Месть убитого банкира
Шрифт:
– Не просто Амин. Он - убийца Олега Троицкого. Страшный человек... Но все равно, я не хотел стрелять. Ладно, поехали,- со вздохом сказал Борисенко.
38
Валентина встала с раскладушки, уставилась широко раскры-тыми глазами на Настю.
– Мне страшно.
– Мне тоже,- устало сказала девушка.- Так давно, что я уже привыкать стала.
– Я не хочу здесь оставаться!- заявила Валентина.
Настя пожала плечами. Что тут можно сказать? Она тоже не хочет, да разве можно выбраться отсюда? Уже пыталась убежать с другой дачи, в другой деревне - только хуже себе сделала. Го-ворила ведь об этом Вале, она что, не поняла?
– Не хочу здесь оставать, мне страшно,
– Не надо, Валя, успокойся,- Настя поднялась с кушетки, присела рядом, попыталась обнять женщину.- Будешь кричать - только разозлишь их. Они не любят этого. Пожалуйста, успокой-ся, хорошо, что они пока не трогают нас...
Валентина резко оттолкнула Настю, побежала вверх по лест-нице, принялась колотить кулаками в дверь.
– Немедленно откройте! Я требую, чтобы мне открыли дверь!- истошно вопила она.
Настя вернулась к своей кушетке, забралась на нее с нога-ми, испуганно прижалась к холодной стене. Странная женщина, эта Валя. Не очень-то похожа на бедолагу, которая живет с пь-яницей и подрабатывает проституцией. Прическа у нее модная, ногти ухоженные, да и вообще, заметно, что следит за собой, пользуется дорогой косметикой. Странно и то, что она оказалась тут. Документы Олега - такое важное и опасное дело для "Расц-вет-банка", что никого постороннего к нему и близко не подпус-тят. И вдруг - какая-то проститутка... А если узнает что-то важное, а потом расскажет кому не следует?
Дверь открылась и в проеме возник мрачный, небритый тип.
– Чё орешь?- спросил он.
– Я хочу уехать отсюда! Немедленно! Я хочу встретиться с моим... с моим банкиром, понятно тебе?! Отвези меня в Москву.
– А в Париж не хошь? Заткни пасть и вали вниз, пока я добрый. Будешь вякать - накажу, шлюха гнилая.
– Как ты смеешь, гадина проклятая?! Да я... я уничтожу тебя, понял?! Позвони в Москву и скажи, что я хочу уехать от-сюда! Деньги отдам! Или будет хуже!
Мельник мрачно кивнул, шагнул вперед и хлестко ударил женщину по щеке. Она бы свалилась вниз, но он схватил ее руку, завернул за спину так, что Валентина взвыла от боли. И, вце-пившись другой рукой в волосы на затылке, повел вниз. А там еще сильнее наклонил ее, сунул пятерню между ног, засопел и вдруг резко пнул Валентину коленом. Она "рыбкой" нырнула на свою раскладушку.
Завизжала, забилась в истерике, а Настя еще плотнее при-жалась к стене, в ужасе зажимая себе рот, чтобы не закричать. Только бы он ни посмотрел на нее, только бы ни подошел!
– Заткнись!- приказал Валентине Мельник.- Будешь делать то, что тебе скажут. И это - последнее предупреждение.
Он тяжело зашагал вверх, с грохотом захлопнул за собой дверь. Настя опять бросилась к Валентине, видя, что та собира-ется снова идти вверх.
– Валя, Валюша, успокойся, с ними нельзя так разговари-вать. Я уже пробовала, знаю... Пожалуйста, успокойся.
– Как он смел тронуть меня, зараза такая, грязная, подлая тварь? Прикоснуться ко мне?! Я ненавижу их, ненавижу!...- зах-лебываясь слезами, говорила Валентина.- Я чувствую что-то... плохое, ужасное. Мне страшно, страшно!
– Ну ничего, ничего,- Настя обняла ее, ласково гладила по голове.Может быть, нас найдет кто-то хороший, может, освобо-дит... Об этом думай, легче будет.
– Кто найдет, твой писатель, что ли?!- зло выкрикнула Ва-лентина.
