Месть Шарпа
Шрифт:
— Прекратить огонь! — скомандовал Фредериксон, — Молодцы, ребята! А теперь разбежались! Нечего толпиться, не в пивной.
Красавчик Вильям снял повязку с пустой глазницы и вынул фальшивые зубы, приобретя жуткий вид. Любой, кто узрел капитана впервые, не усомнился бы в том, что Фредериксон уже разок воскресил, причём после не самой лёгкой смерти. Вражеские выстрелы подействовали на капитана, как чашка кофе. Исчезла ленца, Фредериксон чуть ли не пританцовывал.
Тиральеры стянулись наверх. Марш смолк, сменившись барабанным боем. Этот грозный рокот Шарп слышал бесчисленное количество раз. «Pas-de-charge». Ритм, ведущий в атаку французскую пехоту.
— Пушки видите, сержант? — Фредериксон окликнул Харпера, лежащего несколькими метрами выше.
— Нет, сэр.
И тогда на линии, отделявшей край гребня от неба, словно из посеянных зубов дракона выросли солдаты.
— Господь Всемогущий! — генерал-майор Нэн поднял седые кустики бровей, — Глазам не верю! Перепились они, что ли? Нашли время устраивать учения!
— Учения, сэр? — срывающимся фальцетом переспросил необстрелянный адъютант.
— А как иначе это назвать? Большей глупости наши повредившиеся в рассудке французские приятели сделать бы не смогли, сколько ни тужились. Как бы то ни было, нам это крайне на руку.
Адъютант не понимал того, что каждому бывалому солдату было ясно, как день, и каждого бывалого солдата наполняло ликованием. Французы могли опрокинуть карабкающихся британцев сосредоточенным огнём ружей и артиллерии, как они сделали с испанцами. Могли пустить с фланга конницу, угроза набега которой вынудила бы противника построиться в каре, неуязвимые для кавалерии, зато легко выкашиваемые картечью. Однако французы, следуя лишь Богу ведомой логике, выбрали худший из вариантов — контратаку колоннами массированной пехоты.
Две такие колонны переливались через край складки, два тарана из построенных плечом к плечу бойцов. Любимое боевое построение Наполеона. Два человеческих молота, готовых сокрушить жалкие цепи британцев. Легко, как сокрушали целые армии и государства.
— На месте стой!
Английские и португальские батальоны остановились. Лёгкая пехота высыпала вперёд, оттесняя осмелевших тиральеров.
Бересфорд, давний соратник Веллингтона, с колоннами сталкивался не впервой и знал, как с ними бороться. Первая линия стояла по стойке смирно, с приставленными к ноге мушкетами. Второй и третьей пока отводилась роль зрителей. Приближающиеся колонны казались неисчислимыми и неуязвимыми. Над ними реяли флаги на древках с орлами. В середине шли барабанщики, отбивая «pas-de-charge». Время от времени их палочки замирали в воздухе, тогда гремел клич: «Vive l’Empereur!», и дробь возобновлялась. По мере продвижения колонн английские застрельщики понемногу откатывались назад. Офицеры французов шагали впереди своих подразделений. Генерал-майор Нэн опустил подзорную трубу:
— Усачей-то мало!
Седоусые ветераны, костяк французской армии, гнили в тысячах могил по всей Европе. Им на смену призывались мальчишки с пушком на верхней губе. «Марии-Луизы». Так их называли по имени столь же юной императрицы-австриячки, подписывавшей указы об их призыве. Именно из «Марий-Луиз» большей частью состояли колонны. Возможно, поэтому Сульт пошёл на риск контратаки. Храбрость и стойкость его зелёные солдатики могли проявить, лишь чувствуя рядом плечо товарища. Это были колонны, но колонны наскоро обученных, считай, гражданских, сопляков, выставленных против английских и португальских вояк-профессионалов. Две колонны кроликов против волчьей стаи.
Французы приблизились на восемьсот шагов, и офицеры союзников едва ли не в один голос выкрикнули:
— Цельсь!
Четыре тысячи мушкетов взметнулись вверх. Передние ряды колонн попытались сбавить темп, но им не дали этого сделать напирающие сзади товарищи.
— Товсь!
Красномундирники оттянули назад курки. Французы на ходу открыли беспорядочный огонь. Палили неприцельно, поэтому урон был невелик.
— Сомкнуться!
Сержант-британец оттащил назад убитого.
Дробь. «Vive l’Empereur!» Снова дробь.
Дула британских мушкетов были устремлены на врага, сабли офицеров подняты. Противники уже видели лица друг друга.
— Пли!
Четыре тысячи стволов разом выбросили дым, огонь и свинцовые шарики. Четыре тысячи окованных бронзой прикладов лягнули четыре тысячи плечей. Пелена дыма скрыла британцев.
— Заряжай!
С правого фланга Шарп хорошо видел, как содрогнулась ближняя к нему колонна, принимая пули. Синие мундиры запачкала кровь. Первый и почти весь второй ряды были выбиты. Чудом уцелел один офицер, но и он был ранен. Третий ряд замешкался, вынужденный преодолевать барьер из мёртвых и раненых, однако инерция колонны заставила шагать их по телам товарищей.
— «Vive l’Empereur!»
— Пли!
Неумолимый повзводный огонь английских и португальских подразделений ужасающим ритмом вторил «pas-de-charge». Часы тренировок превратили роты в бездушные механизмы истребления. Залп отделяли от залпа считанные секунды. Казалось, ряды французов входят в жерло невидимой мясорубки, умирая ряд за рядом. Для редких счастливчиков, переживших один залп, второй оказывался фатальным. В прошлом колонны императора шутя смели бы красномундирников, только с тех пор многое изменилось. И колонны были уже не те, да и красномундирники тоже. Их лица почернели от гари пороха, вспыхивающего на полках ружей, их плечи ныли от отдач. Патрон за патроном скусывались, заряжались и громили врага, опаляя траву перед строем обрывками тлеющих пыжей.
Колонны увязли в нагромождении убитых и раненых. Храбрецов, рвущихся к противнику, сбивали с ног пули. Барабаны запнулись.
— Прекратить огонь! — разнеслось по рядам британцев, — Примкнуть штыки!
Четыре тысячи сорокасантиметровых лезвий покинули ножны и защёлкнулись на стволах.
— Товсь! — была в этом своя бравада опалённых войной сержантов и офицеров: отдавать команды скучающе, словно не в горячке боя, а где-нибудь в заштатном Четэме, на плацу, — Батальоны! Вперёд!
Солдаты вели огонь, задыхаясь в дыму и не имея возможности из-за него прицелиться, что не имело значения, — колонна представляла собой цель, по которой трудно промахнуться. Лишь сейчас, вынырнув из непроницаемой дымовой завесы, они, наконец, оценили масштаб устроенной ими бойни.
Сабли офицеров пали вниз:
— Коли!
Впервые с начала боя раздался боевой клич англичан и португальцев. Распялив рты на чёрных от копоти лицах в крике, они перешли на бег, неся перед собой сверкающие острия штыков.
Французы не устояли. Они покатились назад, оставив две груды мёртвых и умирающих там, где намеревались победить. Щуплый двенадцатилетний барабанщик жалобно скулил, разорванный почти напополам двумя пулями. Он умрёт ещё до полудня, а его верный барабан разрубят на растопку.