Месть Майвы

Хаггард Генри Райдер

Поблизости от этого шалаша рос огромный баобаб, и за ним находилось большое поле проса, наполовину опустошенное слонами. Взглянув на следы, оставленные животными, я изумился: никогда в жизни не видел таких громадных. В особенности поразили меня следы старого самца, у которого, как уверяли туземцы, был всего один клык. В любом из этих следов можно было принимать сидячую ванну — так они были широки и глубоки.

Все три слона, как утверждали туземцы, скрывались в лесах, лежавших за полями, и выходили только ночью. План мной был составлен быстро. Я решил влезть на дерево и оттуда стрелять по слонам, как скоро они появятся. Я объяснил этот план индуне, и он пришел от него в восхищение. «Значит, — сказал он, — мы можем спать спокойно в эту ночь. Чего же нам бояться, если великий белый охотник будет бодрствовать над нами, как дух, и охранять наши жизни!» Я возразил ему, что он — неблагодарная бестия, если думает спокойно спать в то время, когда я буду сидеть на дереве в самом неудобном положении ради его интересов. Он опять оробел и почтительно заметил, что мои слова «остры, но справедливы».

Настала ночь. Весь крааль уснул, не исключая и престарелой ревнивицы в шалаше, где хранилось просо, а я взобрался на дерево. Выбрав два сука, растущие параллельно, я, заблаговременно потребовав от индуны доску, укрепил ее на сучьях и уселся на этом сиденье рядом с Хобо. Мы находились на высоте приблизительно футов двадцати восьми от поверхности земли и могли удобно свесить ноги, а спиной прислониться к дереву. Я дал ему держать одно из моих ружей с крупным зарядом, а себе взял другое, полегче. Мы сидели

молча. Было уже около девяти часов, и совсем стемнело; луна должна была взойти не раньше чем через полчаса. Курить я не смел, зная по опыту, как чутки слоны к табачному дыму. Признаюсь, полчаса ожидания, проведенные мною посреди полнейшего мрака и глубочайшего безмолвия, царившего кругом, показались мне целым веком. Наконец взошла луна, и вместе с нею поднялся легкий ветерок. Листва деревьев зашелестела таинственным шепотом. Как пустынны показались мне горы, леса и равнины, облитые мягким светом месяца! Вид был так хорош, что я непременно пришел бы в самое поэтическое настроение и вообразил бы, пожалуй, что нахожусь в каком-то волшебном мире, но жесткое сиденье неровной и неотесанной доски — увы! — напоминало мне слишком хорошо, что я не в эмпиреях, а на земле, где всегда и везде сплошные неудобства. Поэтому я мысленно ограничился замечанием, что ночь чертовски хороша, и стал зорко вглядываться вдаль, не идут ли слоны. Но слоны не появлялись, и я, напрасно прождав более часу, под конец задремал. Вдруг Хобо, сидевший, как я уже сказал, рядом, чуть слышно щелкнул пальцами. Сон у меня, как у всех охотников, когда они настороже, очень чуток. Я сейчас же очнулся и быстро взглянул на него, зная по опыту, что это его обычный способ обращать без шума мое внимание на что-нибудь. Он молча указал мне на лес. В ту же минуту я услышал слабый шорох, и из-за деревьев появился слон — самый громадный из всех, каких мне когда-либо случалось видеть. Сделав несколько шагов по просяному полю, он остановился и стал поводить ушами, пробуя хоботом, откуда дует ветер. Я невольно залюбовался его чудовищным единственным клыком, на котором ярко отражались лучи месяца, и тут же решил, что этот клык во что бы то ни стало должен быть моим. Вдруг за первым слоном появился второй, поменьше ростом, но потолще, с парой клыков чудной красоты. За вторым вышел и третий, еще меньше; но и этот был двенадцати футов ростом. Все они выстроились в одну линию и постояли так несколько минут, причем тот, который был с одним клыком, нежно гладил хоботом товарища, стоявшего по левую сторону от него. Потом они начали есть, с изумительным проворством срывая хоботом головки проса и пряча их себе в рот. Все это происходило ярдах в ста двадцати от меня. Я не смел стрелять на таком расстоянии и при таком слабом освещении, как лунный свет, но с радостью заметил, что они понемногу подходят ближе к шалашу, стоявшему невдалеке от моей засады. Только это происходило крайне медленно, что сводило меня с ума. Я весь горел ожиданием, страхом и надеждой и уже подумывал, не спуститься ли с дерева и не пойти ли к ним самому, хотя, как вы легко можете понять, это было бы с моей стороны безумной отвагой. Вдруг один из слонов, великан с одним клыком, круто повернул в мою сторону, издал носом странный звук, словно высморкался, и зашагал прямо к шалашу, где хранилось просо. Я прицелился, но в ту же секунду мне показалось, что как будто темнеет. Я взглянул на луну и с ужасом увидел, что на нее надвигаются густые дождевые облака. «Ну, — подумал я, — прощай, охота!» И как раз в то время, когда слон был уже ярдах в двадцати пяти от меня, облако надвинулось и закрыло свет. Стрелять стало невозможно, но в наступившем полумраке я все-таки мог видеть, что серая громада движется к шалашу все ближе и ближе. Наконец совсем стемнело, я не мог уже ничего видеть, только слышал, как слон возится около шалаша. Через несколько минут опять посветлело, и я увидел, что он стоит у шалаша, запустив хобот внутрь. Я уже начал прицеливаться, как вдруг раздался оглушительный визг, и я увидел, что слон вытащил из шалаша свой хобот с целым снопом проса и со спавшей на снопе старухой! Ее длинные костлявые рута и ноги торчали во все стороны, она кричала и визжала как бешеная. Не знаю, кто был перепуган больше — она, я или слон. Он, конечно, и не думал ничего замышлять против нее, а пришел за просом и схватил ее случайно вместе со снопом. Крики женщины страшно переполошили его, он фыркнул и швырнул ее в сторону. Она упала в росшую неподалеку мимозу и засела там, продолжая визжать, словно паровозный свисток, а он поджал уши и побежал было в лес, но тут я изловчился и выстрелил ему в плечо. Выстрел грянул и рассыпался громовым раскатом в горах. Слон повалился на землю; я думал, он убит наповал. В эту минуту доска, на которой мы сидели, — как видно, гнилая, — надломилась под нами. Хобо успел уцепиться за сук и остался на дереве, а я полетел вниз и не помню как очутился у подножья в сидячем положении. Должно быть, я соскользнул по стволу, как с горы. Потрясение от падения было жестокое, несколько секунд я сидел как оглушенный, однако наконец пришел в себя и почувствовал, что у меня нет серьезных повреждений.

