменты и открыто улыбалась, располагая к себе. Нет, Рикки не могла этого сделать. Проще было убить себя.
Рикки больше никого и ничего не слышала. Она механически села на стул напротив госпожи Антуретти и протянула ей свои руки, пытаясь сообразить, чем бы ей проще всего сейчас было бы убить себя. Пилочка для ногтей? Вряд ли. Апельсиновая палочка1? Тоже вряд ли. Тут взгляд Рикки зацепился за маникюрные ножницы. Идеальный вариант. Госпожа Антуретти что-то весело рассказывала, а Рикки собиралась с духом. Вряд ли Санни ожидает этого от неё, да? Она обязана успеть схватить их и убить себя. Только вот куда нужно бить, чтобы уж наверняка? В шею? Рикки слышала о какой-то артерии на бедре, но вот где конкретно она находится?
В школе Рикки была невидимкой. Ещё бы – освобождённая рабыня, приплывшая с острова Рик. Ей было всего шесть, когда она пересекла океан, но разве можно было доказать что-то злым детям? Они не верили в то, что Рикки ничего не помнит о своём прошлом. Её всё время подозревали в каких-то низостях, поэтому Рикки и не пыталась строить из себя героиню. Никогда, до этого момента. Если признаться честно, то Рикки не жалела маникюристку, она жалела себя. Рикки знала, что вряд ли сможет жить дальше с осознанием того, что сделала ради выживания.
Бросив взгляд на свои руки, Рикки поняла, что сидит за размышлениями уже довольно долго – ногти покрыли базой.
– Извините, вы не оставите нас? – Рикки впервые услышала голос Санни и вздрогнула. Госпожа Антуретти, кажется, была сбита с толку, но спорить не стала.
Едва за ней закрылась дверь, как Рикки увидела в поле зрения Санни. Он скинул капюшон, и теперь можно было разглядеть его глаза – один карий, другой зелёный.
– Мне плевать, убьёшь ли ты сама себя, или босс убьёт тебя, – снова заговорил Санни, и Рикки поймала его на том, что он очень старательно копирует манеру речи своего начальника. – На что мне не наплевать – так это на потраченное на тебя время. Я помогу тебе сделать выбор. Если ты попытаешься убить себя… я намеренно говорю «попытаешься», потому что у меня реакция получше твоей… то босс не просто убьёт тебя, он ещё и поиздевается несколько дней. Может быть, устроит охоту на тебя, я не знаю. У него богатая фантазия. Решай. Только быстрее. Думаю, что его уже достригли.
– Как ты узнал? – Рикки не стала тратить время на объяснения, она была уверена, что Санни понял её вопрос.
– Я не просто так работаю с Мёртвым, – Санни покачал головой, как будто Рикки сказала что-то очень тупое. – Он потому дорожит мной, что я замечаю даже самые мелкие детали. Твой мизинец постоянно дёргался, едва ножницы оказывались близко. Ты не слишком хорошо умеешь скрывать свои эмоции.
– Зачем ты говоришь мне всё это? Мог ведь просто дать ему убить меня, – Рикки чувствовала какой-то подвох в том, что говорил Санни, но не могла понять, что же конкретно не так.
– За тебя не заплатили.
Такой простой ответ. Рикки не верила своим ушам. Не заплатили? Значит, Санни блюдёт финансовое положение своего босса? То есть ему жалко, что его босс потратит своё драгоценное время на убийство такой жалкой персоны, как она? Рикки не могла определить чувства, всколыхнувшиеся внутри от осознания того факта, что даже для убийцы она недостаточно хороша – обида, злость, ярость. Всё как-то смешалось внутри. Все эти эмоции были совершенно неправильными, но её это сейчас не особо волновало.
Хлопнула дверь, и Рикки снова увидела перед собой госпожу Антуретти. Она что-то весело щебетала, пока Рикки сидела в замешательстве. Что ей делать? Самоубийство не пройдёт, пока здесь Санни. Но и убить она не могла. Или могла? «Брось, Рикки, ты никогда не отличалась особо высокими моральными принципами, чего теперь кочевряжишься? – саркастически выдал внутренний голос. – Да, ты ещё не убивала, но это не значит, что не сможешь».
Госпожа Антуретти поднялась со своего места и отошла к шкафу, а Рикки сама не поняла, как её ладонь приятно согрел металл ножниц. Она сделала пару шагов и оказалась за спиной госпожи Антуретти. Вспоминая то, что видела в кино, Рикки вонзила ножницы в шею маникюристки, вырывая у неё вскрик. Из раны брызнула кровь, но Рикки сейчас беспокоилась о другом. Она вытащила ножницы и ударила ещё раз, сильнее. И ещё раз. В глазах потемнело.
Очнулась Рикки уже на кожаном сидении автомобиля, который, судя по звукам куда-то ехал. Она с трудом открыла глаза и попыталась подняться, но всё плыло, а рвотные позывы приказывали остановиться и выйти из машины. Рикки промычала что-то нечленораздельное, но машина ход не замедлила.
– Только попробуй блевануть на мои кожаные сиденья, я с тебя кожу сниму и обтяну их ею, – знакомый глухой голос.
В голове пронёсся калейдоскоп воспоминаний – от встречи в квартире до маникюрных ножниц, и Рикки замерла. Внутри словно что-то сломалось. Она больше не была собой. «Блядь, я убила человека. Я. Убила человека. Убила. Человека», – Рикки не могла поверить в то, что может составить такое предложение даже в мыслях.
– Приходи в себя. Мы почти приехали.
– Куда? – бесцветным голосом отозвалась Рикки, хотя и понимала, что это может ей дорого обойтись. Хотя куда уже дороже?
Странно, но её не ударили. И даже не наорали. Ей просто не ответили. «Что ж, такая у тебя теперь жизнь, Рикки Арка, добро пожаловать».
Три
Большинство людей в действительности не хотят свободы потому, что она предполагает ответственность, а ответственность большинство людей страшит. Зигмунд Фрейд
Рикки впервые шла по взлётно-посадочной полосе; она и не представляла, что самолёты такие огромные, в небе они казались совсем маленькими. Тот, кого звали боссом, сменил не только причёску, но и цвет волос, причём кардинально – он стал платиновым блондином. На взгляд Рикки, это выглядело очень дико, но у неё теперь не было ни права голоса, ни права выбора, так что своё мнение приходилось держать при себе.
В строгих деловых костюмах эти люди не казались такими уж страшными, но Рикки-то знала, на что они были способны. Ей не удосужились рассказать, каким образом они убрались из того салона красоты, но Рикки и не была уверена, что хочет знать. В последние несколько часов её жизнь несколько раз меняла курс, и пока всё это уложить в голове было нереально. Тесное траурное белое платье едва позволяло передвигать ногами. Рикки никогда ещё не носила юбок в пол, поэтому двигалась как каракатица, за что получала неодобрительные взгляды то от одного мужчины, то от другого.