Мессия очищает диск
Шрифт:
В общем, Голубой Писец – и все!
– …На сегодня хватит, – прервал излияния распорядителя старший дознатчик.
И наконец взглянул в сторону судьи Бао, подняв брови, будто только что его заметил.
– А-а, вот и еще один заговорщик! – радостно потер он руки.
Голубой Писец явно колебался – записывать эти слова или нет? – и решил на всякий случай записать.
– Освобождай место для следующего, – приказал дознатчик палачу, и крепыш принялся снимать с дыбы охающего распорядителя.
Судья стоял, впервые в жизни глядя на процесс
Наконец конфуцианца сняли с дыбы, наскоро вправив вывихнутые суставы, и волоком потащили мимо судьи – хорошо, хоть не за ноги, как начальника уезда.
– Как сказал бы благородный учитель Кун-цзы… – Судья Бао хотел подбодрить товарища по несчастью, когда того протаскивали мимо, однако бывший конфуцианец грубо выругался, добавив сквозь зубы:
– Вот его бы сюда!.. На дыбу их, мудрецов!.. На дыбу!
– Разговорчики! – строго прикрикнул дознатчик, распорядитель немедленно заткнулся, а выездной следователь подумал, что действительно с куда большим удовольствием делил бы тюрьму и пытки с учителем Куном, чем с его неверным последователем.
Дверь захлопнулась. С судьи мигом сорвали одежду, надели освободившуюся кангу, больно прищемив при этом кожу на шее, и поставили на колени перед столом старшего дознатчика, не забыв сковать руки кандалами.
Позади возник палач с тяжелым батогом в руке.
«Батоги – с первого допроса?! – изумился Бао. – Это же вопиющее нарушение „Пыточного канона“!»
Однако смолчал.
– Итак, признаешься ли ты, мятежник и заговорщик по имени Бао Лунтан, в том, что… – донесся до него злорадный голос дознатчика, – …выполняя обязанности судьи в городе Нинго, состоял в сговоре с начальником уезда, главным казначеем, монахом Банем, генералом Чи Шу-чжао и другими лицами, пытавшимися подло убить сиятельного принца Чжоу?
Ответа вопрос не подразумевал – такова была положенная форма зачтения обвинения, да Бао и не собирался отвечать – поэтому совершенно не ожидал обжигающего удара, обрушившегося на него.
Три удара подряд.
Тяжелым батогом.
Это было больно.
И стыдно.
И выдержать второе было куда труднее, чем первое.
– Признаешься ли ты в том, – как сквозь вату донеслось до выездного следователя, – что, используя свое положение судьи, всячески затягивал следствие и отводил подозрение от истинных виновников, сообщая Чжоу-вану через его распорядителя, который тоже был с вами в сговоре, лживые сведения?
Батог взвился и опустился.
Трижды.
– Признаешься ли ты, что составил облыжный доклад о принце Чжоу и тайком отправил его в Столицу, дабы, обвинив кровнородственного вана, покрыть истинных мятежников?
Три удара.
– Признаешься ли ты, что по поручению начальника уезда вместе с магом-мошенником Лань Даосином ездил на тайную встречу со смутьянами иных уездов, дабы передать послание начальника уезда и монаха-изменника Баня?
Три жгучих, рвущих кожу удара.
На этот раз палач не церемонился, от души хлестал.
Да сколько же пунктов будет в их обвинении?!
…Неужели все?
Чиновник молчал, и палач не спешил пускать в ход свой бич.
– Есть ли у тебя, мятежник и заговорщик Бао Лунтан, что сообщить по существу предъявленного обвинения?
– Есть! – хрипло выдохнул судья и с трудом поднял голову.
Палач глянул на дознатчика и отступил на шаг: не стоит мешать преступнику каяться!
Но на лице заплечных дел мастера отразилось нечто вроде легкого разочарования.
– Во-первых, господин старший дознатчик, я должен заявить, что вы ведете допрос c грубыми нарушениями «Пыточного канона», каковой является обязательным к исполнению всеми судебными чиновниками!
– Не пиши этого, болван! – прошипел дознатчик Голубому Писцу.
– Простите, господин старший дознатчик, но я уже записал! – испуганно ответил тот. – Замазать?
– Тогда, может быть, смутьян просветит нас в этом вопросе? – ехидно осведомился дознатчик у судьи.
– Если бы вы уделяли больше времени совершенствованию в своем деле, – едко ответил выездной следователь, – то знали бы: в первый раз гражданского преступника допрашивают без применения телесных наказаний, и лишь при непочтительном отношении к дознатчику он может быть бит плетьми – а не батогами! – и то не более семи ударов! Если же преступник упорствует в течение пяти дней, то ему назначают регулярное наказание плетьми, до двадцати ударов в день. В следующие пять дней преступника дозволяется бить тяжелыми батогами; дальше идет битье батогами с зажиманием пальцев в тиски, подвешивание на дыбу, пытка горящим веником…
О дальнейшем судье говорить не хотелось, и он умолк.
Голубой Писец увлеченно чиркал кисточкой.
– Записал? – поинтересовался дознатчик.
– Записал! – гордо подтвердил писец.
– Положи отдельно. В протокол не включай, но и не выбрасывай – пригодится.
И снова обернулся к судье Бао.
Палач же смотрел на выездного следователя с нескрываемым уважением.
Впрочем, уважаемый палачом сянъигун этого не видел.
– Мы обязательно воспользуемся вашими рекомендациями, – радушно улыбнулся чиновник, и судья про себя отметил обращение на «вы». – Но ведь никто не мешает нам и ускорить описанную вами процедуру, ведь так? Кроме того, раз мы уже начали с батогов, то глупо было бы возвращаться назад! Вы не находите?
Выездной следователь молчал.
– Однако, я полагаю, – не дождавшись ответа, продолжил старший дознатчик, – что со столь умным и эрудированным в своей области человеком, как вы, уважаемый Бао, нам удастся договориться и без горящего веника. Вы меня понимаете?
Вторично не дождавшись ответа, дознатчик повернулся к палачу:
– Оставьте нас.
Несколько замявшись, палач приковал Бао к кольцу в стене и вслед за стражей покинул допросную залу. Голубой Писец остался на месте, а дознатчик не обратил на него никакого внимания.