Мессианское наследие
Шрифт:
Ранее мы уже говорили о различии между родовым мифом и мифом-архетипом. Мы обсуждали вопрос о том, как мифы ар-хетипического плана ведут к борьбе с самим собой и признанию того, что сближает и объединяет людей, тогда как родовые мифы, создавая козла отпущения и образ врага, ведут к само-возвеличиванию и самопрославлению и акцентируют внимание на различиях между народами. Любой миф, как мы уже говорили, сам по себе может стать либо родо-племенным, либо архетипическим, в зависимости от того, какие именно аспекты он подчеркивает и как он это делает.
По своей сути христианская мифология носит архетипический характер. Именно в этом архетипическом измерении заключается универсальность и привлекательность христианства. Независимо то того, признаем ли мы Божественную природу Иисуса или нет, сама история христианства в том виде, как она изложена в его учении, в Евангелиях и Деяниях Апостолов, представляет собой неиссякаемый кладезь архетипов и их вариантов. На этом уровне христианство может многому научить, в частности — пониманию природы и смысла жертвоприношений, отношений человека
С другой стороны, можно выделить и родо-племенные черты христианства — элементы, которые сводятся к авторитарному нажиму на других, навязыванию им своих ценностей, что дает христианской элите (иерархии) чувство уверенности в своей правоте, святости и избранности. Именно такова ориентация представителей американского фундаментализма и связанных с ним организаций за рубежом.
Фундаментализм базируется не на признании таких христианских добродетелей, как милосердие, всепрощение и готовность понять другого, а на войне — точнее, воображаемом и ожидаемом сражении между самозваным «воинством Божьим» и Его врагами. Многообразие реальности сводится к упрощенным категориям типа «мы» и «они». Вера идентифицирует себя, отталкиваясь от противного и определяя своих адептов по всему тому, кем и чем они не являются. Все то, что противостоит неким базовым принципам и персонам — естественно, не Самому Иисусу, но определенной конгрегации «христиан» и их идиосинкратической версии толкования Священного Писания, и ipso facto [165] предаются проклятию.
165
Ipso facto (лam.) — в силу этого, по этой причине. (Прим. пер.)
В результате всего этого христианство резко утрачивает свою универсальную применимость. Вместо этого оно становится выражением куда более узкой и ограниченной системы ценностей. Таким образом, христианство становится синонимом системы ценностей средних американцев. Бог воспринимается как своего рода патрон, скажем, городка Пиория в штате Иллинойс, и такие провинциальные местечки начинают рассматриваться как отражение неба на земле. Знаменитая легенда Достоевского о Великом инквизиторе становится как ничто другое все более и более актуальной, несмотря на то, что с момента написания романа «Братья Карамазовы», в состав которого она входит, прошло уже более века. Если бы Иисус действительно возвратился, пришел в Пиорию и начал проповедовать, Он был бы немедленно арестован, помимо всего прочего, как лицо без американского гражданства, ведущее подрывную пропаганду. Даже если бы Его узнали и Его личность была бы установлена, Он все равно был бы подвергнут аресту и выслан. Нет никакого сомнения, что Его реальная проповедь вступила бы в противоречие с «верой», распространяемой от Его имени. Лидеры этой веры, которая обрела статус общественного, культурного и политического института, не пожелали бы рисковать подвергнуться осуждению в результате Его прихода или, что более вероятно, публично отреклись бы от Него.
Но хотя в современном фундаментализме есть немало такого, что Сам Иисус — все равно, историческая личность или объект веры — счел бы ужасным, нелепым, прямо кощунственным и решительно аморальным по отношению к Его собственным взглядам, есть один важный аспект, который Он мог признать и счесть вполне уместным. Этот аспект — мессианские ожидания, апокалипсическая истерия, напоминающая те самые Последние времена I в. н. э., в которые Ему пришлось жить.
Таким образом, посредством весьма упрощенного подхода, возникшего почти две тысячи лет назад и с тех пор практически не изменившегося, безнадежно отстав от исторического развития, многие американцы в наши дни стремятся постичь смысл бытия современного мира. Сам факт, что они пытаются это делать, отражает отсутствие других альтернатив, иных принципов оценки реальности в целом, которая все больше выходит из-под контроля.
