Месть из прошлого

Барт Анна

Я только открывала и закрывала рот, как вытащенная из воды щука, и смотрела на Джона, не в силах вымолвить ни слова.

– А вчера вы нашли труп Дэвида, который, к сведению, так же работал и у второй дамы. Садовником…

Джон Мур сидел напротив меня, весь из себя галантный, пахнущий дорогущим парфюмом и хмуро посматривал на меня.

– Клянусь, не имею никакого отношения ни к смерти дамы, ни к ее скаковым конюшням, – дрожащим голосом еле пролепетала я, с трудом выталкивая слова из пересохшего горла, но суровый полицейский продолжал молчать и сверлить меня

серыми холодными глазищами.

– Господин Мур, мне нужно звонить своему адвокату?

В ответ – тишина.

– Ну, допустим так, – сказал наконец он. – Я вам поверю, и вы не имеете отношения к скаковым лошадям.

– Никакого! Ни малейшего! – горячо воскликнула я.

– Но вы ведь имеете две лошади. Зачем вы их купили?

– Я их выкупила, а не купила.

– Не вижу разницы.

– Разница большая, – разозлилась я.

– Объясните.

– Вряд ли поймете мои мотивы.

– А вы рискните, неужели я так безнадежен?

Я вздохнула и сердито начала:

– Год назад или около того, мы выкупили для ребят двух неплеменных, но симпатичных лошадок: квотера Люси для моего девятилетнего сына Алешки и паломино Ковбоя для десятилетнего племянника Яна…

– Жена вашего брата – полька? – быстро перебил Мур.

– Нет, – буркнула я.

Необычное для московского уха польское имя племянник получил по настоянию своей экзальтированной недалекой мамаши – несостоявшейся актрисульки из Житомира – и, слава Богу, бывшей жены Сергея. Рассказывать же о ней не хотелось.

Родители ожидали рождения первого внука Алексея Сергеевича, так как в нашей семье старший внук традиционно получал имя деда, но объяснить что-либо о родовых традициях девочке, воспитанной в семье без роду-племени, да еще и мнящей себя великой актрисой, оказалось сизифовым трудом, поэтому нам пришлось молча покориться.

– Я дала обещание любимой подружке Яночке, что когда у меня родится дочка, я тоже назову ее Яночка, – томно ныла Вика и гримасничала.

– Но у тебя родился сын, – сухо напомнила ей моя мама.

– Ну и что! – взвизгнула Вика. – Очень хорошо, будет Яном!

– То есть в нашей семье появился первый Ян Сергеевич, – констатировал папа.

– Да, – злорадно кивала жена брата хорошенькой белокурой головкой, разглядывая чудовищный ярко-алый маникюр, – нужно быть современными!

Последнее заявление было глупым, как, впрочем, и сама Вика, но папа сильно обиделся…

– Бетси, – деликатно прервал мои воспоминания Мур. – Я жду.

Вздохнув от мысли, что чем быстрее пиявка Мур вытрясет из меня интересующую его информацию, тем быстрее покинет дом, я быстро и скупо поведала историю приобретения лошадей.

Когда Алешка и Ян выказали желание заниматься конным спортом, меня познакомили в русской церкви с девочкой из Москвы, которая работала по контракту у богатых людей и тренировала их лошадей. Те прикупили недорогих лошадок для ребенка – живую игрушку, пусть дитятко побалуется – а дитятко наигралось уже через год. Вот родители и решили от лошадок избавиться. Однако те не имели элитных корней, и продать их оказалось очень трудно.

Когда

Лера увидела, в какую конюшню решили сбагрить лошадей ее наниматели, то пришла в ужас. Сказала, что у лошадок там выжить шансов практически не остается, и попросила меня помочь. Мы с Сергеем подумали и выкупили их – не такие уж это огромные деньги, в конце концов.

– Содержание лошадей, даже не элитных, стоит денег, – задумчиво протянул Мур.

– Девочка тренирует их почти бесплатно. Говорю же, это средние лошадки для среднего уровня.

– Но и у них бывают травмы.

– Но не часто же.

– И вы за все платите.

– Плачу.

Джон невесело улыбнулся. Даже такая мимолетная улыбка сильно преобразила его лицо. Глаза утратили настороженность, потеплели, и в них промелькнула мягкость или что-то очень близкое к ней.

Я исподтишка рассматривала его. Вчера, одетый в черный фрак, он выглядел старше и суровее, а сегодня в джинсах и простой рубашке как-то странно помолодел.

– Неубедительно, Бетси.

– А?

– Не убедили вы меня, Бетси, – неожиданно сварливо повторил он. – Уж слишком много странных совпадений…

– То, что сделала для меня Елизавета Ксаверьевна, Джон, – тихо сказала я, глядя прямо ему в глаза, и он не отвел взгляд, – не каждый друг и родственник предложит. Но ВАМ этого не понять.

– Это почему же? – вдруг разобиделся Мур.

– Потому что сейчас у меня есть дом, деньги, работа и официальный статус. Но так было не всегда. Когда от меня отказался муж и отвернулись друзья, Елизавета Ксаверьевна выручила, помогла. Просто так помогла, понимаешь? Да что там, от смерти спасла. Дала приют, кормила, поила, с работой помогла. И денег дала, не взаймы, так, без отдачи. Пришел мой черед отплачивать добром. Пусть не ей, но другим людям. Понимаешь?

– Допустим.

– Допустим или понимаешь?

Что за человек такой! Все мои ответы отскакивали от него, как горох от стены. Тот, кто сможет объяснить американцу, что миром правят не только деньги, мрачно подумала я, получит Нобелевскую премию, но, увы, это буду не я.

– Джон, я не собираю антиквариат, не украшаю обивку собственного самолета золотом и бриллиантами и не разъезжаю по дорогущим курортам. Брат зарабатывает хорошие деньги. Содержание лошадей, конечно, выливается в копейку, но если отдать детей в теннисную секцию при беверли-хиллзской школе или в дурацкий футбол, деньги сдерут те же самые, а может, и больше. И вообще какая связь между моими лошадками и оставленной по завещанию конюшней?

И опять Мур ответил не сразу.

– А такая, моя дорогая Бетси. Вскрытие тела второй дамы показало, что умерла она не своей смертью. Ее отравили.

Я зн-а-ю, что такое страсть к животным. Мои родители тратили огромные деньги на разведение собак. Но и получали немалые дивиденды тоже – это бизнес. Но я заметил, что в таком роде бизнеса еще присутствует и страсть. А может, ты притворяешься? Ты не могла позволить себе дорогих элитных коней – и…

Расширившимися от ужаса глазами я смотрела на мрачного Мура.