Мертвый сезон
Шрифт:
– Я не тяну, поверьте. Просто эта история не из тех, которые легко рассказывать. Это такое дерьмо! Разве я мог подумать, что он...
– Кто? – повторил Глеб.
– Скрябин. – Это прозвучало так, словно Семирядный не произнес фамилию начальника милиции, а выплеснул ее вместе с рвотой. – Он давно велел мне не спускать с Игоря глаз, а дня за два до его смерти снова позвонил и предупредил, чтобы я был особенно внимателен и заранее докладывал ему обо всех материалах, над которыми работает Игорь.
– Погоди, – остановил его Глеб. – Что значит "велел"? Вы же независимая газета! А как насчет свободы слова?
Семирядный снова болезненно скривился,
– Независимая, – подтвердил он. – Свободная, как птица в полете. Только одной свободой сыт не будешь, а мы к тому же здорово задолжали за аренду.
– Так, – сказал Глеб. – А кто владелец здания?
– Это муниципальная собственность. Понимаете?
– Ну, еще бы не понять! И ты, значит, согласился, вместо того чтобы подыскать для редакции другое помещение.
– Я искал! – с жаром воскликнул Семирядный. – Но везде или было занято, или владельцы ломили такую цену... В общем, вы понимаете, как это бывает.
– Да, – согласился Глеб, – понимаю. Проще пареной репы: несколько звонков нужным людям, пара тонких намеков на толстые обстоятельства, и дело в шляпе. Продолжай, не будем отвлекаться.
– Ну вот... В день своей смерти Игорь мне позвонил и сказал, чтобы я расчистил для его статьи место в ближайшем номере. Я спросил, что за статья, а он ответил, что не хочет говорить об этом по телефону, но что это будет настоящая бомба. "Теперь в этом городе многое изменится" – так он сказал.
– И ты позвонил Скрябину...
– А что я должен был делать? На следующее утро после выхода статьи мы оказались бы под открытым небом!
– То-то и оно, что не оказались бы, – грустно возразил Глеб. – На следующее утро никакого Скрябина уже в помине не было бы. И никакого Чумакова, кстати. Дурак ты, главный редактор. Надо было рискнуть. А теперь ты в таком дерьме, что до самой смерти не отмоешься. Ладно, говори дальше...
Какое-то время Семирядный молча смотрел на него, будто стараясь понять, правда ли то, что ему сейчас сказали. Потом его лицо обвисло и разом постарело: он понял, что правда.
– Я позвонил Скрябину, – через силу заговорил он, – и тот назначил мне встречу возле дома Игоря. Сказал, что хочет с ним поговорить по душам, уговорить не торопиться с публикацией... Мне показалось, что он, в отличие от меня, знал, о чем идет речь.
Он замолчал и вопросительно уставился на Глеба. Глеб, который вместе с презрением испытывал к этому слизняку что-то вроде жалости, молча кивнул: да, знал.
– Он сказал, – продолжал Семирядный, – чтобы я позвонил в дверь. Он боялся, что Игорь ему не откроет...
– Правильно боялся. Он был один?
– С ним приехал еще один человек. Он был в штатском, но я его узнал. Подполковник Нургалиев, один из его заместителей, кажется. Он не то татарин, не то башкир... Такая, знаете, типичная внешность – широкое плоское лицо, узкие глаза, усы подковой, седые виски, волосы очень густые...
– Дальше!
– Я позвонил в дверь. Игорь спросил кто, я ответил, и Скрябин сразу же потащил меня к лифту и вниз, на улицу. Я удивился: он ведь говорил, что хочет лично побеседовать с Игорем. Я ему так и сказал, а он велел мне взять такси и убираться. Сказал, что сейчас поднимется и побеседует...
– PI ты уехал.
– А что я мог сделать, что?!
– Не ори, мразь. Если бы ты так не трясся над своей драгоценной шкурой, Оловянников был бы жив. Он считал тебя своим другом, ты об этом знаешь? Так что не ори и рассказывай дальше.
– Да
– И ты послушался, – констатировал Глеб, – и все из-за какой-то просроченной арендной платы... Дерьмо. Впрочем, читать тебе нравоучения – дело гиблое. Ты уже большой мальчик, сам должен все понимать, а раз не понимаешь – горбатого могила исправит.
– Я просто... растерялся, – тихо сказал Семирядный.
– Естественно. Я же говорю – дерьмо.
– Что теперь со мной будет?
Глеб тяжело вздохнул и принялся заталкивать пистолет в наплечную кобуру.
– Хоть бы один подонок спросил, что он теперь должен делать, – сказал он с тоской. – Нет, всем интересно, что с ними будут делать... Ничего с тобой не будет. Будешь жить и помнить, что был у тебя такой друг и коллега – Игорь Оловянников. Как посмотришь в зеркало, так и вспомнишь, и подумаешь: ох, и сука же я! Ох, и сука! Но это в том случае, если не станешь хвататься за телефон и болтать лишнее. Иначе я вернусь и сделаю с тобой то, чего ты заслуживаешь: завинчу ствол в задний проход, спущу курок и разнесу твою фабрику дерьма в клочья.
"Что-то я много болтаю, – подумал Глеб, – и, кажется, даже читаю нотации. Хотя, если вдуматься, чья бы корова мычала... Ведь, куда ни глянь, кругом я виноват! Сначала Стаканыч, теперь вот Оловянников... И ведь это еще не все!"
"Не помяли бы старуху, – подумал он озабоченно. – Жаль будет, ведь бабка-то – золото! Если бы еще не ее щи с тараканами..."
Он встал, поднял с пола штепсель и включил телефон.
– Сейчас я наберу номер, – сказал он. – Говорить будешь ты. Тебе ответит пожилая дама с заметным еврейским акцентом. Если ответит мужчина, сразу клади трубку. Сразу же, понял? Не то через пять минут у тебя тут будет полно омоновцев, а они шутить не любят. Но я думаю, что ответит дама. Зовут ее Роза Соломоновна. Скажешь ей, что она должна срочно явиться в редакцию.
– Зачем? – растерянно спросил Семирядный.
– Откуда я знаю? Скажи, например, что она выиграла главный приз в лотерее подписчиков и должна немедленно, сию минуту, за ним явиться. Главное, не давай ей удивляться и задавать вопросы.
– Да нет у нас никакой лотереи!
– Ну и зря. Все равно, когда она придет – а она придет, я ее знаю, даже если в глаза не видала твоей газетенки, – вручишь ей приз. Вот, – Глеб бросил на стол две стодолларовые бумажки, – скажешь, что это на ремонт двери. Есть у меня подозрение, что дверь ей вышибут через пять минут после ее ухода. Да не вздумай себе забрать, я проверю! Говори естественно, ее телефон наверняка прослушивается. И постарайся как-нибудь невзначай ввернуть, что виделся со мной... О! Скажи так: ваш племянник – ну, такой рыжеусый блондин – оформил подписку на ваше имя, и вы выиграли приз. Она поймет, что к чему. Надеюсь, – добавил он и, сняв трубку, набрал номер домашнего телефона Розы Соломоновны. – Валяй! – сказал он, услышав в трубке длинные гудки.