Мессалина. Трагедия императрицы
Шрифт:
Вне себя от распиравшей ее гордости, Мессалина кивнула Порции, чтобы та взяла расплакавшуюся Октавию на руки, и величественно двинулась к носилкам, выпятив вперед выпиравший живот. Вот он, миг ее торжества, момент исполнения заветной мечты ее жизни! Это сон, наваждение, морок! Ни ей, ни Клавдию никогда и в голову не могло прийти, что они могут стать хозяевами Палатинского дворца. Разумеется, они говорили об этом, но их мечты носили скорее характер шутки, а никак не веры в то, что такое может произойти.
Плавно покачиваясь в носилках, Мессалина представила, как она будет помыкать Клавдием, заставляя всю империю исполнять ее капризы, и еще больше раздулась от гордости. Надо будет составить список всех своих врагов и понемногу избавиться от них руками дурака-мужа. Держитесь, матроны, морщившие нос при ее появлении, вам еще придется пожалеть о своем поведении!
Вот и Палатин, покрасневший под лучами заходившего солнца. Предмет ее вожделения, в который прекрасная римлянка попадала раньше только в качестве мужской утехи. Теперь она матрона номер один в империи, и никто никогда не сможет ее унизить.
При въезде в императорскую резиденцию ей отсалютовали преторианцы, как если бы она уже была императрицей, и эта малость так умилила Мессалину, что на ее глазах выступили слезы..
Видимо, Клавдию сообщили о ее прибытии, потому что он сразу же вышел ей навстречу и проводил в отведенные императорской супруге покои, в которых раньше жила Друзилла, а затем Цезония — ассоциация не самая приятная.
Руки рабынь уже поработали над комнатой, приводя ее в порядок, и Мессалине не осталось ничего от старых хозяек Палатина — ни осколка грифеля, ни старой баночки с притираниями. Счастливая Мессалина обвела сумасшедшим взглядом свое новое жилище, украшенное золотом, мозаикой и слоновой костью:
— Клавдий, неужели это все мое? Мы больше не вернемся в собачью будку, которая по какой-то странной ошибке называется твоим домом?
— Нет, дорогая, не вернемся. Чуть позже будут готовы комната для Октавии и родильная. Ты же, наверно, как и я, ждешь появления на свет маленького Клавдия?
— Ты имеешь в виду ребенка или кое-что иное?
— Разумеется, ребенка, думать об остальном мне некогда. Располагайся, я к тебе еще загляну попозже, а пока позволь, я тебе пришлю чего-нибудь подкрепиться. Я сам так оголодал, что скоро начну падать от истощения. Пойду предупрежу повара, чтобы приготовил нам мурену, раков и какие-нибудь пирожки.
Он поднялся с кресла, собираясь идти исполнять свой план.
— Клавдий! — ласково окликнула его Мессалина, и когда тот обернулся, уточнила: — Не «я пойду», а «я пошлю кого-нибудь». Не забывай, дорогой, что ты властитель огромной империи. Веди себя соответственно этой высокой чести.
— Я отказался от звания императора, — сообщил он невпопад.
— Но не от его функций? — лукаво уточнила Мессалина. — Слова — что? Тлен. Главное, чтобы ты обладал реальной силой, а она, судя по всему, у тебя есть. Так пусть же внимательно выслушают твои приказы. Что ты собираешься делать?
Клавдий растерянно пожал плечами:
— Пока еще не знаю. Хочу начать свое правление с отдания должных почестей нашим почившим родственникам, а перед этим казнить всех заговорщиков, убивших Калигулу. Я, конечно, очень им признателен за такой переворот в своей жизни, но не собираюсь поощрять всяческие бунты.
После маленького домика, в котором последнее время прозябал со своей семьей будущий император, огромный дворец на Палатине показался ему и его супруге еще более роскошным, чем раньше.
Мессалина подарила мужу наследника, названного Тиберием Клавдием Цезарем Британиком, и теперь заслуженно предавалась неге, командуя огромным штатом прислуги, старавшейся угадать любое ее желание по одному движению бровей.
Сбылась ее мечта: императорская диадема, дворец на Палатине и весь мир у ее стройных ног. Но оказалось, что и у местных роз есть свои шипы. Дорвавшийся до власти и роскошной жизни Клавдий совершенно забросил супругу, проводя дни и ночи в пирах, где пьянствовал в окружении толпы женщин, ловящих каждое его слово. Забывший о веселье Рим понемногу оживал после смерти Калигулы, радуясь, что можно не бояться быть убитым за любое, даже самое невинное слово.
Правда, приход Клавдия во власть все-таки не обошелся без крови: по его приказу были казнены убийцы Калигулы — Херея и его соратники, и их тела сволокли по Гемониям в Тибр, но для города с миллионным населением это такая мелочь!
Как нельзя кстати подоспела свадьба императорской дочери от первого брака Клавдии Антонии и Гнея Помпея Магна. Мессалина была так рада обретению нового статуса, что довольно сердечно встретила свою предшественницу на мужнином ложе Эмилию Пецину и имела с ней вполне приятный разговор о преимуществах использования экскрементов крокодила при изготовлении крема для лица.
Была и еще одна неприятность, сильно омрачившая безоблачное настроение Мессалины. Чтобы завоевать расположение черни, вспоминавшей Калигулу чуть ли не с благоговением, Клавдий решил вернуть из ссылки его сестер Ливиллу и Агриппину. Это было просто возмутительно! Мало того, что изредка навещавшая мать Мессалина была вынуждена общаться с капризным сыном злоречивой сестрицы Гая Цезаря, так теперь еще и с ней придется сталкиваться в дворцовых переходах! А если учесть, что та явится в Рим злая, как оса, то неприятностей от нее не оберешься. А тихоня Ливилла будет во всем поддерживать сестрицу. Вот уж воистину «В тихом омуте…». Мессалина попробовала закатить мужу скандал — прием, никогда не дававший сбоев, — но в этот раз всегда покладистый Клавдий проявил неслыханное упорство и, невзирая на истерики супруги, отправил за родственницами почетный эскорт, словно в город возвращались не две потасканные преступницы, а прибывал персидский царь.
Этого Мессалина простить ему не смогла, а поскольку в распоряжении римской матроны есть только три способа досадить мужу: запилить его до смерти, отказать в доступе к собственному телу или изменить с человеком, стоящим гораздо ниже его на социальной лестнице, то она выбрала самый приятный вариант.
Гуляя в дворцовом розарии, оскорбленная супругом императрица дала аудиенцию своему отставленному любовнику — лицедею Мнестеру, которому совсем не хотелось наживать врага в лице императора, продолжая встречаться с его супругой.