Месс-менд. Части I и II
Шрифт:
На этом месте волнение мистрисс Друк достигло такой точки, что слезы ее величиной с горошину начинали прямо-таки барабанить по спине Молли, причиняя ей мучительное хвостокружение.
— Молли, поди сюда, — звала ее мистрисс Друк через несколько минут, наливая ей молоко, — кушай, кушай, и за себя, и за нашего голубчика… как он, бывало, любил молочко. Выпей, говорю я ему, а он… ох, мочи моей нет, ох, уж хоть бы померла я, — он отвеча-ает, бывало: нне… нне… приставайте, мамаша!
Рыдания мистрисс Друк длились до тех пор, покуда блюдце в дрожащих руках ее не переполнялось свыше всякой меры. Молли тряслась всем телом, опуская в него язык, свернутый трубочкой. Но после двух-трех глотков она неистово фыркала, ощетинивалась и стрелой летела в кухню, прямо к лоханке, в надежде освежиться пресной водой. Увы! В мире, окружавшем мистрисс Друк, пресной воды не было. Влага, подвластная ее наблюдению, оседала в желудке сталагмитами и сталактитами. Если б Молли знала Библию, она могла бы сравнить свою хозяйку с женой Лота, превратившейся в соляной столб, заглядевшись на свое прошлое.
Но Молли не знала Библии и в одно прекрасное утро прыгнула в окно, оттуда на водосточную трубу, с трубы в чей-то цветочный горшок, с цветочного горшка кубарем по каменным выступам вниз, вниз, еще вниз, пока не вцепилась со всего размаху в пышную дамскую прическу из белокурых локонов, утыканных гребешками, шпильками и незабудками.
— Ай! — крикнула обладательница прически. — Погибаю! Спасите! Летучая мышь!
— Совсем наоборот, летучая кошка, — флегматически ответил ее спутник, заложив руки в карманы.
— Натаниэль, спаси, умираю! — вопила урожденная мисс Смоулль, ибо это была она. — Мышь ли, кошка ли, она вгрызлась в мои внутренности! Она меня высосет!
По-видимому, между супругами Эпидерм уже не существовало гармонии душ. Во всяком случае, угроза высосать внутренности мистрисс Эпидерм была встречена ее мужем с полной покорностью судьбе.
— Изверг! — взвизгнула урожденная мисс Смоулль, швыряя зонтиком в мужа. — Умру, не сделав завещания, умру, умру, умру!
На этот раз Натаниэль Эпидерм вздрогнул. Очам его представилась картина многочисленных претендентов на наследство его жены. Он схватил оцепенелую кошку за шиворот, рванул ее; что-то хряснуло, как автомобильная шина, и колесом полетело на дорогу.
Оглушительный хохот вырвался у прохожих, лавочника, газетчика, чистильщика сапог. Мистер Эпидерм взглянул и обмер. Перед ним стояла его жена, лысая больше чем Бисмарк, лысая, как площадка для скэтинг-ринга, как бильярдный шар.
— Вы надули меня! — заревел он. — Плешивая интриганка, вы за это поплатитесь! Адвоката! Иск!
Между тем внимание прохожих было отвлечено от них другим необычайным явлением: несчастная Молли, запутавшаяся в локонах и незабудках мисс Смоулль, обезумела окончательно и покатилась вперед колесом, нацепляя на себя в пути бумажки, тряпки, солому, лошадиный помет и папиросные окурки.
— Га-га-га! — заревели уличные мальчишки, летя вслед за ней.
— Что это такое? — спросил булочник, выглянув из окна и с ужасом уставившись на пролетающее колесо. Но в ту же секунду оно подпрыгнуло, укусило его в нос и, перекувырнувшись в воздухе, полетело дальше.
— Держи! Лови! Саламандра! — и булочник, со скалкой в руке выпрыгнув из окна, понесся вслед за колесом, неистово осыпая мукой мостовую и воздух.
Напрасно полисмен, воздев оба флага, останавливал безумную процессию. Она неслась и неслась из переулка в переулок, покуда он не вызвал свистком целый наряд полиции и не понесся вслед за нею. Толпа народа запрудила все тротуары. Староста церкви сорока мучеников разрешил желающим за небольшое вспомоществование приходу усесться на балюстрадах церкви. Окна и крыши были усеяны любопытными. Учреждения принуждены были объявить перерыв.
— Я вам объясню, что это, — говорил клерк трем барышням, — это биржевой ажиотаж, честное слово.
— Откуда вы взяли? — возмутился сосед. — Ничего подобного! Спросите булочника, он говорит, что это реклама страхового общества «Саламандра».
— Неправда! Неправда! — кричали мальчишки. — Это игрушечный дирижабль!
А колесо катилось и катилось. С морды Молли капала пена, желтые глаза сверкали в полном безумии, спина стояла хребтом. Метнувшись туда и сюда и всюду натыкаясь на заставы из улюлюкающих мальчишек, Молли пронеслась в единственный свободный переулок, ведущий к скверу, и волчком взлетела на дерево, как раз туда, где между ветвями чернело воронье гнездо.
— Карр! — каркнула ворона, растопырившись на яйцах. Но Молли некуда было отступать. Фыркая и дрожа, в локонах, незабудках, бумажках и навозе, она двинулась на ворону, испуская пронзительный боевой клич. Та взъерошилась в свою очередь, подняла крылья, раскрыла клюв и кинулась прямо на Молли. Пока этот кровавый поединок происходил высоко на дереве, внизу, в сквере, разыгрались другие события.
В погоне за саламандрой наметились две партии: одна мчалась на сквер со стороны церкви, возглавляемая булочником, церковным сторожем и депутатом Пируэтом, затесавшимся сюда со своим секретарем, портфелем и бульдогом. Другая, летевшая с противоположной стороны и состоявшая из газетчиков, чистильщиков сапог и мальчишек, вынесла на первое место толстого, красного человека в гимнастерке, с соломенной шляпой на голове.
Стремительные партии наскочили друг на друга, смешались в кучу, и церковный сторож вместе с депутатом Пируэтом получили от красного человека по огромной шишке на лоб.
— Сэр! — в негодовании воскликнул депутат. — Я неприкосновенен! Как вы смеете!
— Плевать! Не суйтесь! — заорал красный человек.
— Так его, жарь, бей! — поддерживали со всех сторон разгорячившиеся янки. — Лупи его чем попало!
— Полисмен! — кричал депутат. — Буйство! Пропаганда! Тут оскорбляют парламент и церковь!
— Так и есть, — мрачно вступился булочник, — это большевики, ребята! До чего они хитры, собаки! Выпустили саламандру, чтоб агитировать за торговое соглашение. А нашему зерну пробьет смертный час, провалиться мне на этом месте.
— Истинно, истинно! — поддержал его церковный сторож, прикладывая к шишке медную монету. — Голосуйте против, пока эта саламандра не сгинет!
— Эка беда! — орал красный человек. — Торговое соглашение! Что тут плохого поторговать с Советской Россией! Я сам торговый человек. Выходи, кто против соглашения! Раз — два!
Депутат оглянулся по сторонам. Его партия следила за ним горящими глазами. Он понял, что может потерять популярность, оттолкнул бульдога и секретаря, бросил портфель, скинул пиджак, засучил рукава и с криком: «Долой соглашение!» ринулся врукопашную. Спустя полчаса наряд полиции уводил в разные стороны борцов за и против соглашения, а карета «Скорой помощи» нагружалась джентльменами, получившими принципиальные увечья. Толстяк вышел победителем, а депутат потерял бульдога, портфель и популярность.