Мессия
Шрифт:
— Но, сэр… — нарушая субординацию, подал голос капрал.
— Ты мне не сэркай! — рявкнул Харрис, мотнув головой в сторону съежившегося рядом солдата и одаривая таким взглядом, от которого у того кровь, перестав течь по венам, мгновенно превратилась в лед. — Щенок! Пока твой отец лапал твою будущую мамашу на дискотеках, среди обширявшейся всякой дрянью шпаны, я провел четыре операции по освобождению заложников в сирийском Секторе Газа, побывал в двух горячих точках и две недели провел в филиппинском плену с воспаленной гангреной, из-за которой мне чуть не оттяпали руку, мать
Харрис уже не говорил — орал.
— И если у тебя глаза торчат не из задницы, то ты отлично, мать твою, видишь, что прямо под нами закипает очаг начинающейся гражданской войны, и, черт возьми, если для этого потребуется окропить свои руки кровью, я на это готов! Слышите меня все — пушечное мясо, зачатое по ошибке! Это уже не люди! Это толпа, стадо — единый взбесившийся организм. Гидра, которой нужно отрубить голову, и сделать это так, чтобы на ее месте не появилась вторая. Бешеных собак пристреливают! Слышите меня все, мать вашу?! Кончатся патроны, добивать чем попало, рвать глотки зубами! Сейчас это война! Я давал присягу, вы давали присягу! Сейчас они беснуются здесь, а через пару часов хлынут на улицы города, в котором среди прочих гражданских находятся и наши семьи. Жены, дети, родители! — он рванул из кобуры именной пистолет. — Любое прямое невыполнение приказа будет лично мной расценено как измена и дезертирство! Вам ясно?!
— Так, точно, сэр! — чеканя каждое слово, дружным унисоном прогремел расположенный в грузовом отсеке до зубов вооруженный десант.
— Я рассчитываю на вас, парни, — немного успокаиваясь, Харрис оглядел подчиненных, заглядывая каждому в глаза, которых никто не отвел. — Страна рассчитывает на нас. Так зададим же жару этим скотам!
Рассредоточившись, винтокрылые машины плавно потащились в стороны, выискивая место, где сбросить заряженный речью командира, транслируемой на все борта, десант.
— Так, Макс! Макс!!! — заорал в рацию перемазанный кровью Алекса, который потерял сознание от потери крови, Ден Даррел, увидев, как грохочущие вертолеты, выполнив синхронный маневр, плавно идут на посадку. — Хватай всех, кто с тобой и дуй к той вертушке, что садится с вашей стороны! Мне нужен план, как солдаты будут высаживаться! Не стесняйся с рваной съемкой, больше экспрессии и деталей!
— Но ты же сам сказал, конгрессмен… — неуверенно хрипнула рация. — Толпа пытается раскачать машину!! Тут просто чистый дурдом! Страшновато! Тебе не кажется, что мы немного заигрались, а? У меня дома жена и дети. Может, прекратим съемку…
— ЧТО-О!!! — взревел режиссер, оттолкнув бросившуюся к нему женщину с лицом, залитым кровью и воплями «Помогите!». — Слушай меня сюда! К черту конгрессмена! Мне нужен вертолет и солдаты!!! Понял меня, чертов придурок?
— Да понял, я понял, — рукой прижимая к уху рацию, другой пытаясь удержать ведущую непрерывную съемку камеру, дрожащим голосом согласился Макс, протискиваясь вон из толпы, которая, подбадривая себя криками, раскачивала лимузин Стоуна.
— Действуй!
Закрепив рацию за петлю в операторской жилетке,
— Да что же это… — дрожащими губами, из которых отхлынула кровь, с растерянностью, которая стремительно перерастала в испуг, промакивая лоб платком, бормотал Роджер Стоун, съежившимся зверьком смотря на искаженные безумием и яростью лица, со всех сторон лепившиеся к стеклам машины. — Беспредел! Я государственное лицо! Они не имеют права! Сделайте что-нибудь! Скажите им! — дрожащим голосом потребовал он, обращаясь к съежившейся на сиденье напротив секретарше, которая рыдала навзрыд, размазывая по щекам черные потеки туши.
— А вы?! — чувствуя, что его начинает трясти, он застучал ладонями по массивным плечам устроившихся по бокам телохранителей. — Чего вы расселись, можно узнать? Для красоты!
— Но они же снаружи, сэр, — басовито пророкотал один из охранников.
— Дуболомы! Боровы! Дармоеды! Машина бронированная? — подавшись вперед, рявкнул он на водителя.
— Да, сэр.
— Подите прочь! Убирайтесь! — он треснул кулаком по боковому стеклу, и лица отпрянули, но через мгновение приблизились вновь.
— Свита! Прихлебатели, тряпки, — брезгливо цедя сквозь зубы, конгрессмен нервно защелкал пальцами по кнопкам голофона, который выудил из кармана брюк. — Все по миру пойдете. Всех разгоню! Хрен вам, а не предвыборная кампания! Черта лысого…
Над проекционной пластинкой после небольшой паузы возникла раскосая рожица улыбающейся японской школьницы, которая, хихикнув, прижала ладошки к щечкам и пискляво сказала «упс!» — что обозначало перегрузку сети.
— Дерьмо! — поперхнувшись разочарованием, просипел Стоун и выбросил бесполезный аппарат на коврик себе под ноги.
Лимузин стали раскачивать. Несколько человек взобрались на крышу, скандируя нараспев.
— Чего вы застыли, Итон! — Стоун с новой яростью набросился на водителя. — Да сделайте же что-нибудь! Вывезите меня отсюда!
— Но люди, сэр, — растерянно отозвался водитель, указывая на капот, с которого двое в оранжевых спецовках с улюлюканьем срывали государственные флажки.
— Плевать на людей! — окончательно потеряв над собой контроль, завизжал несостоявшийся президент США. — Дави!
— Но, сэр…
— Дави, если хочешь сохранить чертову работу! Или я тебя в порошок сотру!!!
Переключив передачу, Итон мягко притопил педаль газа, и лимузин подался вперед на несколько сантиметров — водитель надеялся, что таким образом припугнет толпу и народ расступится. Но не тут-то было. Почуяв неладное, толпа загалдела еще неистовее, и в лобовое стекло с размаху саданули увесистой пятидесятилитровой пивной кегой, заливая его потеками пенящейся желтоватой бурды.
— Жми-и-и!!! — подпрыгнув, Стоун вцепился водителю в волосы.