Месть очкарика
Шрифт:
— Пожалуйста, я очень тебя прошу, не прогоняй, — умоляю тихим голосом. — В доме почти нет никого, мне ужасно одиноко…
Мальчик по крайней мере перестает дрожать. Успокаивается.
— Сходите, передохните, покушайте, — предлагаю я Татьяне.
— Нет, что вы, я не могу.
— Обещаю, все будет хорошо. Ян просил меня присмотреть за ребенком, пока его не будет.
Ян ни о чем подобном не просил, но я чувствую, что должна. Что ему это понравится. А даже если и нет — наплевать. Сейчас могу думать только о несчастном испуганном малыше. И как помочь ему.
Проходит несколько
Я все время что-то говорю, спрашиваю, что ему нравится, не ожидая ответа. Просто пытаюсь вспомнить собственное детство, что мне нравилось, что любила. Конечно я была очень далека от машинок, вот и сейчас, в основном про кукол истории, но почему-то малыш начинает слушать с огромным интересом, именно когда рассказываю как шила своим Барби одежду, как менялась с девочками нарядами, и как мечтала купить для своей любимицы новое платье, но денег не было.
— Я бы очень хотел Барби, — тихо признается малыш, а я буквально немею от удивления.
— Что? О, ну хорошо… Не все мальчики обязаны играть в машинки, — говорю стараясь чтобы голос звучал бодро. Но я ошарашена. С одной стороны, радоваться надо, что смогла хоть какой-то интерес со стороны ребенка завоевать.
И еще странно — мальчик до сих пор в постели. Как мне кажется, для ребенка это нехарактерно.
— Давай прогуляемся до магазина, где мы вчера были, и купим Барби?
И тут же жалею, что это сказала. Ян просил меня не покидать дом без особой на то нужды. Волнуется, что муж все еще преследует меня. А для меня тот страшный человек, его издевательства, его жестокость — словно и не со мной были. Я даже имя его с трудом уже вспоминаю… И лицо. Хочется думать, что Антон забыл обо мне так же, как я про него.
Но ребенок отрицательно мотает головой. Что-то не так, я все сильнее это ощущаю. Сажусь на постель, касаюсь лба малыша рукой — он раскаленный! В панике бегу на кухню, прошу Татьяну срочно найти градусник и вызвать врача.
Как назло, никто понятия не имеет какой номер у семейного доктора. Поэтому вызываю простую скорую, но ехать в особняк, находящийся за городом они отказываются. Прямо так и говорят — у вас столько денег, такси вызовите и сами…
— Один из соседей врач, я точно знаю, — вспоминает вдруг Татьяна. Мы к этому времени успеваем найти жаропонижающее, у сестры Самиры оказывается двое деток, и в сумке кухарки по случайности находится лекарство именно для детей. Саша от наших манипуляций начинает плакать, все громче. Его пугает что в комнате все больше народу и у всех паника.
— Так беги давай к нему! — шиплю яростно. Знает где врач и болтается тут без дела под ногами! Кажется, к этому моменту я забыла обо всем на свете — где нахожусь, о своих страхах, о стыде. Даже про Морозова забыла. В голове только отчаянное желание помочь больному ребенку. С которым всего-то пару слов сказала… а он стал как родной…
— Нет, я не могу, стесняюсь, что скажу-то… — начинает бормотать служанка, и я, вне себя от злости хватаю ее за руку и тащу из комнаты.
— Пошли! Я с тобой пойду, покажешь где он живет!
Глава 18
Бежать пришлось минут семь — пока пересекли территорию поместья Морозовых, ругалась про себя на чертово богатство, из-за которого мы только время теряем. Дальше вниз по улице, Таня вела меня коротким путем, а мне все равно казалось, что мы ужасно долго тащимся. Вот, наконец, калитка. Звоним в домофон, и я кричу как ошалевшая мамаша, что мне срочно требуется помощь врача.
— У ребенка высокая температура! Тридцать девять! Пожалуйста, помогите!
Калитка открывается, и я врываюсь в незнакомый дом.
Мужчина, который встречает нас с Татьяной, невероятно красив. Какой-то совершенно особенной нордической красотой. Таня замирает как под гипнозом, и только поэтому отмечаю про себя внешность мужчины. Мне она до лампочки. И это открытие тоже поражает меня, но тоже откладывается на дальнюю полку сознания. Мне сейчас не до того. Я должна вылечить ребенка.
— Хорошо, мамочка, не волнуйтесь, — спокойно, без тени насмешки говорит мужчина. Он встретил нас полуодетый, из дальней двери, явно ведущей в спальню, выглядывает высокая длинноногая брюнетка. И мне становится не по себе. Только сейчас замечаю, что рубашка на мужчине распахнута, демонстрируя идеальные кубики торса. На которые как кролик на удава уставила Таня. Приходится наступить ей на ногу — меня злит ее поведение.
— Я готов, идем? — спрашивает мужчина, — Только учтите, я не детский врач.
— Не скажу, что рада это слышать, но скорая к нам отказалась ехать.
— Все верно, это частный поселок. У всех, кто живет здесь есть семейные врачи. Почему вы не позвонили своему?
— Потому что прислуга не знает его номера, — огрызаюсь, пока идем обратно. — Вы не хотите застегнуть рубашку?
— Я вас отвлекаю? Простите. Я же торопился из-за вас…
— Не отвлекаете нисколько. Переживаю вдруг сами заболеете.
Не знаю откуда во мне возродилась прежняя язвительность, Таня теперь поглядывает на меня с испугом, а мужчина — с интересом. Мне не нравится ни то не другое. Хотя это не важно, главное — мы уже возле дома.
Блондин начинает осматривать ребенка, пока выгоняю всех из комнаты. Сама стою на пороге, нервно кусая губы. Когда врач заканчивает осмотр, на удивление, ребенок ведет себя спокойно, не кричит, не шугается. Неужели ему настолько плохо?
— Почему ваше дитя в таком состоянии? — спрашивает врач и нотки в его голосе мне не нравятся.
— Простите, что? Я не знаю почему он заболел, — вздыхаю. — И я не мать, простите что ввела в заблуждение.
— А где его родители? И кто вы такая? Бесились так, словно мать, и никто больше. И вот заявочки. Странно, вообще, что это происходит с Морозовыми. Никогда прежде не замечал за этой семьей такой халатности.
— Да о чем вы?
— От ребенка, простите, воняет. Вы мыть его не пробовали? Слов нет, что за народ. Где хоть кто-то из его родственников?
— Нету…
— Я не понимаю. Вы хоть соображаете, что в такой ситуации прямая обязанность любого врача — звонить в службу опеки? Или в полицию даже. Потому что это ни в какие рамки!