Месть убитой мухи
Шрифт:
— Как-как??? — завопила она. С деревьев вспорхнули напуганные диким ором птицы.
— Андрэ.
— Да нет, фамилия.
— Шутиков. Что, не нравится?
Ответить Люська не успела, ее внимание переключилось на другое — впереди между двумя соснами стояло несколько человек. Мужиков. Они оживленно жестикулировали, матерились и курили «Приму».
— Мне говорили, что эта могила проклятая! — кричал один. — И вот вам доказательства, разрази меня гром!
— Что случилось? — спросила Люська у Андрэ.
— Не знаю.
Шутиков
— Не подскажете, как нам найти могилу Шутиковой Юлии?
Люську снова как молнией шандарахнуло. Хотя нет, пусть будет для разнообразия не молнией, а током.
Мужики в одно мгновение прекратили материться, курить и замолчали. На кладбище повисла мертвая тишина.
— Вэ-вэ-вот ее ма-ма-гила, — сказал один из них, живо отходя в сторону.
Перед Люсьен и Андрэ открылось поистине ужасающее зрелище: будто бы взорванная изнутри могила. Повсюду валялись куски гроба вперемешку с уже подсохшими после недавнего ливня комьями земли.
— О-о-о… Что… случилось?… — побелел Андрэ, растерянно разглядывая разверстую могилу своей супруги.
«Вот так номер! — пронеслось в Люськиной голове. — Интересно, что все это значит?»
— Что случилось с моей женой?! — взревел Шутиков. Цветы выпали из его рук и картинно рассыпались веером по земле.
Все мужики шарахнулись от него как от прокаженного:
— С вашей женой?
А Шутиков в подтверждение своих слов не преминул красочно выразиться:
— Да, блин, с моей, к чертям собачьим, женой!
— А ваша жена, та скать, пропала из могилы, — сообщил один из мужиков, в речи которого паразитировало словосочетание «так сказать», которое со временем трансформировалось для удобства в «та скать». Некоторые люди по незнанию сначала думали, что мужик предлагает кого-то потаскать, но потом врубались в специфику его манеры говорить и расслаблялись.
— Пропала?! — поразился Шутиков.
— Да, пропала. Вот, видите — ее могила, та скать, разрыта.
— Но… — продолжал недоумевать Шутиков, — как она могла пропасть?! И, главное, куда?…
— А шут ее, та скать, знает, — пожал плечами мужик и почесал за ухом.
— Шут? Вы еще и издеваетесь! Хамло деревенское! — Шутиков весь трясся и непонимающе рассматривал разрытую могилу своей женушки.
— Я, та скать, издеваюсь?! Я, та скать, хамло?! Деревенское?! Я, та скать, не издевался! — От волнения мужик пересыпал свою речь «та скатями» щедрее обычного.
Люська покрутила пальцем у виска и тем же, самым удобным, по ее мнению, пальцем указала на памятник, на котором было выгравировано «Шутикова Юлия Юльевна. 1972–2005».
«Деревенское хамло» смутилось, а у Люськи от удивления глаза на лоб лезли.
«Юлия Шутикова! — мысленно изумилась она. — Девчонка-курьер, что венок принесла, именно эту фамилию назвала, когда я спросила, кто мне венок заказал! Уж не она ли, не Шутикова ли эта? А гроб? Тоже она? Фамилия редкая, да еще „Ю.“… Она… Таких совпадений не бывает… Вот же прикол… И как мне все это понимать? Что я этой истеричке сделала? За что она подарила мне гроб с венками? Делать нечего? Или она так, от чистого сердца?… Мать моя родная, че-то я ничего не соображу. Это или я тупая какая-то, или творится что-то тупое какое-то. Бред какой-то, честное слово… Она же, типа, мертвая… Как это может быть? Я что-то торможу как никогда».
— В общем, могила пуста, как моя сберкнижка, — проговорил один из мужиков, выводя Люську из непривычного для нее состояния задумчивости. — Мы не знаем, куда делась ваша жена, — и сразу же расставил все точки над «i»: — Лично я ее не брал, и нечего на меня так смотреть. У меня своя есть. Любаша. Она умеет печь просто волшебные пирожки с капустой и готовить потрясающие…
— Да подождите вы со своей Любашей! — перебил мужика Шутиков. — Ваша Любаша дома, пирожки вам печет, а куда моя Ю-Юшечка подевалась? Мертвая, мать вашу за ногу!! У вас тут что, сектанты на кладбище покойников воруют, или как мне все это понимать? Как? Где моя Ю-Юшечка, а?
Шутиков впервые в жизни пожалел, что каждое утро бреет голову, потому что если бы в данный момент у него были волосы, то он с удовольствием бы их рвал. (И метал бы чем-нибудь тоже. Например, теми же волосами.) Но Шутиков искренне полагал, что настоящий мужчина должен быть бритым наголо, и теперь был лишен вышеозначенного удовольствия.
— У нас? Сектанты? Не-е-ет! Тут у нас нет никаких сектантов! — оскорбился мужик. — И мы не знаем, кому она понадобилась. Говорят, эта Юлия была ведьмой! Неудивительно, что даже после смерти у нее все не по-людски, не по-христиански!
— Ну, ведьма, ну и что тут такого? — подбоченился Шутиков. — Завидки за одно место кусают, что ли? Лучше скажите, где мне теперь жену искать.
— Откуда я знаю? В милицию обратитесь.
— В милицию! Вот остряк! Юморист, блин, на всю хату! ГДЕ, СПРАШИВАЮ, МОЯ ЖЕНА?! — взревел Шутиков. — Куда она могла пропасть! Мертвая! Из могилы! Это вообще что такое — кладбище или черная дыра??
— Достали уже, та скать, эти ведьмы, и их мужья тоже в печенках сидят! — вставил реплику прежний мужик, являющийся, по-видимому, обладателем нескольких печеней, а не одной, как у всех нормальных людей.
Пока мужчины орали друг на друга, выясняя, кто украл Шутикову, Люська еще раз, более внимательно взглянула на памятник. И остолбенела. На надгробии была фотография… нет, вы не поверите… мадам Джулии! Той самой мадам Джулии, что не далее как вчера наобещала Люське с три короба — и страшное проклятие с нее снять, и венец безбрачия, а сняла с нее не страшное проклятие и венец безбрачия, а драгоценности. Вот так, дорогие мои, тесен наш шарик (земной, если кто не понял), привыкайте к сюрпризам!