Месс-менд. Части I и II
Шрифт:
— На голосование!
Руки в черных перчатках радиусами легли на стол.
— За смерть Рокфеллера!
Поднялись две руки.
— За суточную проверку!
Поднялось шесть рук.
— Я скажу еще одно, — вмешался глухой и гортанный голос, которого до сих пор Сорроу не слышал. — Эта женщина — лучший наш помощник. Сегодня она убежала от Рокфеллера, опасаясь, что он раскрыл ее тайну. Чем убирать ее с дороги, поступим экономно.
— То есть как это?
— Дадим ей съесть Рокфеллера! — произнес глухой голос с таким страшным прищелкиванием зубов, что у Сорроу похолодела кровь. Наступило молчание.
— Он прав, — тихо поддержал кто-то, — пусть женщина мстит. Они сберегут нашу энергию, уничтожив друг друга.
— А теперь…
Сорроу увидел, как восемь рук в черных перчатках скрестились друг с дружкой в зловещем узоре, похожем на квадрат свастики. Лица приблизились к столу. Сорроу на мгновение ока схватил зеркало и передвинул его по оси, вглядываясь в сияющий круг. Что это? Сорроу задрожал всем телом. Вот первое лицо человека с черными руками, второе, третье, — великий боже, что это значит?!
Перед оцепеневшим Сорроу мелькнуло восемь лиц, похожих друг на друга, как две капли воды. И все эти лица были… лицами Артура Рокфеллера!
Глава тридцать девятая
Похождение матроса
— Эй ты, клёшник, куда бежишь? — крикнула бойкая торговка подсолнухами вдогонку молодому матросику, со всех ног мчавшемуся по направлению к гавани.
Но матрос, не останавливаясь, пробежал дальше. Он походил на сумасшедшего. Лицо его было искажено ужасом, каштановые локоны трепались за плечами. Изредка он вглядывался в клочок бумаги, зажатый у него в кулаке, и бежал дальше. Но вот матрос остановился, оглянулся, схватился за голову и помчался назад. На перекрестке он опять оглянулся, впился глазами в клочок бумаги и издал восклицание ужаса.
Улицы перед ним и улицы, план которых он держал перед собой, были не схожи. Вот тут, по плану, надо повернуть налево, а поворота нет. Здесь по плану должна быть церковь, а вместо нее перед матросом — мрачный извозчичий двор. А главное — гавани нет и помину, и как о ней спросить по-русски — он не знает.
В полном отчаянии матросик закрыл лицо руками и опустился на тумбу.
— Наклюкался, клешник, — сказал кто-то грубым голосом и толкнул его в спину. Вивиан, так как это была она, не шелохнулась. Грубый голос перешел в хохот и вдруг пробормотал по-английски:
— Погоди, погоди, скоро придет конец и тебе, и твоему флоту!
Вздрогнув, Вивиан чуть приоткрыла глаза и в щелку между пальцами поглядела на говорившего. Это был высокий старик с клюкой и в нищенском одеянии. На глазах у него были искусственные бельма, которые он поднял сейчас на лоб, совсем как очки. Рядом с ним шла грязная горбатая нищенка с седыми бровями и сверкающими черными глазами.
— Осторожней, граф, — сказала она шепотом, — может быть, этот мальчишка понимает по-английски.
— Если и понимает, так не сейчас. Он пьян! — насмешливо возразил старик, спустил свои бельма на глаза и зашагал вместе с нищенкой дальше.
Вивиан вскочила с места. Она не долго задумывалась над тем, что ей делать: Сорроу послал ее разыскать Лэна и Биллингса, но Вивиан заблудилась. Спрашивать дорогу она не может. А здесь перед ней нечто поважнее, чем поручение Сорроу. Надо выследить этих нищих, выследить их во что бы то ни стало!
Матросик спустил берет на лицо, сунул руки в карманы и пьяной походкой стал пробираться вдоль стен, не выпуская из виду парочку нищих. Они шли, ковыляя и изредка затягивая гнусавую песню, по самым безлюдным закоулкам Петрограда. Раза два одинокий прохожий протягивал им милостыню, и оба раза зоркие глаза Вивиан отмечали, что это не были деньги. Один раз нищий зашел в пивную, а горбатая старуха осталась ждать его у входа.
Тогда матросик тоже остановился, спрятавшись за тумбу, оклеенную объявлениями, и притворяясь мертвецки пьяным. Вивиан была уверена, что ее не заметили. Старик и старуха опять пустились в путь, не оборачиваясь в ее сторону, и на этот раз они не стали просить милостыню, а делали самые ужасные зигзаги, обходя черные дворы, прошмыгивая подъезды, перелезая пустынные заборы. Матросик с ловкостью акробата перелезал и прыгал вслед за ними, пока не заметил странной вещи: все эти кружения вели на Мойка-стрит, к тому самому дому, где находилось их общежитие.
«Странно! — подумала Вивиан. — Неужели они из шайки Чиче? Я послежу их до самого входа, а потом забегу к Сорроу, чтоб рассказать обо всем и снова взять адрес Лори».
Как кончились ее намерения, мы узнаем через несколько строк, а теперь воротимся на полверсты назад, к той самой тумбе, на которую села Вивиан, когда она убедилась, что потеряла дорогу. Внимание ее было обращено на старого нищего, и внимание нищего было обращено на матросика. Ни один из них поэтому не слышал странного шороха, доносившегося из железного котла, стоявшего среди улицы и предназначавшегося для варки асфальта.
Шорох был явственный и походил на драку. Трое взрослых мужчин вцепились друг другу в волосы с похвальными намерениями соблюсти дисциплину.
— Ни с места! Сорроу не велел! — шептал один, тузя другого.
— Сам ни с места, и тебе не велел! — рычал другой.
— Никому не велел, — шипел третий, наваливаясь на обоих, державших его за ноги свободными руками.
— Уф, мы опрокинем котел! — вырвалось у первого. — Черти, дайте отдышаться. Ай, она уходит, уходит, уходит!
В ту же минуту из котла показались три всклокоченные головы, и на мостовую один за другим выпрыгнули Лори, Биллингс и Нэд.
— Она уходит! — простонал Лори, глядя вслед удаляющемуся матросику. — Братцы! Сорроу не велел нам заговаривать с ней на улице, чтоб не испортить дела. Но он ничего не говорил насчет прогулки. Понимаете?
— Ладно, не дураки, — ответил, ухмыльнувшись, Биллингс, — кому это помешает, скажите, пожалуйста, если мы проводим ее до дому, деликатно, разумеется!
Они взяли друг друга под руки, нахлобучили шапки и осторожно направились по стопам кудрявого матросика, держась теневой стороны улицы.