Между тем слон, не убитый, как я думал, а только раненый, очнулся, приподнялся на коленях и принялся реветь от боли. На его рев прибежали два других слона. Я стал шарить вокруг, ища ружье, но его не было: оно осталось на дереве! Положение было крайне незавидным. Я не смел подняться с места и попытаться опять влезть на дерево. Во-первых, после такой встряски, какую я получил при падении, это было бы весьма затруднительно; во-вторых, если бы я встал, слоны непременно бросились бы на меня, а бежать было некуда. Пробираясь ползком, я обогнул дерево и шепотом приказал Хобо спуститься ко мне с ружьем; но Хобо, понятно, очень довольный тем, что находится в безопасности, сделал вид, будто не слышит. Итак, я остался за деревом безоружный, недоумевая, что делать. Оба слона между тем оставались около своего раненого товарища. Когда они подошли к нему, он перестал реветь и тихо простонал, указывая хоботом на рану, из которой буквально хлестала кровь. Они опустились по обеим сторонам его, просунули под него свои клыки и хоботы и помогли ему встать, затем, поддерживая с обеих сторон, повели по направлению к деревне. В это время луну закрыло тучей, словно свечу гасильником. Я уже ничего не мог видеть, а только слышал их шаги. Через несколько минут туча пронеслась, выглянула луна, и я увидел трех великанов около самой изгороди крааля. Недолго думая, они вломились в ограду, проломили изгородь с противоположной стороны и ушли в лес. Спавший люд переполошился, расшумелся и забегал, как муравьи в муравейнике. К счастью, как я узнал впоследствии, никто не получил ран, что можно поистине назвать чудом.

Добравшись до деревни, я нашел всех в смятении, а индуну — в полном исступлении: он метался во все стороны перед своим шалашом, словно его укусил тарантул. На мой вопрос, что с ним, он разразился целым потоком брани и упреков.

— Какой ты охотник! — вопил он. — Ты обманщик, пустомеля и больше ничего! Что ты с нами сделал? Ты обещал нам убить слонов, а они по твоей милости чуть не передавили всех нас!

Эти упреки до того меня взбесили (нужно вам признаться, что я и без того был раздосадован своим падением и неудачей), что я схватил его за ухо и принялся колотить головой о стену шалаша.

— Ах ты, негодяй! — кричал я на него. — Как ты смел мне дать гнилую доску! По твоей вине я чуть не убился, да и жену твою Сотрясающий Землю [4] вытащил из шалаша, словно улитку из раковины, и зашвырнул невесть куда. Мы все пострадали по твоей милости, а ты смеешь жаловаться на испуг — вот тебе, вот тебе за это!

