Месс-менд. Роман
Шрифт:
Га!-закричали арабы, надвигаясь на полицейского.
– Гарун, продавец мочалы, прав! Чего вы пришли хозяйничать на нашей земле, рабы английских псов?! Уходите обратно!
– Бунт!
– пролепетал румынский князь с перекошенным судорогой лицом.- Апопокас, собери девичник, запри кассу, уложи вещи, приготовь все к отъезду. Мы погибли, если не улизнем!
Пятясь спиной от арабов, оба доблестных румына, зеленые от тошнотворного страха, добрались до собственных комнат, где уже сидел, трясясь, как сито в руках булочника, Врибезриеку, всем своим туловищам защищая сундук с деньгами.
Между
46. ТРУДКНИЖКА
В русском представительстве, на лестнице, втянув положу в плечи, сидит верный Мамук. Не ушел он услышать шорок приближающихся шагов но гравию, как уже узнал своего господина.
– Саиб, - шепнул он, бесшумно, как кошка, кидаясь к товарищу Прочному, - сегодня большой день для араба! Файсал не будет больше выколачивать из нас последние куруши! Файсал больше не правит арабами! Так говорил мне верный человек, приехавший из Багдада!
– Хорошо, Мамук, не давай своему языку убегать вперед от туловища, чтоб он не заблудился, - лукаво ответил русский..
– Видишь этих ханум? Мы их рекомендуем в паше подданство. Зажги свет, вызови секретарей!
Через минуту обширная приемная, устроенная в персидском стиле, с мозаичным мраморным полом, лазурными карнизами и - ожерельем мавританских полуарок по углам, наполнилась толпою девушек. Секретари засели за свои конторки. Лампочки зажжены. А Мамук опять бросился на лестницу жадно слушать рассказы и - шорохи самой заразительной музыки в мире - революции. Сотни людей с факелами пробегали вниз к набережной. Религиозная процессия, оттиснутая мятежниками в Восточную часть города, вынуждена была раньше положенного, срока выйти на шоссе к Бассоре для того, чтоб встретиться у Элле-Кум-Джере с двумя другими потоками: одним, идущим из Бассоры, и другим - из Багдада. И яростные крики мятежников, достигнув фанатиков кавендишизма, слились в один сплошной рев, подзадоривая толпу против единственного врага: англичанина - убийцы пророка Гусейна, убийцы нового пророка - Кавендиша…
«Ризэ-Азас-Эмруз! Мщение! Мщение!»
«Хорошо!
– думал Мамук, от нетерпения сжимая руками собственные пятки.
– Очень хорошо! Очень, очень хорошо арабу!»
– Э, ханум, вы куда?
Последний вопрос обращен к статной, высокой женщине, тихо вынырнувшей из темноты. Не отвечая, она отвернула от Мамука искаженное, бледное лицо, обрамленное черным капюшоном, взошла по лестнице и проникла в зал… Здесь на нее напала странная робость. Красавица плотнее надвинула капюшон и, оглянувшись, увидела толпу девушек, бежавших из виллы «Гонория». Они стояли у столика, за которым деловитый парень грыз перо.
– Анкету, товарищи, - бормотал он на плохом английском языке.
– Первым делом заполняйте анкету. Кто это написал «проститутка»? Вы, товарищ Сарра? Такого звания у нас в Союзе нет… Товарищ, не напирай, по очереди!
Красавица в капюшоне прислушалась и задрожала. Невольно она схватила чью-то хрупкую, детскую ручку, сжала ее и спросила властным, глуховатым топотом:
– Что это такое?
Детская, хрупкая фигурка обернулась. Очаровательное личика с веснушками возле носа и широкими голубыми глазами мелькнуло перед - статной женщиной. Глаза их встретились, и обе вскрикнули.
Вы?
– радостно вырвалось у Минни.
– Вы, красивая дама из гаммельштадтской тюрьмы! Вы тоже попали в притон? Вы хотите принять русское подданство?
– Вы, - отозвалась бывшая леди Кавендиш, - маленькая пиголица коммунистка! Вы с падшими женщинами? Что это значит?
– Падших женщин тут нет, гражданка!
– сурово окликнул секретарь.
– Падшие у нас только - скоты при эпизоотии, которые поколели. Станьте в очередь. Кто следующий?
– Записывайтесь с нами!
– взволнованно шепнула Минни, сжимая крепкую руку своей соседки.
– Здесь оставаться нельзя. Иностранцам будет туго, пока их отсюда не выкурят. Вас увезут в Бейрут или в Яффу!
Красавица блуждающими глазами оглядела зал. Первый раз в жизни рука - ее чувствовала дружеское пожатие. Хрупкие пальчики оплели ее пальцы, как плющ. Что-то пробегало от них к ней и кровь, что-то странное, теплое, ослабляющее, напиток, никогда не заставлявший дрожать ее сердце, - нежность… Жесткая складка у слишком алых губ дрогнула. Жестокий блеск из слишком ярких глазах потемнел. Она вырвала руку, подошла к столу, крикнула глуховатым голосом:
– Начальник! Зовите сюда начальника! Важное дело!
Дедушки изумленно расступились. Товарищ Прочный подошел к столу. Тогда одним взмахом, красавица сбросила с себя плащ и очутилась в легком черном трико циркача, обтянутом алым кушаком!
– Я Бен, канатный плясун, - произнес глуховатый голос.
– Немцы наняли меня выкрасть письмо у лорда Антрикота. Вот это письмо. Читайте! В ваших руках оно будет вернее, покуда человек, о котором здесь говорится, не будет затравлен, как дикий кабан!
Оскалив зубы, с торжествующей ненавистью канатный плясун протянул русскому сложенный вчетверо документ.
Товарищ Прочный развернул письмо. Поглядел на подпись. Легкая краска бросилась в невозмутимое лицо. Приподняв брови, он медленно, слово за словом, прочитал документ, сложил его и протянул секретарю.
– Здесь есть штемпель и номер представительства Всемирного банка, письмо занесено во входящие ведомости. Спрячьте его тщательно. Этот документ…
Гав-гав-гав-гав!
– неистовый, мрачный, почти озлобленный лай потряс воздух. Огромный, нескладный псина с мордой неизлечимого меланхолика кинулся в толпу, дополз, дико колотя по полу обрубком хвоста, до стройных ног циркача, обнюхал их, завизжал, сделал попытку укусить, а потом замер, уткнув в них нос, с видом покорного любовника, ложащегося под башмак.