Месть амазонки
Шрифт:
— Ты сейчас выглядишь как огромный ленивый кот. Сметаны крынку сожрал и потягивается, — рассмеялась Лин.
— А я и есть кот, — усмехнулся в ответ воин. — Я же Тигр. А тигры те же коты, только большие.
Рассмеявшись в ответ, Лин быстро погасила все светильники, оставив только один, и юркнула под одеяло. Устроившись поудобнее, она уткнулась носом ему в плечо и почти сразу тихо засопела. Он давно уже заметил за ней такую особенность. Стоило только девушке улечься ему на плечо и вдохнуть запах его тела, как она тут же засыпала, словно этот запах действовал на нее как сонное зелье.
Слушая ее тихое, ровное дыхание,
Он снова шел пешком под палящими лучами солнца. Шел туда, за горизонт, где когда-то жили его предки. Где шумело соленое море и ласковый бриз гнал на берег белые барашки волн. Он шел домой. Шел, зная, что его дома больше нет. Что от селения остались только его воспоминания. Но он шел, зная, что ему нужно туда.
Зачем? Для чего? Эти вопросы его не интересовали. Он должен был попасть туда, где когда-то все началось. Где остались непогребенными его родичи. Те, кто учил его рыбачить, пасти коней, ловить жемчуг, держать в руках оружие. Он шел, чтобы отдать им последний долг. И не важно, что солнце безжалостно сжигает кожу, что раскаленный песок обжигает босые ноги, что в глазах темнеет от жажды и голода. Он должен, и он дойдет.
И снова, как когда-то наяву, он дошел. Дошел, хотя чего ему это стоило, знают только он сам и боги. Но сейчас, во сне, что-то было не так. Он всей кожей почувствовал чей-то недобрый взгляд, пристально сверливший ему спину. Словно кто-то злой и смертельно опасный внимательно следит за ним, желая причинить вред.
Медленно бродя среди занесенных песком развалин, он собирал дрова для большого поминального костра и выкапывал останки тех, кто не догорел в том, давнем пожаре. Сложив костер, он поднес факел, и сложенные дрова заполыхали. В тот же момент что-то заставило его развернуться и выбросить вперед руку.
В стальной хватке воина забилась огромная кобра, бросившаяся в его спину. Медленно, изо всех сил он сжимал сильные пальцы, зная, что даже одной капли ее яда, попавшей на кожу, будет достаточно, чтобы умереть в мучениях. В ответ огромная гадина обвила кольцами руку воина, пытаясь вырваться и яростно сражаясь за каждый глоток воздуха. Но он продолжал сжимать ладонь.
Лин уснула, и ей приснился странный сон. Она снова оказалась в храме Великой Матери. Стоя на коленях перед огромной статуей богини, она медитировала, чтобы послать богине зов и услышать ее ответ. Вот она сумела наконец отрешиться от окружающего мира, забыть про лязг оружия и ржание коней, раздававшиеся с улицы, про запах благовоний и тихий треск горящих факелов. Вот ее сознание выскользнуло из объятий бренной оболочки и быстро понеслось к яркой синеве неба. Вот теперь она могла обратиться к богине, прося ее дать ей силы услышать зов Верховной.
Но вместо сил она вдруг получила странный ответ. Ей явилась сама богиня. Но не такая, какой ее представляли себе все амазонки. Не такая, какой ее изобразил неизвестный ваятель. Это была женщина. Просто женщина. Без доспехов, оружия и окружения волков. Лин растерялась. Она и не представляла, что Великая Мать Войны может оказаться просто женщиной, которую легко принять за обычную мать семейства.
Высокая, статная. С широкими, словно созданными для деторождения
С грустной улыбкой, посмотрев на растерянную девушку, богиня вздохнула и произнесла мягким, бархатным голосом:
— Ты удивлена, девочка?
— Прости, Мать. Но я не понимаю. Ведь ты Великая Мать Войны?
— Прежде всего я, как и любая смертная женщина, просто мать. А уж потом Мать Войны. А вообще, глупость это все. У войны не бывает матери.
— Но как? Почему? — пролепетала Лин.
— Да потому, что любая война — это враг любой матери. На войне гибнут. Гибнут материнские дети. И ни одна мать не станет благословлять войну. Ты многого не знаешь, девочка. Даже твоя Верховная не знает. А исправлять поздно. Вы умудрились переврать и перевернуть с ног на голову все, чему я когда-то учила своих дочерей. Они выродились. Знаешь, я даже рада твоему отступничеству. Ты единственная, кто за многие годы рискнул плюнуть на все глупые заветы, которых я не давала и решиться связать свою жизнь с мужчиной.
Бросить все ради него и ради своих будущих детей. Ты порадовала меня, маленькая амазонка. Твой бунт вдохнул в меня больше сил, чем два десятка великих молений твоих соплеменниц. Я снова ощутила себя той, юной и могущественной богиней, которая рискнула изменить положение вещей и создать новый культ. Культ женщины-матери. Ты напомнила мне меня саму. Какой я была когда-то.
— Я не понимаю тебя, Мать, — жалобно пролепетала Лин.
— Я знаю, — тяжело вздохнула богиня. — Знаю. Это трудно понять. Ведь это идет в разрез всему тому, что ты слышала всю свою жизнь. Но это так. Просто прими это. И все. Придет время, и ты сама все поймешь. А сейчас, слушай меня внимательно. Нить твоей жизни лежит вне моих рук. Ты отдана высоким богам, и куда они решат направить тебя, мне не известно. Я не могу вмешаться и не могу ничего изменить. Но когда ты выполнишь свою миссию, они забудут про тебя, и тогда я сделаю так, чтобы ты снова стала моей. Теперь уже навсегда.
— Значит, высокие боги интересуются людьми только для достижения своих целей?! — возмущенно спросила Лин.
— Это звучит несправедливо, я знаю, — грустно кивнула богиня, — но иногда это действительно необходимо.
— Кому? Богам? — не сдавалась Лин.
— Да, девочка. Богам. Это сложно объяснить, но они не могут вмешиваться в течение дел в вашем мире лично. Они могут только использовать для этого людей. Направляя и подсказывая лучший ход. Иногда, чтобы достигнуть нужной цели и спасти многих, им приходится быть жестоким с некоторыми.
— Что ты имеешь в виду, Мать? — насторожилась Лин.
— Я говорю о твоем мужчине, — тяжело вздохнула богиня. — С самого рождения ему была назначена тяжелая судьба. Но то, что он должен совершить, спасет сотни, а может, и тысячи жизней. Подумай, стоит жизнь одного человека жизни многих? Не торопись отвечать. Я знаю, что ты сейчас готова сказать. Ведь ты любишь его. Остынь и подумай. А ответ. Ответ дашь сама себе. Люби его, амазонка. Люби так, как можешь, как хочешь. Как мечтаешь. Это все, что я могу сделать для тебя. Надеюсь, он всегда будет оберегать тебя так же, как оберегает сейчас, в эту минуту.