Мертвый шар
Шрифт:
– И позвать ко мне городового Семенова! – крикнул вдогонку важный господин.
Приказ подхватили на лету как должное.
Однако как сладостно быть начальником, даже голод забылся. Но вдруг Родион ощутил, что вершина власти, на которую уселся, больно впилась в задницу. Уж извините. Увидел он себя со стороны: обнаглевший юнец, потерявший человеческое обличье только потому, что дали право командовать. Как же мог так стремительно измараться? Разве для этого шел в полицию? Разве хотел стать маленьким ханом?
Стало мерзко, как в тот раз, когда братец подложил в суп лягушку. Железное сердце раскалилось от стыда. Захотелось вымыть руки. Родион невольно вытер их о штанину и подумал: какое счастье, что этого не видел Лебедев. И тут же исцелился… А то что бы с ним делать? Разве угрохать к середине книги, подлецов и так кругом хватает.
Напротив стола сама собой, как-то незаметно нарисовалась долговязая фигура, смутно растекавшаяся. Родион подскочил и горячо поприветствовал долгожданного филера. Несмотря на молодость, Афанасий Курочкин славился на всю столичную полицию и жандармский корпус умением быть… невидимым. Никак не меньше. При выдающемся росте и тщедушной комплекции это казалось невозможным: фонарный столб или шлагбаум менее заметны. Но молодец умудрялся буквально пропадать с глаз. За что был негласно коронован великим Евстратием Медниковым в лучшие ученики и наследники филерской науки. Вендорф прислал действительно лучшего.
Кратко введя в курс дела, Родион попросил сразу отправиться на Крестовский остров и не выпускать из виду особняк. Брать на карандаш – кто и когда. Если кто-то надумает выехать – оставить в покое. Важнее наблюдать за тем, что делается в доме. Любого гостя запоминать наизусть. Постараться не обнаружить себя.
На это Афанасий только хмыкнул, почиркал в филерском блокноте и, не простившись, растворился. Показалось, что тело растаяло в воздухе. Нет, конечно, показалось. Но все-таки… Талант филера приводил в некоторый трепет.
А вот явление старшего городового Семенова сопровождал грохот каблуков под цоканье полицейской шашки. В этом теле никакой загадки не скрывалось. Напротив – все на виду. Богатырский детина, на спор державший на прямых руках бочку с цементом, служил в полиции не от больших талантов, а потому что больше негде. Куда деть недюжую силушку при заурядных способностях? В цирковые борцы не брали, оставалось охранять порядок. Семенов был самым обычным полицейским, то есть исполнял что полагалось или меньше, брал по чину, когда случалось, и мечтал скинуть ярмо службы, поднакопив деньжат. Но к юнцу, о котором в участке отзывались с презрением, относился с искренним уважением. Хотя бы потому, что только Родион обращался к городовому на «вы».
– Михаил Самсоныч, могу рассчитывать на вашу помощь? – спросил Ванзаров, заставив сесть рядом. – Дело несложное, но мне не справиться.
Не раздумывая, Семенов пообещал свернуть любого в бараний рог.
– Уличное общество знакомо?
– Вот как эти пять пальцев, – ладонь городового сложилась в кулак удивительной авторитетности. Так и виделось, как жулики в нем пикнуть не смеют.
– Необходимо собрать сведения об одной нищенке.
– Как звать?
– Марфуша… Блаженная старушка лет семидесяти.
Сквозь мощный лоб городового упорно пробивалась мысль.
– У нас на участке ее не было, – сказал он, все еще пытаясь думать. – Но имя знакомое… А, конечно! Года два назад ходила по Садовой, тихая, не попрошайничала. Потом пропала.
– Так сможете?
– Выясним. Найдутся знатоки. Сегодня же достанем…
Грохот каблуков под цокот ножен поглотила улица.
Позволим не думать, как именно друг-городовой добудет информацию. В конце концов, тут вам полиция, а не шелковые перчатки. Другие дела не ждут. Следовало хорошенько поработать головой. А без чашечки кофе она шевелиться не будет.
– Не опоздала?
Голос с арийским металлом развеял мираж завтрака, уж сладко поманивший. Строгая коллега из берлинской полиции торчала колом.
– У вас поздно встают. Возмутительно. Я вся натерпелась, – отчитала Ирма фон Рейн наименее виновного в столичной лени. – Пора торопиться. График не ждать. Ви обещал.
– Йя, – выдавил Родион немецко-русское междометие.
Что за напасть! Начисто забыть о данном слове. В другой день железное сердце взяло бы совесть в тиски, чтоб не трепыхалась. Но сегодня было иначе. Отыскав в усах радушную улыбку, Ванзаров покорился судьбе в черной повязке. Как-никак дама, хоть и одноглазая. Приступ доброты самого Желудя пришелся как нельзя кстати – для путешествия по злачным местам гостье с коллежским советником была предоставлена полицейская пролетка.
И такое порою бывает.
2
Воображение невольно рисует, как полицейские дрожки вихрем неслись по улицам и проспектам, распугивая все живое на своем пути, а другие народы и государства, косясь, постораниваются и дают им дорогу. Ох уж эти книжные фантазии. Честное слово, нет от них никакой пользы. Начитаются всякой белиберды и воротят нос от правды жизни. Она, как обычно, скучнее и примитивней.
Возничий, он же младший городовой Синицын, вовсе не нахлестывал, а позволял потасканной лошаденке плестись, как велели лень и побитые копыта. Сам же извернул шею до возможного предела, чтобы не упустить ни единого словечка. Потому что был падок на сплетни и интрижки, как и любой мужчина на государственной службе. А повод для разговоров в караулке был отменный. Мало того что барышню украшала пиратская повязка, так еще и спор шел о том, в какой дом терпимости поехать. Синицына распирало от любопытства: для чего это господину Ванзарову потребовалось отправляться в такое славное местечко с дамой. В Тулу, как известно, со своим самоваром не ездят. Уж не скрывает ли особые страстишки? Подслушиванием младший городовой наслаждался с искренним простодушием.
– Извозчик рискует вывихнуть шею, – не скрывая раздражения, сказал Родион по-немецки. – Давайте выберем что советую, прошу вас.
Исполнение долга давалось слишком мучительно. А все потому, что коллеги из Врачебно-санитарного комитета встретили германскую гостью исключительно гостеприимно: из пятидесяти четырех публичных домов, надзираемых комитетом, пятьдесят один внезапно закрылся на летний ремонт, как уверяли. Так что для экскурсии было предложено на выбор три. Естественно, образцовых и самых публичных, так сказать. Но в одном из них, что на Лиговке, Родион не хотел появляться снова. Была с ним связана недавняя печальная история. Другой же находился в опасной близости от дома самого Ванзарова. Не хватало, чтобы кто-то увидел, как приличный юноша входит в развратное заведение, да еще с дамой. Никто ведь не поверит, что выполнял служебные обязанности. Оставался единственный адрес.
– Это типични заведений? – строго спросила Ирма.
Крупный знаток публичных домов столицы уверил, что типичнее не бывает.
– Согласен. Йедем, – смилостивилась гостья.
Ванзаров назвал адрес в Песках, районе столицы, известном веселыми заведениями. Синицын ответил: «Слушаюсь, ваше благородие», взмахнул кнутом, но у полицейской лошаденки были свои представления о скорости.
Берлинская коллега достала из сумочки походный блокнотик и приготовила карандаш: