Месть и закон
Шрифт:
– Сосед. Он и опознал хозяина машины, чей номер, судя по твоей физиономии, вызывает у тебя отвращение. Он с приятелем неделю торчал в моем дворе, составлял план, сволочь, потом передал эстафету товарищам. Они-то и убили девочку. Не тяни время, Василь, звони прямо сейчас. Мне не терпится узнать имя его хозяина.
Следователь неохотно потянулся к трубке, покрутил диск. Через пятнадцать минут прозвучал ответный звонок, и Маргелов набросал на листке несколько слов. После чего незряче уставился на Ширяеву Она взяла из его рук бумагу и прочла: "Иван
Судя по возрасту, он. Хотя не факт – истинный владелец мог ездить по доверенности.
– Не беспокойся, – невесело развеял сомнения посетительницы следователь. – По оперативным данным, Мигунов Иван Андреевич активный член преступной группировки «Киевская». Ты просила узнать имя хозяина. Мне назвать его?
Побледневшая женщина покачала головой. Она знала имя этого человека.
22
Около месяца назад полковник Устюгов дожидался Станислава Сергеевича Курлычкина возле ворот СИЗО. Устюгов был начальником следственного изолятора, Курлычкин – лидером организованной преступной группировки «Киевская». Так она называлась не потому, что была из столицы родины сала, а по названию улицы, куда уходили корни группировки.
На улице Киевской расположен автоцентр. В свое время «киевляне» взяли его под контроль. Правда, перед этим им пришлось пострелять, отвоевывая лакомый кусок у пришлых чеченцев, которые группой всего из семи человек взяли под «крышу» автоцентр, продававший «Жигули» как оптом, так и в розницу.
Огромная автостоянка напротив автоцентра получила соответствующее название – «Крещатик».
Чеченцы сдались на удивление быстро и уехали из города, оставив на месте перестрелки труп своего лидера и его помощника – обрусевшего Саши Каваева.
Случилось это в 1992 году. Со стороны кавказцев позже были попытки снова прибрать к рукам русско-украинскую вотчину, однако «киевляне» к тому времени расширили свою деятельность, взяв под контроль добрую четверть госпредприятий области. В дальнейшем они собирались зарегистрироваться как общественно-политическая организация. Около десятка бывших работников УФСБ, возраст которых колебался от сорока пяти до пятидесяти лет, выйдя на заслуженный отдых, сейчас трудились у «киевлян» в аналитическом отделе.
Заметно нервничающий Курлычкин подъехал на «Шевроле». Ему было сорок два года, и лишь год (что для лидера преступной группировки, по крайней мере, несерьезно) он провел под следствием. Но это мало его волновало. Станислав Сергеевич нервничал по другому поводу. Недавно младшего Курлычкина арестовали за изнасилование несовершеннолетней.
Отец сделал все возможное, чтобы сына отпустили под подписку о невыезде и крупный залог: подключил к делу аналитический отдел с прежними связями его работников, использовал свои, угостившись крепким чаем в кабинете главы местной администрации.
Так пришлось действовать потому, что разговор с родителями девочки результатов не дал: ни деньги, ни угрозы на них не подействовали. А сама встреча привела лишь к тому, что жертва насилия и ее родители отбыли в неизвестном направлении. До сих пор люди из бригады Курлычкина вели их поиск, проверяя близких и дальних родственников.
Решать, где находиться младшему Курлычкину до суда – на свободе под подпиской или в СИЗО, – должна была судья Ширяева. Именно она рассматривала жалобу адвоката на незаконное применение органом расследования заключения под стражу в качестве меры пресечения.
И вот на суде произошел конфуз: толстая, неряшливая судья вынесла решение не в пользу обвиняемого.
Адвокат сделал попытку возразить:
– Но, ваша честь, согласно статье 46 Конституции Российской Федерации, предусмотрено обеспечение каждому гражданину судебной защиты его прав и свобод.
– Чем, собственно, мы и занимаемся, – продолжила Ширяева. – Если вы не согласны с моим мнением, можете подать жалобу.
– Однако, – не сдавался защитник, – при решении вопроса об отмене меры пресечения в виде заключения под стражу иногда допускается формальное, поверхностное рассмотрение материалов. Мне бы хотелось обратить ваше внимание на это.
– Господин адвокат, на столе, слева от меня, лежат кодексы и законы. Справа – постановления, указы и прочее. Последние только поддерживают равновесие стола. Я представляю Закон, если вы не знаете об этом.
– Каждому, – упорствовал защитник, невольно повышая голос, – кто лишен свободы вследствие содержания под стражей, дано право на объективное разбирательство в суде.
– Господин адвокат, – строго проговорила Ширяева, – ваше высказывание насчет объективности суда я рассматриваю как оскорбление суда. Я лишаю вас слова до конца заседания.
Конечно, словопрения эти были не случайны.
Еще до начала заседания адвокат сумел встретиться с Ширяевой в коридоре и непрозрачно намекнул ей, кем является его клиент. Валентина на его откровения не отреагировала. Она помнила единственный случай в начале своей судебной практики, когда председатель суда пытался дать ей указание по конкретному делу. И вот снова на нее пытаются давить... В своей строгой манере она дала адвокату и его крутому клиенту от ворот поворот.
– Равенство перед судом не зависит от имущества или социального положения. – Она нарочито выделила последние слова.
Адвокат делано вздохнул и, оглядев коридор, тихо произнес:
– Боюсь, что все это может плохо кончиться.
Он понял, что это простенькое дело может проиграть. И проиграл.
Курлычкин в тот день не сдержался. Впрочем, в кабинет судьи он вошел степенно. Не обращая внимания на протестующие жесты Ширяевой и ее секретаря, приблизился к столу.
– Тебя разве не предупреждали? – На губах улыбка, не предвещающая ничего хорошего, голос вкрадчивый.
Валентина указала рукой на дверь: