Месть очкарика
Шрифт:
Морозов отстраняется от меня, чтобы снять трусы, а потом снова нападает на мои губы, жалящими, глубокими поцелуями. Он прижимается ко мне все сильнее, и я чувствую его возбуждение, что еще сильнее сводит с ума.
— Смотри, что ты сделала со мной, — шепчет хрипло, беря мою руку и сжимая мои пальцы вокруг восставшего твердого члена. — До боли хочу… Сдыхаю от этой потребности…
Меня затапливает чувство глубокого безграничного счастья, когда сжимаю его, ласкаю, меня бросает в дрожь…
— Ты убиваешь меня, — шепчет мне в губы Морозов, наполняя меня, проникая осторожно, не так как
— Не сдерживай себя, — просит любимый, а я уже и не могу. Беспомощно вздрагиваю и снова подаюсь ему навстречу, обхватываю руками и ногами, оплетаю точно плющ, сходя с ума от волшебного ритма, от его умения находить тот самый нужный угол проникновения, чтобы ощущения внутри меня были самыми сильными. Нестерпимо сладкими, высвобождающими такой шквал ощущений, что едва не задыхаюсь от крика. Теряю контроль, кричу, понимая, что больше не могу вынести этого накала, пружина выстреливает и я дрожу в объятиях Яна. Чувствую, как и он содрогается внутри меня, мощная струя его семени приносит мне еще один взрыв сладких судорог. Последняя волна экстаза прокатывается по телу, принося облегчение и опустошение. Трепещу и вздрагиваю в объятиях Морозова еще какое-то время, и наконец засыпаю. Мы все еще сплетены в единое целое, сильные руки крепко обнимают меня, я как в коконе… и когда засыпаю, все еще чувствую его в себе. Это наполняет меня невероятным счастьем.
Утро встречает меня одиночеством и тишиной. Смотрю на часы и ужасаюсь — уже полдень. Я ведь хотела проснуться вместе с любимым, позавтракать… проводить его. Побыть каждую возможную минуту, хотя это было бы невыносимо тягостно. Но я готовила себя к этому, надеялась, что смогу сдержаться и не заплакать. Раньше я вообще не плакала, а теперь глаза постоянно на мокром месте…
На столике записка от Яна:
Я не смог разбудить тебя, ты слишком прекрасна во сне
Я бы не смог уехать, если бы хоть раз заглянул в твои глаза
Все будет хорошо, только дождись меня
Под запиской — новенький паспорт. Листаю страницы, разглядывая свою фотографию, сделанную еще в больнице… Ужасный вид, мешки под глазами… А потом из паспорта выпадает пластиковая карта с моим именем… Ян решил не держать меня невыполненными обещаниями. Если я и решу остаться — то только потому что хочу этого…
Слез я не смогла избежать. Но я обещала ему быть сильной и во что бы то ни стало сдержу обещание. Малодушие на секунду поднимает голову и шепчет — ты можешь переждать, сняв номер в гостинице. Но я душу этот порыв в зародыше. Я обещала, что буду тут. И не имею права сдаться только потому что меня страшат призраки прошлого, что сидят в душах обитателей этого дома. Если мне придется выслушивать гнев и проклятия — значит так тому и быть. Никто не сможет защитить меня от самой себя. От моих кошмаров. От прошлого. От судьбы. Никто, кроме меня самой, не сможет меня спасти. И неважно что меня пугает будущее, неуверенность в том, что наше сексуальное влечение потеряет остроту.
В глубине души я всегда знала, что не вписываюсь в его жизнь. Именно отсюда растут ноги всех моих ужасных поступков… Желание любой ценой избегать душевной боли.
Выхожу из комнаты — тишина. Такой огромный дом и ни души, мне становится не по себе. Спускаюсь на кухню. Завтракаю там, в обществе слуг, которые разумеется чувствуют неловкость от этого. Не понимают, как вести себя со мной.
Стараюсь делать вид что не замечаю косых взглядов. Единственная кто разговаривает со мной довольно непринужденно — кухарка Самира. Спрашиваю у нее, набравшись смелости, почему дом так тих.
— Так разъехались все, — объясняет Самира. — Агата на несколько дней к подружке ускакала, хозяин конечно с неохотой, но разрешил.
— Да? Мне он не говорил ничего, — хмурюсь. Хотя разве Ян обязан меня посвящать во все, что происходит с его родственниками… Просто я надеялась наладить отношения с девушкой. По вчерашней поездке мне показалось что у нас есть шанс на нормальное общение.
— Мне тоже, — смущается кухарка своей осведомленности. — Я случайно услышала, разговор возле кухни у них был. Эта девочка, подружка, только вернулась из-за границы. Они с Агатой с детства лучшие подруги. Вот и не отказал, хоть и не хотел.
Про Ольгу я спрашивать не решаюсь, но Самира простодушно сама заявляет:
— А старшая наша, она никогда тут и не ночует. Только в гости заглядывает. Вот и тишина сразу. Пока хозяева из путешествия не вернутся, тут почти всегда так… Только Софья Прокофьевна, но она не выходит…
И мальчик Саша, до смерти напуганный этим домом и переменами в своей жизни. Сердце сжимается, когда вспоминаю о несчастном ребенке. И рассказ Яна, о том, как забрал его.
«Я даже не знаю мой ли он» — вспоминаю слова Морозова. И решительно направляюсь в крыло где комната мальчика.
Татьяна встречает меня на пороге, она взволнована. Ребенок ведет себя странно.
— Поначалу отказывался от еды, теперь вот лежит в постели, не вытащить, все перепробовала, — испуганно верещит служанка. — Я же в детях ничего не понимаю, нету своих. Ни племяшек даже… Вот и что делать, хозяин сказал головой отвечаю. В доме никого… Кроме бабули старой, дозвониться не могу ни до кого.
Подхожу к мальчику — на нем та же одежда что и вчера и даже кепка.
— Он что, не переоделся со вчера? — спрашиваю удивленно.
— Он такой с момента как привезли, — отвечает Татьяна.
— Что, три дня?!
Моему удивлению нет предела.
— Он… не дается. Что мне, драться с ним? — жалобно оправдывается девушка.
— Но ты могла об этом сказать…
Дотрагиваюсь до ребенка и тот чуть ли не отпрыгивает на другой конец большой кровати.
— Не бойся, пожалуйста. Я не причиню тебе зла.
— Уходи! — кричит тоненьким голосом и у меня щемит сердце. Почему этот малыш напоминает мне меня саму? Загнанный, испуганный зверек. Как же помочь ему? Как показать, что ему нечего бояться.