Как мы уже отмечали, апокалипсическая истерия может выполнять и вполне функциональную роль, связывая основную мифологему с конкретной эпохой и наделяя неким подобием смысла фрагментарную, рассыпающуюся реальность. Несомненно, так обстояло дело в прошлом, и происходило это — в зависимости от исторической конкретики — с большей или меньшей эффективностью. Однако мы не можем допустить, чтобы эта же модель стала и основной мифологемой в наши дни, потому что, как мы уже подчеркивали, человечество сегодня вполне способно устроить своими собственными силами апокалипсис, Армагеддон и возложить на Бога ответственность за хаос и катастрофу. И если истерии американского фундаментализма
А теперь хотелось бы высказаться более определенно. Конечно, вопрос о «самоистреблении человечества» пока не стоит. «Человечество» не имеет никакого желания устраивать подобные катаклизмы. Арабы в своем большинстве вовсе не горят желанием истребить израильтян в «массовом масштабе», равно как и большинство израильтян не жаждут оккупировать Айван. Аргентинцы также не проводили референдума по вопросу о том, оккупировать ли и Фолклендские острова. То же самое можно сказать и о русских в Афганистане, и об американцах во Вьетнаме. Точно так же отнюдь не всеамериканцы стояли за акциями Рональда Рейгана, не все советские люди — за авантюрами Михаила Горбачева, не все британцы — за силовыми действиями Маргарет Тэтчер, и не все французы единодушно поддерживали акции Франсуа Миттерана. И никоим образом не все человечество, а пугающе узкий круг политических фигур, некоторые из которых были избраны более или менее «демократическим» путем, другие — нет, будет реально решать вопросы жизни и смерти на всей нашей планете в целом. Некоторые из них — вполне интеллигентные и ответственные люди, другие же начисто лишены воображения, бесчувственны и попросту глупы. Иные откровенно некомпетентны. Есть среди них и люди с явно нездоровой психикой, и душевнобольные. И тем не менее именно они одним росчерком пера на документе могут посылать многие тысячи людей в бой, решать вопрос о национальности того или другого человека, определять условия, в которых живут миллионы людей, судить о том, куда человек может пойти, а куда — нет, что он может делать и чего не может. Именно они, прочертив на бумаге линию, вправе устанавливать границы — условные барьеры между государствами, столь же реальные и непроницаемые, как и настоящая стена. Они могут приказать возвести реальную стену, чтобы придать материальную осязаемость той фиктивной «границе», которую они сами же проложили. И именно они, а не «человечество», способны устроить на земле самый настоящий апокалипсис.
Вряд ли стоит говорить о явной дикости и нелепости подобной ситуации. Если судить по строгим меркам морали, в существовании такого рода кружка людей есть что-то недостойное, коварное, ибо именно им позволено не просто выступать от имени всего рода человеческого, но и фактически решать его будущее, особенно если учесть, что такая закулисная элита постоянно оказывается не в состоянии подтвердить свою компетентность и квалификацию. В то же время крайне маловероятно, что существующее положение дел может измениться. Многие режимы как в прошлом, так и в настоящем просто не имеют выбора вариантов, и, даже если такой выбор порой существует, он чаще всего сводится к выбору различных вариантов бездарности. Мы у себя, в странах западной демократии, все чаще убеждаемся в собственной беспомощности, подобно тому как мы смиряемся с неожиданными перепадами климата. Чем более непонятным и далеким от народа становится государственная власть, тем больше она напоминает стихийные силы природы. В конце концов, «засуха» мнений в духовной сфере мало чем отличается от засухи, вызванной изменением климата.
Но хотя очень приятно слышать хотя бы несколько трезвых голосов, не следует банальным молчанием в знак согласия санкционировать невежественность и некомпетентность. Даже засухи (или неурожаи), вызванные непогодой, порой можно отмолить, как то продемонстрировал крестовый поход «Живая помощь» Боба Джелфорда — самый настоящий крестовый поход от имени всего человечества, в основе которого — то общее, что объединяет людей, а не племенные различия и враги в роли козла отпущения. Если бы мы обладали такой же энергией, как «Живая помощь», чтобы справиться с «природными катастрофами», разве мы не смогли бы мобилизовать подобные силы, чтобы справиться с теми бедами и препятствиями, которые мы сами, своей собственной небрежностью, создали себе в своих делах? Это, разумеется, не означает «революций», стачек, маршей, петиций и прочих «массовых движений», в основе которых лежат лозунги — столь же пустые, как и та политическая риторика, которой они стремятся противостоять. А это означает личную ответственность за создание и формирование мнений.
Большинство политических и религиозных лидеров в наши дни сами испытывают страх и неуверенность, не имея четких и ясных целей. Многие из них в состоянии предложить своим приверженцам лишь временные суррогаты смысла. Если мы отнесемся к этим подменам некритично и примем их, мы так и останемся в плену у собственной беспомощности. Если вера возникает слишком беззаботно и напоминает скорее моду, она непременно будет обманута и превратится в ненависть к тем, кто рассчитывал воспользоваться доверием людей. Именно в такие моменты люди не берут ответственность за формирование общественного мнения на себя, а просто пассивно пользуются второсортными подержанными суррогатами. Чем больше самостоятельных решений мы принимаем, тем меньше возможностей мы оставляем другим решать все за нас.