Говоря так, я продолжал без жалости трясти и колотить его, положительно не владея собой от злости.

— Виноват, виноват, великий человек! — взмолился он наконец. — Сердце мое говорит мне, что я виноват перед тобой.

4

Такое значение имеет на местном языке слово «слон». — Примеч. автора.

Его жалобный писк образумил меня, я выпустил его из рук. Он встряхнулся, как наказанный кот, постоял на месте несколько секунд, должно быть собираясь с мыслями, и наконец робко проговорил:

— Что сказал ты, великий человек? Жену мою, говоришь ты, зашвырнул Сотрясающий Землю? Ах, если бы он зашиб ее до смерти, было бы лучше!

С этими словами он сложил руки, набожно поднял глаза к небу и скорчил такую забавную мину, что я от души расхохотался и забыл о своей досаде.

— Не надейся на это, старый грешник, — сказал я, — Твоя жена сидит на мимозе и кричит благим матом. Чем желать смерти, поди-ка лучше сними ее.

— Ох, нет, не пойду, — отвечал он. — Уж коли она жива, так сама слезет с дерева, когда ей наскучит там сидеть. Значит, я от нее не избавился… ну, что делать! Неси, вол, ярмо, пока…

Тут рассуждения индуны были прерваны появлением его дражайшей половины, растрепанной, исцарапанной, а в остальном целой и невредимой. Ей как-то удалось соскочить с дерева, и она побежала, чтобы хорошенько побраниться с муженьком и выместить на нем все испытанные ею страхи. Оставив нежных супругов объясняться, я ушел к себе на стоянку, лег на землю, завернулся в одеяло и скоро забылся крепким сном.

IV

Что было дальше

На другой день я проснулся изрядно разбитым, но с твердым намерением продолжал» охоту за слонами, которые прошлой ночью ушли у меня, как говорится, из-под носа. Их молочно-белые клыки мелькали у меня в глазах и не давали покоя. Мои люди, очевидно, считали такую решимость безумием, но не смели мне противоречить. Мы снялись с места, я наскоро простился с индуной, которому, замечу кстати, было не до меня (он усердно колотил свою престарелую супругу с помощью молоденькой жены), и мы пошли по следам слонов. Нелегко нам было отыскать их, приходилось идти по каменистому грунту, на котором ноги животных не оставляют отпечатков, и довольствоваться кровавыми следами, оставленными раненым слоном, но и это было крайне затруднительно, поскольку ночью шел дождь и местами кровь была почти совсем смыта. Так промучились мы полтора часа, затем каменистый грунт сменился рыхлой почвой, на которой следы были видны хорошо. Мы шли по ним до вечера и весь следующий день, едва давая себе время перекусить и отдохнуть. Нам попадалась масса другой дичи, но я не обращал на нее внимания и неуклонно шел по следам слонов. Наконец к вечеру второго дня я убедился по многим признакам, что слоны находятся от меня уже не более чем в четверти мили, но местность, по которой мы шли, поросла густым кустарником, мешавшим обзору. Измученные и усталые, мы разбили лагерь. После ужина мои спутники уснули, а я сел к дереву, прислонясь к нему спиной, и закурил трубку. Вдруг не далее как в трехстах ярдах от меня послышался резкий крик слона — тот резкий, похожий на звук труб крик, который обычно означает, что животное чем-то испугано. Забыв усталость, я вскочил, схватил ружье — мою тяжелую, но надежную четырехстволку, сунул в карман несколько запасных зарядов и пошел на крик Тропинка, которую слоны проложили через кустарник, была узка, но явственно виднелась передо мной в лунном свете. Я осторожно направился по ней и прошел уже шагов двести, как вдруг передо мной открылась просека ярдов в сто, вся поросшая густой сочной травой, с несколькими деревьями. Заглянув в нее с присущей бывалому охотнику осторожностью, я понял, почему кричал слон. Посреди просеки стоял большой лев с густой гривой и тихо рычал, помахивая хвостом, словно игривый котенок. Не успел я опомниться, как из кустов выскочила львица и, бесшумно приблизившись ко льву, начала к нему ласкаться. Я стоял неподвижно, не зная, что предпринять, но они, должно быть, не заметили меня и, постояв несколько минут, ушли в лес — вероятно, за дичью. Я переждал немного и хотел было уже вернуться на стоянку, думая, что появление львов спугнуло слонов, и досадуя, что напрасно беспокоился, но внезапно услышал в конце просеки треск и направился в ту сторону. Там опять был проход в высоких кустах, но до того узкий, что я едва мог различить путь перед собой. Пробравшись по нему, я вышел на другую просеку и посередине нее, не далее как в восьмидесяти ярдах от себя, увидел моих трех слонов: раненый стоял, опершись о дерево, и, по видимому, едва держался на ногах; другой стоял с ним рядом, а третий — немного впереди. Вдруг этот третий круто повернулся и ушел в лес.

