Месть фортуны. Дочь пахана
Шрифт:
— А мы как? — выдохнул Фингал.
— Вас к разборке приговорили. У шпаны. Их пахан вякнул, о чем с Седым ботал. Лишнего не трехнул. Не доперло, что Седой на падло пойдет. Как с паханом ботал. А ваш — паскудник — мозги с голодухи посеял. Но вы-то знали, куда прете!
—. Ни сном, ни духом! Век свободы не видать! — поклялся Заноза.
— Заткнись! Пока я говорю! — цыкнул пахан.
— Я выкупил вас от разборки! В обязанники мне отдали обоих. Насовсем. Сход
Налетчики стояли плечом к плечу, тряслись. Не зная, что лучше, сдохнуть на разборке от рук шпаны, либо здесь — в малине — загибаться медленно. Вон ведь и пахан — шакал шакалом. Родную дочь загробить мог. Вон как ее швырнул в угол. Небось, утробу отбил. Хоть и родная. Чего же им от него ждать? Обязанникам? Каких имеет право замокрить в любой миг?
— Но у меня малина! В ней силой не держу никого. Не то это! Фарт — не игра! Обязанник, как лед под ходулями! Веры не будет, надежности не жди! А потому не стану вас морить.
Хиляйте! На волю! Отпускаю! Но… Если стукнет в кентели еще раз клыки на нас поточить, размажу обоих!
— Отпускаешь?! — не поверил в услышанное Глыба.
— Тебе охота волка под боком держать? Коль под примусом им дышать у нас? Они ж всю жизнь нас ненавидеть станут. Беде нашей — радоваться. Пусть отваливают. В малине лишь кенты дышат. Обязанники фортуну отпугивают…
Фингал тут же засуетился, собираться стал. Застегнул рубаху, искал ботинки в углу. Их снял, когда полы мыл.
Мужик нагнулся, чтобы поднять ботинок, почувствовал, как что-то больно впилось в задницу. Схватился, выдернул стрелу. Глянул на Капку. Та тихо лежала в углу, свернувшись калачиком, и налетчик заметил на ее щеках слезы.
Задрыга плакала впервые по-детски. Глотала слезы… Но от чего? От боли, какую причинил Шакал? А может, не хотела расставаться с этими двумя мужиками, с какими забылась в игре… Может, они, не зная того, запали ей в душу, стали первыми кентами, с кем иногда можно сбежать из фарта в детство…
Фингал скорчил ей рожу, как когда-то дразнил ровесников. Девчонка тихо рассмеялась.
— Чего возишься? Шустри! — перехватил Боцман прощание Фингала с Задрыгой.
Налетчик обулся;
— Спасибо, кенты! Век ваше добро не забуду. И, коль обломится удача, надыбаю вас. Сам уплачу за себя.
— Посеешь память! — усмехнулся Глыба.
— Воля на халяву — ходкой пахнет! В обязанниках дышать, что в браслетках на дело идти. Когда мне поверили — я не фраер, отпашу должок! Клянусь мамой!
Шакал, не желая слушать его, отвернулся к Глыбе, заговорил о своем.
Фингал и Заноза поспешно выдавливались в дверь.
— Эй! Пристопоритесь!
Когда за ними закрылась дверь, Боцман громко рассмеялся:
— Не больше дня, клянусь волей, возникнут эти падлы! Проситься станут, чтоб взяли их…
— Нет! Эти не прихиляют! — обрубил Шакал.
— Их, не фартовых, законники знают. И уважают больше Седого…
— Это за что? — удивился Таранка.
— Слово держать умеют. С фартовыми в делах были. Надежными назвали их.
— Зачем же прогнал?
— Отпустил. Вольные бывают надежны. Обязанник — всегда прокол. Даже если не будет виноват в провале, шишки все равно на него летят.
— Новый маэстро — свирепый черт! Как узнал о Седом, враз ожмурить велел. Еле уломал, — качал головой Шакал
— Не стоило его вытаскивать, — встрял Таранка.
— Заткнись! Седой по молодости меня выручал. По мелочам. И все ж… Не помянул того. Но я не посеял кентель.
— Зачем тогда про него вякал? — не понял Глыба.
— Затем, что по закону так! Да и что за пахан фартовый, коль с рук налетчиков хавает? Одряхлел, шуруй в откол, не вяжи никому клешни и ходули. Как честный вор дыши, а не облапошивай своих! Звание пахана, законника не дал ему вконец изгадить. Того я хотел. А зла на него не держу. Ему нигде уже не фартит.
— Скажи, пахан, сколько мы еще в Ростове канать будем? — спросил Глыба. Капка тоже любопытно подняла голову из своего угла. Ей тоже хотелось знать об этом.
— С неделю еще. Надо кентов присмотреть в малину. Новых. Вместо наших плесеней. Они свое отфартовали. Теперь кайфуют. А нам — дышать дальше. Где ж кентов надыбаем, как не здесь — в Ростове? Тут и подсказка и выбор имеются И проверка, прямо на месте! — улыбался Шакал.
— Приметил кого? — спросил его Боцман.
— Держу на прицеле. Хочу разузнать о них у паханов Что трехнут? Может, поладим…
…В этот вечер лишь Шакал с Глыбой ушли к фартовым. Таранка и Боцман остались в хазе, решив передохнуть от кутяжей и шумного схода, от множества встреч.
Оба они не любили попойки еще и потому, что после них у обоих трещали головы от боли, а удушливая тошнота, подступавшая к горлу, отбивала всякий аппетит. К тому же и желудок Боцмана пошел вразнос. Не только в ресторан, из хазы выйти не мог даже во двор. А потому, едва пахан с Глыбой скрылись из вида, велел Боцман сявкам заварить чай покруче и лег на койку не раздевшись.