Месть Лаки

Коллинз Джеки

Часто Алекс вспоминал свою первую встречу с Лаки. Он как раз занимался производством «Гангстеров»– одного из самых успешных своих фильмов, однако работа неожиданно застопорилась, и его агент, Фредди Леон, предложил Алексу заключить договор со студией «Пантера», которую только что возглавила некая Лаки Сантанджело. Это имя ничего не говорило Алексу.

Он и представить себе не мог, что Лаки окажется такой сногсшибательно красивой, бесконечно чувственной и вместе с тем – невероятно сильной и волевой женщиной. Она

буквально загипнотизировала его, и все те несколько часов, пока шли переговоры, он, не отрываясь, разглядывал ее черные вьющиеся волосы, ее округлые плечи, губы и густые ресницы, обрамляющие опасные темные глаза.

Переговоры, впрочем, прошли вполне удовлетворительно. Лишь когда они с Фредди собирались уходить, Лаки неожиданно задержала его в дверях.

– Я знаю, – сказала она, – что «Парамаунт» приостановил производство вашего фильма из-за некоторых слишком натуралистичных сцен. Я не стану требовать, чтобы вы смягчали их – жестокость есть жестокость, и надо показать ее так, чтобы она выглядела жестокостью. Но у меня есть одно условие. Судя по сценарию, в некоторых эпизодах актрисам приходится раздеваться догола, в то время как главный герой и его друзья остаются прикрыты фиговыми листочками.

– Ну и в чем проблема? – спросил тогда Алекс, искренне не понимая, чего от него хотят.

– Моя студия придерживается принципа полного равенства полов, – заявила Лаки. – Если женщинам приходится раздеваться догола, то же самое должны делать и мужчины.

Услышав такое, Алекс решил, что перед ним сумасшедшая. Во всяком случае, впоследствии Фредди утверждал, что у него был такой вид, будто он увидел перед собой курицу о семи ногах или квадратное яйцо.

Увидев его замешательство, Лаки усмехнулась.

– Позвольте мне объяснить проще, мистер Вудс, – сказала она. – Если уж мы показываем женские груди и зады, значит, мы должны показать и несколько членов. И я имею в виду вовсе не членов актерского профсоюза… – добавила Лаки.

Только тогда до Алекса дошло. Из офиса «Пантеры» он вышел в совершенной ярости и всю дорогу жаловался Фредди на то, что «эта трехнутая феминистка» ни черта не смыслит в кино.

Но Фредди высмеял его; та же самая реакция была и у двух его помощниц – Лили и Франс, одна из которых работала с ним до сих пор.

Должно быть, именно тогда Алекс и влюбился в Лаки Сантанджело, влюбился раз и навсегда.

Она сумела шокировать его, а это удавалось не каждой женщине. Она сумела покорить его, и с тех пор он оставался ее верным рабом – толпы азиатских красавиц, побывавших за это время в его постели, в счет не шли. Лишь одну ночь – Алекс знал это твердо – он будет помнить до конца своих дней. Ту волшебную ночь, которую они с Лаки провели вместе в каком-то захолустном мотеле, затерявшемся на огромном пространстве страны на пересечении двух дорог.

Тогда он позволил себе надеяться, что когда-нибудь Лаки будет принадлежать ему, но Ленни неожиданно вернулся, вернулся, словно воскреснув из мертвых, и все мечты Алекса обратились в прах.

Теперь Лаки была его другом.

Хорошим другом, но Алексу этого было недостаточно.

Он хотел большего.

Лаки давно стала для него всем, и Алекс надеялся, что когда-нибудь он будет значить для нее не меньше.

Домой они вернулись только в начале седьмого вечера, и Лаки тут же бросилась к автоответчику, чтобы проверить, нет ли каких сообщений от детектива Джонсона?

Детектив действительно звонил ей один раз. Он сообщал, что цифры из номерного знака, которые вспомнил Ленни, сейчас проверяются и что это существенно сужает круг поиска.

Прослушав сообщение, Лаки вздохнула и выключила магнитофон.

– Будем надеяться, что хоть теперь дело сдвинется с мертвой точки, – сказала она. – Иначе бы копы до сих пор топтались на одном месте.

– Ты думаешь?

– Уверена. Если бы они работали как следует, то уже давным-давно вышли бы на преступников.

Ленни огляделся по сторонам.

– Как тихо! – сказал он. – Это, наверное, потому, что детей нет, никто не визжит, не дерется и не путается под ногами.

– Действительно тихо, – подтвердила Лаки.

– Как в старые добрые времена, верно? – добавил Ленни и с размаху плюхнулся на диван. – Знаешь, дорогая моя женушка, у меня появилась отличная идея!

– Какая?

– Я хочу, чтобы ты разделась и походила передо мной голышом.

– Ты шутишь?

– Нисколько. Ну, не стыдись, уважь меня, Лаки!

– Извращенец несчастный! – улыбнулась Лаки. – Ничего у тебя не выйдет. Я не собираюсь изображать из себя чертову стриптизершу.

Ленни ухмыльнулся.

– Мне нравится, когда ты разыгрываешь из себя недотрогу, – сказал он. – Меня это возбуждает.

– Хорошо, я разденусь, но только если ты сделаешь то же самое, – ответила Лаки, чувствуя невероятное облегчение от того, что Ленни снова улыбается.

– Договорились! – Ленни вскочил и принялся расстегивать пуговицы на рубашке.

Лаки с улыбкой наблюдала за ним, негромко напевая какой-то легкомысленный мотивчик.

Когда Ленни дошел до трусов, она не выдержала и расхохоталась.

– Извини, Ленни, – сказала она сквозь смех, – но из тебя никогда не выйдет приличного стриптизера!

– Это еще почему? – с негодованием спросил Ленни, подбочениваясь и играя бицепсами. Из одежды на нем оставались только трусы и галстук. – А по-моему, у меня получается очень неплохо. Я знаю такие позы, каких ты еще никогда не видела.

– Не видела и не желаю видеть.

– Знаешь, если бы я не был твоим мужем, я бы обиделся. По-настоящему обиделся.