Месть древнего бога
Шрифт:
На физкультуре все и произошло. Шел урок, и вдруг физрука срочно позвали к директору. Велев мальчишкам отжиматься, он вышел, пообещав вернуться через пять минут.
Конечно же, едва за ним закрылась дверь, все отжиматься бросили и расселись на сваленных в углу матах. Колька, усевшись под окном, начал рассказывать анекдоты своей свите. Но все они были уже по десять раз рассказаны, потому смеялись мало и натянуто. Что же делать? Подхалимов надо развлекать, иначе их не будет! Коля осмотрелся по сторонам и увидел Борю, сидящего чуть поодаль. Ну вот и есть чем время занять! Он поднялся,
– А спорим, Ефимов, ты и двадцати раз не отожмешься!
– Отстань.
– Что ж, это и так ясно. Но давай поспорим, что ты не отожмешься и десяти раз!
– Отстань.
– Да что ты все заладил – отстань да отстань! Неужели всего лишь десять раз отжаться не сможешь? Ведь это даже девчонки могут. – Тон Коли стал дружеским. – Неужели ты слабее девчонок?
– Да чего там, десять раз – это ж ерунда! – заговорили мальчишки с разных сторон, а девочки, прыгавшие со скакалками в другом конце зала, прекратили упражнения и тоже подошли поближе.
– Действительно, Боря, чего ты боишься? – сказал Юра Синявин, которого Боря считал своим приятелем.
– Стесняешься, что ли? – спросил второй Борин приятель, Вадик Шаткин. – Так ведь тут все свои!
И Боря решился – все же ему хотелось повысить свой рейтинг в классе.
Семь раз еще худо-криво получилось. Но восьмой… Боря без сил повалился животом на пол. Следующая попытка тоже оказалась неудачной. Девочки вернулись к своим скакалкам, не найдя ничего для себя интересного, а Колька торжественно изрек:
– Что и требовалось доказать. Теперь всем и каждому ясно, что Ефимов – полнейшая немощь! Не-мощь! Не-мощь! Не-мощь! – принялся он скандировать подобно хоккейному болельщику. За ним подхватили сначала верные подхалимы, а потом и остальные мальчишки. В том числе Синявин и Шаткин. Сработало чувство коллективизма, надо полагать.
Боря медленно поднялся.
– Не-мощь! Не-мощь! – весело кричал ему прямо в лицо Романов, а из-за его спины вторил Шаткин. Им было забавно – веселому дружному коллективу…
Из последовавшего Боря помнил лишь красноватую пелену в глазах, а больше ничего; дальнейшее ему потом рассказала Ирка Ладынина. Зато остальные запомнили этот урок физкультуры надолго. Боря отвел голову чуть назад, а потом вдруг резко и сильно ударил макушкой в это веселое жизнерадостное лицо перед собой. Лицо такого совсем не ожидало и сразу перестало быть веселым. А Боря в придачу двинул его под дых и совершил прыжок невероятной для себя длины, ухитрившись на финише попасть с размаху одним кулаком кому-то в ухо, а другим – еще кому-то в челюсть. После чего буквально завертелся юлой, нанося удары, столь же точные, сколь и безжалостные. Всех пугали глаза Бори – остекленевшие, с застывшей отнюдь не детской яростью. Сначала Борю пытались остановить, но при такой скорости и ловкости никто не мог его поймать – это было сравнимо, пожалуй, с каким-то диснеевским мультиком, где персонажей даже не видно, одно мелькание. Боре ставили подножки, через которые тот успешно перепрыгивал, не забыв наградить поставившего увесистым тумаком. И тогда самые благоразумные пришли к выводу, что лучше всего покинуть поле боя.
Физрук вернулся не через пять минут, а через десять. Не успел он взяться за дверную ручку, как дверь сама собой распахнулась, и оттуда буквально вылетел по воздуху Синявин, едва не сбив учителя с ног. Шлепнувшись на линолеум, Синявин еще проехался метра три.
– Что за безобразие! – рявкнул физрук. – Что вы тут без меня устроили?! Синявин, марш в зал! А ну построились!
Физрука в школе побаивались, все тут же бросились строиться, включая Борю, чье лицо после учительского окрика стало принимать осмысленное выражение. Перед учителем предстала чудная картина – шеренга из двенадцати мальчишек с синяками на физиономиях. Перед шеренгой сидел на полу Колька с расквашенным носом и в голос рыдал, размазывая кулаками по лицу слезы.
– Уже на минутку нельзя выйти, сразу устроят драку! – возмущался учитель. – Романов, кто тебя побил?
– Ефимов…
Физрук посмотрел на щуплого Ефимова в конце шеренги и укоризненно покачал головой:
– Нашел время шутить! Я серьезно спрашиваю: кто затеял драку?
– Ефимов! – ответил нестройный хор голосов.
– Не хотите признаваться? – грозно сдвинул брови физрук.
– Да серьезно, Ефимов, – ответил кто-то из мальчишек. – Один всех побил!
– Могли бы придумать что-нибудь получше, а то нашли на кого спихнуть!
Романов ответил сквозь слезы:
– Ничего не придумали, это Ефимов! Ы-ы-ы…
– Так-таки один всех побил?
– Ну… не всех. Девчонок не бил…
– А мы его и не обзывали! – ответила Романову Лена Приходько.
– Ах да, девочки, – спохватился учитель. – Вы, как я вижу, в драке участия не принимали. Но должны были видеть, кто это тут так кулаками размахался?
– Ефимов! – почти хором ответили девочки.
– А ты что на это скажешь, Ефимов? – обратился учитель к Боре. – Кто тут на самом деле побоище устроил?
– Вроде я… Не помню.
– Так, понятно. Идите переодеваться кому надо – отправляйтесь в медпункт. Все мальчишки – дневники сюда! Романов, встань, наконец! У других носы похуже тебя расквашены, но ведь не плачут!
В тот день все мальчишки получили двойки по поведению. А над дневником Бори физрук долго думал, что-то писал, зачеркивал, снова писал…
На следующий день в школу заявился Борин папа. Классную руководительницу он нашел в учительской и без обиняков спросил:
– В чем дело, что случилось? Кого он тут избил?
– Действительно, – отвечала учительница, – вчера на уроке физкультуры произошла безобразная драка, и завтра на педсовете…
Папа Бори молча раскрыл перед ней дневник. Весь разворот был исписан красным:
«Избил весь класс (зачеркнуто).
Избил всех одноклассников (зачеркнуто).
Избил всех одноклассников, кроме девочек (зачеркнуто).
Весь класс утверждает, что он их избил, кроме девочек (густо зачеркнуто)».
Далее все было вовсе неразборчиво, сильно зачеркнуто, кроме размашистой подписи физрука.