Мессия очищает диск
Шрифт:
– Ты знаешь, что произошло? – поинтересовался Владыка у судьи.
– Здесь… здесь был призрак Бодхидхармы!
– «Призрак Бодхидхармы»! – передразнил его Янь-ван. – А то, что на несколько минут ВО ВСЕХ КАНЦЕЛЯРИЯХ НА ВСЕХ СВИТКАХ ИСЧЕЗЛИ ВСЕ ЗАПИСИ, это ты знаешь?! Слава уж не знаю кому, что сейчас все восстановилось!
«Доигрался», – уныло подумал судья Бао.
Однако Владыка уже взял себя в руки. Он как-то странно посмотрел на выездного следователя и вкрадчиво проговорил:
– Впредь я попросил бы вас, уважаемый Бао, если у вас возникнет желание ознакомиться со свитками столь выдающихся людей… и
Судья кивнул, судорожно сглотнув.
– Позднорожденный умоляет о прощении, – выдавил он.
– Поймите: лучше лишний раз побеспокоить меня, чем выпустить на волю что-нибудь такое, с чем вам потом не удастся справиться. Кстати, вам что-нибудь нужно?
– Нет, благодарю вас, – твердо ответил сянъигун и посмотрел Янь-вану прямо в глаза.
– Ну, как знаете… – пробормотал Владыка себе под нос, и через секунду его уже не было в кабинете.
Некоторое время судья Бао приходил в себя, обмякнув в кресле.
А когда ему наконец удалось собрать разбегавшиеся мысли, среди них обнаружилась одна, ранее лежавшая где-то на самом краю сознания, а теперь благодаря учиненному кавардаку выплывшая на поверхность:
«Как там дела у Змееныша? Надо бы посмотреть!»
Судья прикинул, что Змееныш Цай навряд ли является столь выдающейся личностью, как Просветленный Учением Бородатый Варвар, и решил, что для него можно и не испрашивать особого разрешения великого Янь-вана.
А потому ничтоже сумняшеся вписал имя Змееныша в свободный квадрат.
Несколько мгновений выездной следователь, понемногу меняясь в лице, наблюдал за возникшей в Адском Оке картиной, а потом тишину канцелярии разорвал его истошный вопль:
– Ли Иньбу! Быстро сюда!
И черт-лоча ворвался в кабинет.
Глава десятая
1
– Ты служил в армии? – удивленно нахмурился преподобный Бань. – Когда? Где?
И Змееныш проклял свой язык.
Дорога складывалась удачно. Нанятая лодка медленно плыла по течению на север, лодочник в неизменной рваной кацавейке сидел у руля и курил трубку, три его помощника суетились с шестами у бортовых перил, а оба торговца – очухавшийся бельмастый и его приятель – вели себя, что называется, тише мертвой иволги. Суденышко оказалось из тех внешне неказистых джонок, в чьем трюме можно спрятать стадо овец и вдобавок тюк-другой контрабандного шелка; на порогах лодка вела себя послушно, не доставляя лишних неприятностей ни лодочнику с помощниками, ни пассажирам. На каждой береговой станции к ним кто-то подсаживался, чтобы вскоре сойти: то спешащий порученец из городского приказа, не раздобывший лошадь у хозяина почтовой станции, то щеголь-шалопай с молчаливой девицей, явно краденой, которую щеголь звал женушкой и заливисто смеялся; то обвешанные торбами и мешками крестьяне окрестных деревень, собравшиеся к родичам или на ярмарку. А как-то раз подсела целая шайка несомненных мошенников с такими рожами, что лодочник выкурил за день четыре полные трубки вместо обычных двух.
Впрочем, это соседство завершилось как нельзя лучше: пройдохи вели себя смирно, косясь на невозмутимого Баня, восседавшего на корме рядом со Змеенышем, и на следующий день сошли на берег, где и передрались меж собой.
И всю дорогу преподобный Бань с рвением соблюдал распорядок монастырской жизни, насколько это позволяли условия. Змееныш недоумевал: действительно ли высший шаолиньский иерарх старается придерживаться традиционного образа жизни или просто выполняет обещание научить уму-разуму юного инока, данное патриарху обители? Тем не менее: подъем в конце пятой стражи – Бань чувствовал это время, что называется, пятками, хотя никаких стражей с колотушками по берегам не наблюдалось; медитация под открытым небом, утренний туалет и неспешный разговор об Учении. И уроки кулачного боя с перерывами на трапезу.
Часа отдыха преподобный Бань не устраивал.
А также опускал изучение трав и секретов массажа.
Трактовка монахом из тайной службы основ Чань и воинского искусства немало заинтересовала Змееныша. И то: было чему дивиться! Вместо монастырского разнообразия, когда одна проповедь о житии Будды Шакьямуни сменялась другой, парадоксальные вопросы сбивали с толку, а голова и мышцы пухли от обилия «кулаков» – «падающих», «рубящих», «пронзающих», «больших красных», «малых красных», «кулаков ночного демона» и прочих…
В области Учения преподобный Бань ограничивался самыми обыденными разговорами, внешне ни о чем, лишь изредка приводя в пример эпизоды жизни выдающихся людей – и примеры эти почти всегда были такими же обыденными, как и все прочее. Героев, подвижников и поучительных джатак для Баня не существовало. Словно никогда великий Будда не сокрушал Мать демонов, породившую пятьсот бесов, и не делал ее монахиней; словно бодисатва Гуань-инь никогда не разъезжала в женском облике на белом слоне! Вместо этого монах рассказывал примерно следующее:
Известно, что третий чаньский патриарх Сэнцань встретил смерть стоя и с приветственно сложенными руками. Когда через триста лет умирал Чжисянь из Хуаньци, он спросил:
– Кто имеет обыкновение умирать сидя?
– Монахи, – ответили ему.
– Кто же умирает стоя? – спросил Чжисянь.
– Просветленные монахи, – ответили ему.
Тогда он стал прохаживаться туда-сюда и на восьмом шаге умер.
Когда перед Алмазным гротом на горе Утайшань заканчивал свою жизнь преподобный Дэн Иньфэн, он спросил:
– Монахи умирают сидя и лежа, но умирал ли кто-либо стоя?
– Да, бывало, – ответили ему.
– Ну а как насчет того, чтобы умереть вниз головой? – спросил Дэн.
Собравшиеся пожали плечами.
Тогда Дэн Иньфэн встал на голову и умер.
Его сестра-монахиня рассмеялась и сказала:
– При жизни ты неизменно пренебрегал людскими правилами и обычаями и даже в смерти топчешь общественный порядок!
…Змееныш не сомневался: рассказывая ему подобные истории, способные ввергнуть в шок большинство жителей Срединного государства, [54] Бань преследует какую-то свою, пока неведомую цель.
54
Срединное государство – досл. Чжунго, настоящее название Китая.