Мертвый участковый
Шрифт:
Из дверей кабинета начальников выглянул Ромка.
– А, Витек! К тебе девушки!
– Какие девушки?
– насторожился Виктор.
– Девушки, вот ваш участковый, к нему обращайтесь! – Сказал Ромка, обращаясь к стоявшим около входа в кабинет участковых двум девушкам, на которых Виктор поначалу не обратил внимания.
Одна из них была низенького роста, худощавого телосложения, с длинными светлыми волосами, в черной болоньевой курткой с разорванным швом на плече. Вторая была повыше ростом, телосложением покрупнее, темноволосая, в светлой куртке.
– Что вы хотели?
– устало произнес Виктор.
– Написать заявление! – заявила одна из девушек.
– О чем?
– Меня избил Малахов Сергей! Куртку порвал!
– От черт, опять этот Малахов! Когда же, наконец, посадят этого урода, – не удержавшись, пробормотал Виктор, - подождите в коридорчике, сейчас я освобожусь тогда вами займусь.
Малахов – бывший зек, год назад освободившийся из колонии, живущий в старой двухэтажке, расположенной в том же дворе, что и двухэтажка опорного пункта, только выходившей фасадом на другую улицу. Он нигде не работал, регулярно пил и дебоширил в доме. Соседи его боялись и почти никогда на него не жаловались, молча терпя его произвол. Когда Виктор пришел проверять его после освобождения, дома находилась его мать, встретившая его на редкость агрессивно, требуя, чтобы «оставили в покое несчастного ребенка – он уже отсидел свое!» Через пару месяцев она сама прибежала на опорный пункт, требуя, чтобы к «несчастному ребенку» приняли меры, так как он нигде не работает, пьет, скандалит, дебоширит… Виктор вызвал его к себе на опорный. Что он мог сделать с ним по закону? Только увещевать словами?! Посмотрев в его тупые без ресниц бесцветные глаза, на его наглую «морду лица», его шишковатую коротко остриженную бошку, обложил его матюками, пригрозив посадить, если он не успокоится. Может он и затих на пару дней, но затем опять все пошло по-старому. Таких как он только могила исправит…
Виктор подошел к начальскому столу, взял из рук Ромки стопку свежих материалов, расписался за них в журнале и привычными движениями затолкал в папку.
– Ну, я пойду?
– Иди – сказал Ромка – осторожней с девушками, потом доложишь о результатах…
Виктор вышел в коридор, где его дожидались девушки.
– Мне сейчас на опорный, поехали со мной, по дороге расскажете, что случилось.
– Это где?
– На Тульской. Там где живет наш Малахов. В соседнем доме.
– Вы спешите?
– Да сегодня желательно пораньше прибыть на опорный. Обещает начальн6ик МОБ заехать с проверкой, надо еще прибраться в кабинете.
Вместе с девушками Виктор вышел из здания ОВД, и, пройдя пару десятков метров поднялись на платформу трамвайной остановки.
– Ну так что у вас случилось? – Поинтересовался Виктор.
Светловолосая девушка запинаясь начала рассказывать, что познакомилась с неким Сергеем, как потом выяснилось Малаховым, несколько дней назад на очередной пьянке с друзьями. Он привел ее к себе домой, она прожила у него три-четыре дня, потом он попытался ее выгнать, но она не хотела уходить. Тогда он вышвырнул ее силой, при этом надавал тумаков и порвал куртку на плече.
Тем временем подъехал трамвай. Все трое зашли вовнутрь, встав вблизи кабины водителя у окна.
– А кого хрена ты с этим идиотом связалась?! Ты знала, что он зек бывший?
– Девушка посмотрела на него непонятливыми глазами и забормотала что-то несвязанное о «внезапно нагрянувших чувствах». Виктор молча слушал.
– Ты вообще понимаешь, что такое зеки?! Что же вы лохи такие! Когда хоть до вас всех дойдет, что это же зеки, это ЧМО, которому насрать на все и на всех. Для них нет ни чувств, ни совести, ни морали, ни правил! О них есть только потребности, которые они удовлетворяют за счет всех, кто под руку подвернется, им плевать на все, у них нет любви, нет чувства долга, обязанности, ответственности, привязанности. Их волнует только собственная шкура! Когда же вы, лохи гражданские, поймете эту простую вещь! Это же не люди и не животные, сравнить их с животными – только животных оскорбить. Это же просто опущенные организмы которым на все и на всех насрать!
Покачав головой, Виктор выругался про себя и снова посмотрел на девушку.
– Он тебе говорил, что он вичевой?
– Какой?!
– Вичевой - ну, СПИД у него!
Девушка побледнела. От неожиданности она была не в силах что-либо произнести.
– Значит не говорил. Ясно. Хоть за заражение СПИДом может быть посадят это чмо.
Подождите, мне нужно посоветоваться. Мне надо взять документы мы попозже заедем к вам…
Девушки отвернувшись негромко заговорили между собой. В это время трамвай остановился на одной из остановок, девушки торопливо выскочили из трамвая.