– Нет,- опустив голову, тихо сказала Настя.- Он уже ни-когда не найдет меня. Его убили вчера.
– Как вчера?- Валентина вскинула голову, с испугом пос-мотрела на девушку.- Ты же говорила, что банкира, который дал тебе документы, убили, а потом писатель сочинил роман...
– Да, но вчера его тоже убили. Я не хотела тебе говорить об этом... Зачем?
– Ужас какой...- дрожа всем телом, прошептала Валентина.- Что же они за звери такие, а?.. Но может, они врут? Хотят на-пугать тебя, хотят... Кошмар!
– Мне все равно,- прошептала Настя. Если Сережа остался жив, я все равно недостойна его. Столько боли причинила ему, столько горя, что... Нет. Я дрянь, Валя, самая настоящая дрянь. Если он жив... он даже смотреть на меня не станет...
Валентина скрипнула зубами, но ничего не сказала. Она уже не просто жалела о том, что ввязалась в эту жуткую историю - она дрожала от страха за свою жизнь.
Красная "Нива" мчалась по вечернему шоссе, с шипением разбрызгивая влагу, затаившуюся в ямах и выбоинах глянце-во-черного асфальта. Борисенко уверенно гнал машину вперед. Еще на подъезде к окружной он остановился, минут пять изучал атлас Московской области, что-то бормотал себе под нос, водил пальцем по страницам, а потом решительно включил скорость. Чекмарев не сомневался - он знает, куда и как ехать. Если поб-лизости от Карпухино разобрался, как подъехать к деревне с другой стороны, незаметно и так, чтобы опередить бандитов, то уж теперь и подавно не заплутает.
Когда ехали по Москве, Борисенко рассказал, что Настю держат в деревне Рузвинки, в подвале, дверь которого находится в кухне за старым шкафом. С нею - жена Амина, теперь уже вдо-ва... Значит, пока Насте не угрожает опасность, пытаются хит-ростью выведать, где документы. Хотелось верить, что это имен-но так. Надолго ли у них терпения хватит, и что будет после того, как узнают о гибели одного из главных своих злодеев, Чекмарев не знал.
За Москвой говорить расхотелось обоим, поэтому, ехали молча. Шипела вода под колесами, уверенно и мощно урчал двига-тель "Нивы", черная лента асфальта зловеще блестела в лучах фар. Чекмарев пытался думать о Насте, о возможной скорой встрече, но в памяти застыла картина совсем недавнего прошло-го: безжизненное тело мужчины в грязи. Вот как это бывает... Два выстрела - и нет человека. Завтра в газетах напишут об этом, по телевидению расскажут, а может и покажут: очередное убийство в Москве, возбуждено уголовное дело... Конечно, он преступник, убийца, это он с чурбаноголовым расстреляли "Воль-во" у Карпухино, и заслуживает самого сурового наказания, мо-жет быть, смертной казни, но все равно, муторно было на душе. Убит человек, убит в мирном городе, в столице - так же нельзя! Это не по-человечески. Или, как раз - по-человечески, то есть, хуже, чем по-звериному? Ведь и Троицкого убивать было нельзя, и держать его, Чекмарева, в "Расцвет-банке" - нельзя, и уж, тем более, похищать и пытать девушку! И расстреливать похити-телей нельзя было, и убивать расстрельщиков! Но уж если все это случилось, как можно было отпустить страшного Амина? Он же позвонит сообщникам, и Настю увезут в другое место. Или убьют и закопают где-нибудь в лесу... Нельзя, нельзя!
Оказывается - все нельзя, что за жуткий мир кругом?! А что же можно? Любить, ходить на службу, рожать детей, бывать в театре и петь песни в пьяной компании? Получается - тоже нель-зя! В таком мире вообще невозможно жить! Но все живут...
"Интеллигентский мандраж,- раздраженно сказал Борисенко.- Дело сделано, забудьте. Между прочим, если б ты не уснул, а подошел бы к машине, помог быстренько связать его и потом за-переть в моем гараже, он бы не побежал. Но я не переживаю. Да-же с такими подонками играю честно. Он знал условия игры, но нарушил их. За то и поплатился. Все."