Месть Ориона

Бова Бен

Троянцы бросились врассыпную, я отошел в сторону. На первой колеснице стоял Агамемнон, кони его ударили копытами по мертвому телу Александра, колесница подскочила на трупе и прогромыхала дальше, преследуя бегущих врагов.

Я отступил, поднятая колесницами пыль попадала мне в глаза, оседала на коже, одежде, окровавленном мече. Жажда крови угасла, я смотрел на дорожную пыль… На окровавленное тело Александра, попадавшее под копыта лошадей и колеса многочисленных колесниц. Ко мне подошел Лукка, на щеке и обеих руках

которого виднелись свежие раны. Впрочем, они не были серьезными.

– Битва закончилась, – подытожил он. – Теперь начинается бойня.

Я кивнул, почувствовав внезапную усталость.

– Ты ранен, – заметил он.

– Это не опасно.

Он поглядел на рану, качнул головой и пробормотал:

– Она как будто уже наполовину зажила.

– Я же сказал, что рана не тяжелая.

Нас окружили воины, на их лицах читалась тревога… Не испуг, но явное беспокойство.

– Наступило время воинам собирать свою дань, – произнес Лукка.

«Пора грабить», – следовало бы сказать ему. Красть все, что сможешь унести, насиловать женщин, а потом предать город огню.

– Ступайте, – вымолвил я, вспомнив, что первый пожар в городе разжег собственноручно. – Со мной все будет в порядке. До встречи в лагере.

Лукка слегка прикоснулся кулаком к груди, а потом повернулся к остаткам своего отряда.

– Следуйте за мной, – приказал он. – Помните: не рисковать. В городе полно вооруженных мужчин. К тому же некоторые женщины умеют пользоваться ножами.

– Любая бабенка, которая попытается зарезать меня, пожалеет об этом, – с угрозой вымолвил один из воинов.

– Любая бабенка, которая увидит твою уродливую рожу, немедля кончит жизнь самоубийством!

Они расхохотались и отправились прочь. Я насчитал тридцать пять человек. Семеро погибло.

Некоторое время я стоял возле стены и следил за колесницами ахейцев и пехотой, вливавшейся теперь в распахнутые ворота. Дым становился гуще. Я взглянул на небо и заметил, что солнце едва поднялось над стеной. Стояло раннее утро.

«Итак, дело сделано, – сказал я себе. – Твой город пал, Аполлон. Твои планы разрушены!»

Но я не чувствовал никакой радости, никакого восторга. Я понял – это не месть: смерть тысячи мужчин и юношей, пожар и гибель города, который строился не один век, не приносят радости. Изнасиловать женщин, увести их в рабство – это не триумф.

Я медленно побрел прочь. Площадь опустела, лишь изувеченное тело Александра и трупы других воинов оставались на ней. За первым рядом колонн храма к небу рванулось пламя, повалил дым.

«Жертва богам», – с горечью подумал я.

Подняв над головой окровавленный меч, я вскричал:

– Мне нужна твоя кровь, Золотой! Не их, а твоя!

Ответа не последовало.

Я поглядел на останки Александра. «Все мы смертны, царевич Троянский; братья твои убиты, отец твой, наверное, сейчас умирает.

Но некоторые из нас умирают неоднократно. И лишь те, кому повезет, – только раз».

А потом мне в голову точно извне пришла мысль: «А где же Елена? Где златокудрая женщина – причина этой бойни? Где расчетливая красавица, пытавшаяся воспользоваться мною как вестником?»

20

С обнаженным мечом в руке шагал я по главной улице горевшей Трои, утро потемнело от дыма костров и пожарищ… Порожденных огнем, который разжег я. Причитания и рыдания женщин раздавались повсюду, мужчины разражались воплями и грубым хохотом.

Рядом обрушилась кровля, взметнувшаяся туча искр заставила меня отступить на несколько шагов. Быть может, это тот самый дом, в котором я переночевал; впрочем, утверждать наверняка было сложно.

Я поднимался по улице, грязной от пыли и сажи, забрызганной кровью троянцев. В канаве посреди улицы алела красная жидкость.

Двое детей с криком бросились мимо меня. Трое пьяных ахейцев со смехом преследовали их. Я узнал одного из них: гиганта Аякса, не выпускавшего из рук огромного кувшина с вином.

– Возвращайтесь! – вопил он пьяным голосом. – Мы не причиним вам вреда!

Но дети исчезли в дыму, свернув в переулок.

Я поднимался к дворцу, мимо базара, лавки теперь полыхали столь яростно, что у меня на руках даже потрескивали волоски… Мимо груды тел, возле которой немногие из троянцев еще пытались задержать нападавших. Наконец я достиг ступеней перед дворцом, которые тоже устилали поверженные тела. На верхней ступени, припав к одной из массивных каменных колонн, сидел Политос. Он рыдал.

Я бросился к нему:

– Ты ранен?

– Да, – проговорил он, качая седой головой. – Ранена моя душа.

Я облегченно вздохнул.

– Взгляни: всюду смерть и огонь. Неужели для этого живут мужи? Чтобы уподобляться дикому зверью?

– Да, – ответил я и, схватив старика за костлявое плечо, выкрикнул: – Да, случается, что мужи ведут себя подобно животным. А иногда поступают, как велят им боги. Люди могут построить дивные города и сжечь их. Ну и что же с того? – говорят боги, такова наша воля, не пытайся понять нас, просто смирись с тем, каковы мы.

Политос поднял на меня глаза, покрасневшие от слез и дыма.

– Итак, мы должны смиренно принимать судьбу… Покоряться прихотям богов… И плясать под их дудку, когда они потянут за веревочку! Неужели это говоришь мне ты?

– Богов нет, Политос. Есть только злые и жестокие создания, смеющиеся над нашей болью.

– Нет богов? Этого не может быть. Наше существование должно иметь причину. Должен же быть порядок во вселенной!

– Мы делаем то, что нам приходится делать, мудрец, – буркнул я мрачно. – Мы повинуемся богам, когда у нас не остается выбора.