– //-
Широко шагая по заснеженной дорожке, Виктор подошел к опорному пункту, шагнул по ступенькам на крыльцо. Было видно, что дверь совсем недавно открывали. Виктор нажал ручку и потянул ее на себя. Дверь отворилась, он зашел в фойе и прошел в кабинет. За столом с лева от входа сидел Димка Новиков, перед ним лежала стопка исписанной бумаги.
– От черт! – Ты решил сегодня явиться на опорный! А я уже думал, что ты про него совсем забыл.
Димка пробормотал что-то невнятное, о том, что у него накопилось много материалов, которые надо срочно исполнять, многие уже просрочены, много вернули «на доп».
Виктор кратко рассказал о своем разговоре с девушками, еще раз посетовав непрошибаемому, убогому примитиву всех тех, кто с зеками связываются, всерьез думая, что это нормальные люди.
– Да ладно, тебе! Нас, ментов, думаешь, любят в народе?! – ухмыльнулся Новиков.
– Знаю. Кто-то ненавидит, а кто-то понимает, что просто мы обязаны охранять закон и порядок, кто-то к нам обращается за помощью, так как защитить больше некому. В войну, когда фашисты пришли, их ведь тоже, кто-то хлебом-солью встречал, а партизан и подпольщиков сдавал, искренне веря, что доброе дело делает, а кто-то а кто-то бил немцев, не щадя ни себя ни своих близких! Я ведь тоже ментов ненавидел, когда подростком был. А когда сам в милицию работать угодил, понял, что везде люди разные. И на гражданке есть «уроды» и порядочные люди. Также и в милиции есть нормальные, честные, а есть и откровенные «гандоны», стукачи, карьеристы, дебилы, уголовники… Особенно среди начальства и «блатных» их много. Так и сейчас, одни ментов ненавидят, а уголовников любят, пока не столкнуться с ними «на узенькой дорожке», другие понимают, что менты просто работают, как закон позволяет, а закон у нас, сам знаешь, на чьей стороне…
Сев за компьютер Виктор достал из папки свежие материалы, а так же те, что наработал за день и материалы, оставленные в столе. Некоторое время он просматривал материалы, однако мысли в голову не шли. Снова и снова вспоминалась растерянное лицо девушки, собиравшейся заявить на Малахова. Встав из-за стола, он накинул бушлат и вышел на крыльцо.
Стемнело. Дул слабый ветер. Холод почти не чувствовался. Виктор достал портсигар, зажигалку и закурил.
Как то раз, вечером, поздней осенью 1999 года к нему на опорный заявилась Куркина, - одна из старых прихожанок - пожилая полная женщина, проживавшая поблизости, в одном из частных домов. Ранее она часто ходила жаловаться на своего сына – алкоголика, который регулярно скандалил с ней, нигде не работал, бил ее, угрожал расправой, пропивал из дома вещи. В 1998 году, по одному из ее заявлений, удалось возбудить уголовное дело, в результате чего его осудили по ст. 158 ч. 2 УК РФ (за кражу) и, так как ранее он уже был судим условно, его посадили на три с половиной года, частично присоединив не отбытое условное наказание. На этот раз Куркина рассказала, что вскоре, после того как сына посадили, от него с зоны стали поступать «слезные» и «жалобные» письма, в которых он просил добиться его освобождения, утверждая, что он «все понял и осознал, и будет теперь вести себя достойно». Куркина, пройдя все судебные инстанции, получив везде отказ, поехала в Москву и подала прошение о помиловании сына в приемную президента. И вот, невозможное сбылось. Отсидев чуть более года, Куркин был освобожден по указу президента РФ «О помиловании», а не отбытый срок заменен на «условно». На этот раз Куркина поплакавшись на безобразное поведения сына написала разгромное объяснение, ксерокопию которого Виктор до сих пор хранил в архивных бумагах, в глубине своего рабочего стола: «…Домой возвратился 20 августа 1999г., получив при освобождении пенсию, сразу же напился пьяный, устроил скандал и драку в доме с братом. Зверски избил его. Продолжает ежедневно пьянствовать, каждую субботу и воскресенье пьет с Огурцовым – сосед – с которым в 1996г. обворовали меня. Сегодня пришел в 2 часа ночи пьяный. 9 октября на мои замечания прекратить пить и устроиться на работу ответил: «если хочешь жить, уезжай отсюда, а это тебе предупреждение»: взял камень и бросил в окно, где я сидела. Камень попал в раму, разбилось стекло. Только это меня спасло. За 2 месяца привлекался милицией к ответственности. Оштрафовали. Он пьяный очень опасен, ему все равно кого избить. Ранее без всякой причины избивал меня, брата. Дважды судим. Лечиться и работать не хочет. Очень опасен. Жить с ним в одном доме нельзя!»
Виктор, прочитав объяснение, попытаться выяснить у Куркиной, зачем же она так долго и старательно добивалась освобождения этого придурка, дойдя аж до самого президента. В ответ услышал лишь пространные рассуждения о том, что она «не знала и не ведала», что он будет таким после освобождения. Снова, уже в который раз, Виктору опять пришлось старательно, не стесняясь выражений, вдалбливать этой лоханке гражданской, что зеки, это чмо, которому на все насрать, которых волнует только собственная шкура и ограниченный набор телесных удовольствий!..