Я подождал с минуту, недоумевая, что мне делать, идти ли назад на стоянку и отправиться на охоту на рассвете с людьми или напасть на слонов сейчас же. Первое было, конечно, гораздо благоразумнее. Напасть одному на трех слонов да еще при свете луны — вещь не только рискованная, но даже безрассудная. С другой стороны, они могли к утру уйти далеко, и я остался бы опять ни с чем. Я решился напасть на них немедленно.

Но как это сделать? Выйти на просеку я не мог, они тотчас же увидели бы меня. Нужно было незаметно подкрасться к ним в кустарнике. Я начал осторожно пробираться вперед, но никак не мог найти точки, с которой можно было бы выстрелить незаметно, и потому двинулся за тем, который ушел в лес. Проход, сделанный им, резко поворачивал в сторону, образуя острый угол. Я осторожно заглянул за этот угол, рассчитывая увидеть невдалеке от себя хвост слона, и вдруг, к своему изумлению, увидел прямо перед собой, ярдах в пяти, его голову со слегка поднятым хоботом. Это меня до того удивило, что я с минуту стоял в оцепенении. Должно быть, он удивился не меньше моего, однако опомнился первый и крикнул, словно собираясь напасть на меня. Бежать было немыслимо: вокруг рос кустарник, а если бы я бросился назад, он мигом настиг бы меня. Я поднял ружье и, не целясь, выстрелил ему в грудь.

Выстрел прозвучат громко в безмолвном лесу. Слон вскрикнул и на секунду словно замер на месте. Признаюсь, я растерялся. Мне следовало бы сразу же выстрелить опять, но я этого не сделал. Не успел я что-либо сообразить, как он бросился на меня. Его страшный хобот взвился надо мной, как темная полоса. Я бросился бежать, а он пустился за мной. Мы пробежали несколько ярдов — и он повалился мертвый. Пуля, должно быть, угодила ему в легкие.

Я спасся чудом, но не успел еще порадоваться этому, как, оглянувшись, увидел позади, шагах в пятнадцати, двух других слонов, вероятно прибежавших на выстрел и теперь каменными громадами надвигавшихся на меня с двух сторон. Почти не целясь, я выстрелил в голову одному из них. Пуля попала прямо в мозг, и серый великан рухнул, как пораженный молнией. Но передо мной еще оставался страшный противник — раненый самец со сломанным клыком. Он уже наступал на меня, надвигаясь, как туча, при бледном свете месяца. Я поднял ружье, прицелился ему в шею… и тут оружие дало осечку. Я вспомнил, что ружье было немного испорчено. Не теряя времени, я прыгнул в сторону и едва избежал страшного удара хоботом — он прошел совсем близко от меня. Затем я пустился бежать со всех ног, не выпуская из рук ружья и рассчитывая спрятаться где-нибудь в кустах. К счастью, раненый самец не мог бежать так быстро, как обычно бегают слоны, но все-таки он был от меня не дальше чем в трех футах, и я никак не мог увеличить расстояние между нами. Так пробежали первую просеку. Я надеялся попасть во вторую через проход, которым вышел на нее из первой, но впопыхах пробежал мимо. Бегу, оглядываюсь — и нигде не вижу хода в чаще, плотной, как стена. Что мне оставалось делать! Я круто повернул, как делает затравленный заяц, и побежал назад. Слон не мог затормозить так быстро, как я, и это дало мне возможность перевести дух, но очень скоро он опять начал догонять меня, и я внезапно почувствовал над своей головой его горячее дыхание. Одному Богу известно, что я перенес в эту минуту! Невдалеке от себя я увидел большое дерево и бросился туда, чтобы спрятаться за ним. Он налетел на дерево и свалил его, как тростинку, ударившись о него головой. К счастью, я успел отпрыгнуть в сторону, и ствол рухнул мимо, но один из сучьев задел меня и опрокинул на спину. Слон пробежал мимо, но тотчас повернулся ко мне. Не имея возможности подняться, я почта бессознательно сделал попытку вновь выстрелить. Ружье на этот раз послушалось, грянул выстрел. Но слон продолжал бежать на меня, и я даже не знал, попал ли в него, а сам, придавленный суком, не мог встать на ноги. Он был уже рядом, когда вдруг остановился и стал медленно опускаться на колени. В эту минуту я лишился чувств.