Мессия очищает диск
Шрифт:
В некоторых из промежуточных жизней тоже встречались знакомые вспышки.
Дважды они заканчивались смертью.
Но ни разу выездному следователю не удалось увидеть, что делали эти двое в роковые для них (и не только для них!) минуты.
Просветление прочно хранило свою тайну от непосвященных.
«С чего же все началось? – Судья Бао устало откинулся на спинку кресла, не вполне понимая, что имеет в виду под словами „все началось“. – С постройки монастыря у горы Сун? С рождения Будды Шакьямуни? Или еще раньше, с появления рода человеческого? А может, –
– Собственно, а почему бы мне не проверить это?! – внезапно судью осенило.
Он уже успел открыть рот, дабы затребовать свиток самого Бородатого Варвара, – и тут взгляд его упал на одну из картинок в Недремлющем Оке.
Руки со знакомыми клеймами нагло загребли целую охапку свитков и явно собирались исчезнуть вместе с добычей!
Тревога!
7
Судье Бао было плохо. Ему было настолько плохо, что он уже не осознавал этого. Он чувствовал, что, наверное, скоро умрет, и лишь надеялся встретить смерть не во время допроса – просто однажды, уйдя в забытье и очутившись в аду Фэньду, он больше не вернется в мир живых.
Выездной следователь теперь жил лишь по ночам, проваливаясь, как в бездонную яму, в Преисподнюю сна, где давно ощущал себя своим. Днем он лишь отбывал тяжкую повинность существования на каторге бытия. И с каждым днем мир людей казался ему все менее реальным. О, сейчас судья прекрасно понимал бритоголовых хэшанов, толкующих о бренности всего сущего в мирах Желтой пыли, об иллюзорности человеческого бытия и об истине, лежащей за ободом Колеса Сансары, в котором вращаются люди, раз за разом возвращаясь на круги страдания и бессмысленной суеты. Теперь выездной следователь знал это, он видел правду собственными глазами, – и медленно угасал, все дальше уходя за грань, откуда нет возврата… Нет, он не жалел об этом. Освобождение от оков плоти, прекращение мучений – для него это были не пустые слова; он ждал мига смерти почти с нетерпением.
На Небо Тридцати Трех Будд или Нирвану судья Бао не рассчитывал – да и не знал толком, что это такое. Он мечтал остаться в Преисподней и вопреки всему завершить начатое им дело. Это стало у судьи своего рода навязчивой идеей – пусть после смерти, но закончить последнее расследование!
Вопреки всему, даже смерти.
Вряд ли кто-либо еще так надеялся навсегда остаться в аду!
Дни превратились для выездного следователя в один бесконечный серый кошмар; он не знал, сколько прошло времени с момента его ареста. Десять дней? Двадцать? Месяц?
Допросы и пытки тоже слились в один вечный допрос, в одну пытку, от которой судья находил спасение лишь в аду. Изредка из месива пульсирующей боли выныривало яростно брызжущее слюной (или, наоборот, приторно-слащавое) лицо дознатчика; чиновник о чем-то спрашивал выездного следователя, но Бао не отвечал – потому что, когда он не выдерживал и начинал говорить…
После подобных «ответов» его пытали с удвоенной силой.
Но молчать или отказываться с каждым разом становилось все труднее.
Преисподняя в сравнении с допросами казалась чуть ли не раем.
Однако и здесь был не рай. Хотя выездной следователь буквально оживал: исчезала боль в истерзанном теле, голова прояснялась, и мысли послушно выстраивались в нужном направлении, как атакующие солдаты, направляемые рукой умелого полководца. Тем не менее и тигроглавый булан, и старый знакомец Ли Иньбу, и время от времени навещавший судью Владыка Янь-ван – все они отмечали, что Солнечный чиновник выглядит усталым и осунувшимся; чем дальше, тем больше.
Князь Темного Приказа (видимо, осведомленный, что творится с выездным следователем в мире живых) все настойчивее предлагал свою помощь. Бао до хруста сжимал зубы, благодарил и отказывался – это было труднее, чем отказывать дознатчику, сулившему прекращение пыток. Ведь он никого не предаст, согласившись на предлагаемую Владыкой помощь, совесть его будет чиста, а гордость… неужели гордость столь важна, когда речь идет о собственной жизни?! Все было верно, и надо было соглашаться – но губы сами собой всякий раз произносили слова вежливого отказа, Яньло хмурился, качал головой и уходил. Где-то в глубине души Бао понимал, что поступает правильно: за все приходится платить, а помощь Владыки обойдется недешево.
Чем и когда придется расплачиваться?!
Пока что они с Князем были квиты – и Бао совсем не хотелось, чтобы равновесие сместилось в пользу Яньло!
Думая об этом, он смеялся на дыбе; и дознатчик спешно прекращал допрос: еще немного – и судья окончательно сойдет с ума, а безумный сянъигун бесполезен для принца Чжоу!
Зато в аду работы навалилось невпроворот. Руки возникали то там, то здесь, судья едва успевал поднимать тревогу. О том, чтобы продолжать расследование в таких условиях, не могло быть и речи. Несколько раз выездной следователь замечал, что руки начинают бороться между собой: одна пыталась схватить свиток, а другая не давала, оттаскивая противницу в сторону. Однажды судья Бао не поленился шагнуть в стену, дабы вблизи взглянуть на бумагу, из-за которой разгорелась особо упорная борьба.
Каково же было удивление достойного сянъигуна, когда он прочел надпись на уцелевшем документе: «Судья Бао по прозвищу Драконова Печать из города Нинго».
Выездной следователь машинально протянул руку, чтобы взять свиток со своей судьбой («Заодно узнаю, сколько мне осталось жить», – мелькнуло в голове), но мягкая лапа тяжело опустилась на его плечо.
– Простите, высокоуважаемый сянъигун, – вкрадчиво прошипел змееголовый булан с телом пантеры. – Я полагаю, Князь будет недоволен… Вам нельзя этого видеть.
Бао согласно кивнул и грузно провалился обратно в стену.
Судья уважал порядок. Раз не положено – значит, не положено.
– Ну вот, вы все в трудах, – вскоре по возвращении в кабинет раздался над ухом голос Ли Иньбу; и огромный черт-лоча, не спрашивая разрешения, устало опустился рядом на покрытый толстым ковром пол.
Знал, что судья его не прогонит.
– Неприятности? – сочувственно поинтересовался судья Бао, сразу уловивший подавленное состояние коллеги.
– Не то слово! – Черт безнадежно махнул когтистой лапой. – Чернобурка из клетки сбежала!