Месть амазонки
Шрифт:
— Почему?
— Мы оба одиночки. Привыкли быть первыми. Ты — амазонка и захочешь первенства, а я не подчиняюсь никому. И дело вовсе не в том, что ты женщина. Я дал клятву, что больше никто не будет помыкать мной.
— Я знаю. Это я тоже слышала. Меня это устраивает. Так мне будет даже проще. Не надо отвлекаться на мелочи. Можно спокойно делать свое дело.
— Ты готова подчиняться? — с изумлением спросил Паланг.
— Да.
— Мужчине? — не поверил он.
— Тебе, да, — твердо ответила амазонка.
— Но почему? — продолжил допрос воин, не веря собственным
— Ты — единственный, кто заставил меня почувствовать то, что было мне незнакомо. И это не только постель. С самого начала я словно сломалась. Странное чувство. Даже Верховная иногда отступала перед моим характером. А ты заставил отступить меня. И самое странное, что мне это нравится. Честно говоря, я сама себя не узнаю. Ты колдун? — неожиданно спросила она.
— Нет, — рассмеялся воин. — Все мои заклинания и чары — это добрый клинок и боевой клич. Вот и все колдовство. Кроме того, я слишком сильно ненавижу это племя.
— Но ведь тебе помогают духи.
— Это духи предков. Воины, которые погибли не в бою, а как овцы, на бойне. Эти варвары побоялись сразиться с нами в честном бою. Спрятались за колдовство. Это не чары. Это сила, дух воинов, которые требуют отмщения.
— Твоя месть так важна для тебя?
— Да. Я последний из всего рода. И если я не исполню этот завет, мне не будет покоя. Потому я и стал лучшим. Чтобы когда-нибудь отомстить.
— Но ты уже вырезал целое племя.
— Это не было резней. Я пришел туда и ждал месяц, когда они вернутся из очередного набега. А потом вышел и бросил им вызов.
— А почему они не расстреляли тебя из луков?
— Я двурукий.
— Это как?
— Я дерусь двумя клинками. Монах научил меня правильно двигаться, и они промахнулись.
— Но это невозможно!
— Возможно. Я бился один против всех и победил. Под конец они стали кричать, что я бейсарк.
— Что это?
— На их языке это люди, одержимые демонами боя. Их не берет оружие обычных людей. Я убил всех. Потом дошел до ручья и упал. Я спал два дня и две ночи, просыпаясь только, чтобы напиться.
— И часто с тобой это бывает?
— Нет. За всю жизнь это был третий раз. В первый я бился на арене против пятерых чернокожих. Потом я сорвался. Я убил большую часть охраны и стражников, но они набросили на меня сеть. И я снова оказался в клетке. После этого хозяин долго не решался выпускать меня на арену. Второй раз это было в пустыне. Я шел пешком. На меня набросились какие-то бандиты. Сначала я просто отбивался, но потом, услышал, что они хотят продать меня для боев какому-то вельможе. Их главарь кричал, чтобы они брали меня живьем. И я снова сорвался. Они все остались там. Так я нашел Сапсана. Тогда он был еще годовалым стригуном. Кобыла главаря вывезла меня в их оазис. Там я прожил почти два года. Вырастил коня, нашел оружие по душе и их тайник.
— Так ты богат?
— Денег мне хватает. Повезло. Меня вели духи. Этот оазис в скалах, на границе Глотки Ифрита, караваны обходят это место стороной. Там мне никто не мешал. Пришла пора, и я приехал в этот город.
— Я видела твоего коня. Огромный.
— Это мой единственный друг. Верный, преданный.
— Кого из людей ты можешь назвать своим другом?
— Это случается очень редко.
— Ты жесток. Но ведь не все люди виноваты в твоих бедах.
— А я никого и не обвиняю.
— Но и не подпускаешь к себе близко.
— Моя жизнь коротка.
— Ты говоришь так, словно готов завтра умереть.
— Я всегда к этому готов. Мне нечего терять в этом мире. Я свершу свое дело и только потом смогу подумать о себе.
— Что ж, это твоя жизнь. Я не готова погибать, но совсем не против умереть маленькой смертью. — Лукаво рассмеялась девушка и одним гибким движением оказалась у него на руках.
— У тебя ничего не болит? — осторожно осведомился он.
— Глупый. Попробовав раз, я никогда не откажусь. Мне было очень хорошо, и я хочу продолжения.
— Да, но…
— Заткнись и поцелуй меня. Если в миру командуешь ты, то здесь буду командовать я.
Рассмеявшись, он прижал ее к себе. Легко поднявшись на ноги, он прилег на топчан, скользнув взглядом по дверной щеколде.
— Великая Мать! Какой же ты огромный! — страстно целуя его, прошептала девушка. — Сожми меня. Сильнее.
— Я раздавлю тебя.
— Нет. Мне будет хорошо. Отпусти себя на свободу. Дай себе волю. Ты словно каменное изваяние.
— Я боюсь сделать тебе больно.
— Не бойся. Я не так слаба, как кажусь. Расслабься.
Он непроизвольно сжал руки, и она тихо охнула, но тут же рассмеялась:
— Медведь. Но почему мне так сладко?! — чуть слышно застонав, она гибко повела бедрами и приняла его всего, без остатка, с легкостью, которой удивилась сама.
Замерев, она всмотрелась в его покрытое шрамами лицо. Обычная суровость отступила куда-то, сменившись чуть насмешливым, добрым выражением лица. Неожиданно она поймала себя на том, что ей нравятся его шрамы. Что они совсем не портят его. Ей захотелось во что бы то ни стало заставить его застонать от удовольствия. Эта мысль так захватила ее, что она сама застонала в голос, неожиданно достигнув пика.
Очнувшись, она медленно поднялась и, рассыпая цепочку поцелуев от лица к животу, приникла губами к его плоти. Вздрогнув, он замер, словно закаменел. Распаляясь все больше, девушка ласкала его, не останавливаясь.
Зарычав в полный голос, он сжал кулаки и взорвался, сотрясаемый судорогой наслаждения. С трудом оторвавшись от него, Лин прижалась лицом к его груди, тяжело переводя дыхание. Его возбуждение пробежало по ее нервам, как удар молнии.
Отдыхая, она не могла заставить себя разжать руки. Ей казалось, что стоит только пошевелиться — и все исчезнет. Пропадет волшебная сказка ощущений. Регулярно бывая в башне наслаждений, она знала все возможные способы любви. Верховная, выбирала раба, и он добросовестно трудился, стараясь доставить ей удовольствие. С самого детства ее заставляли штудировать трактаты о любви, запоминать позы и ощущения, уметь действовать так, как не решится никакая другая женщина. Но в эти минуты она поняла, что это было просто механикой.