Месть Владигора
Шрифт:
— Ваша милость, — елейно заговорил Кутепа, — здесь я посмел представить вам рисунок порока, способного бросать в стену камни и бревна. Вот — опоры из толстых бревен, здесь — перекладина, к которой прикреплен противовес, а это — ворот, сюда же мы положим большие камни. Воины закрутят веревку на ворот, а потом отпустят. Противовес полетит к земле, а камень, движением противовеса сорванный с этого захвата, прямо в стену полетит. Если таким пороком поработать два-три дня, попадая камнями в одно и то же место, в стене появится пролом, через который и ворвутся ваши дружинники и ратники в Ладор. Не придется им на стены лезть, никто не будет их со стен вниз сбрасывать, стрелами да копьями убивать. Сколько ратников
— Говоришь, сбережем? — задумчиво проговорил Гилун, разглядывая рисунки. — Ну а это что ты тут накарябал? — показал он на другой рисунок.
— А тоже порок, светлейший князь, — поспешил объяснить Кутепа, — только попроще, в виде пращи, но тоже с противовесом. Замечу, кстати, что не одни лишь стены моими пороками порочить можно, но и заборола со стен сбивать, прямо с людишками, которые за ними прячутся. Только пороки эти лучше всего на десять шагов к стенам подтащить — тогда уж ни одна преграда не выдержит. Хорошо бы еще окопать пороки да щитами дощатыми от стрел противника прикрыть. Тогда лупи себе каменьями али бревнами по стенам, покуда не разрушатся. Такое вот мое слово, благородные князья. Таперича вам судить, стоит ли меня сечь или не стоит.
Грунлаф, привстав на постели, следил за тем, что показывал князьям Кутепа. Но больше не к рисункам приглядывался князь, а к самому Кутепе. Что-то очень знакомое чудилось ему в суетливых движениях странного синегорца, сумевшего и войско к Ладору привести, и напридумывать невиданных прежде штуковин.
«Да уж не Крас ли чародей в преображенном виде? Где Хормут? Почему же нет его? Он бы пригляделся к этому смерду, — может, увидел бы знакомые черты, которые так и лезут наружу, как иглы ежа, в мешок посаженного!»
А Кутепа разошелся — еще и огромный самострел князьям на рисунке показывал, и тот самострел посылал в противника уже не стрелы, а камни и колья заостренные. Однако, как ни убеждал Кутепа Гилуна, Старко и Пересея, они с насмешкой смотрели на рисунки, а потом Гилун сказал:
— Приятель, бересту свою можешь бросить в костерок! Без надобности нам твоя наука. Вишь чего измыслил — булыганами в стены крепостные бросаться. Да что будет толстому бревну от камня твоего? Да и где я в зимнее-то время столько найду камней, чтоб долбить стену? Проваливай отсюда поскорее, покуда я не рассердился да не отправил тебя к конюхам! Вот уж содрали б они кожу с задницы твоей! Все, пошел вон отсюда!
И как ни пытался Грунлаф защитить Кутепу, предлагая князьям построить хоть один порок, они об этом и слышать не хотели, а Старко так даже и сказал:
— Грунлаф, еще наши деды брали городища и крепостицы отменно и без пороков оных. С чего бы это сейчас мы такие огороды стали городить? Завтра же возьмем Ладор!
Изгнанный Кутепа, держа под мышкой свои рисунки, вышел из домика Грунлафа, посмеиваясь: «Ну что ж, благородные князья, завтра вы убедитесь, кто был прав. Я хотел помочь вам, вы мне отказали, даже стращали поркой. Ну так пусть же стрелы Владигоровых воинов, кипящая смола, камни, колья, летящие на головы ваших дружинников и ратников, вправят вам мозги. Вы еще ко мне придете, знаю, и уже не будет гордости во взглядах ваших. Ничего, Крас подождет, он умеет ждать…»
О предстоящем штурме войско было предупреждено еще с вечера. Вожди долго совещались, решая, куда направить главный удар, и все сошлись на мнении, предложенном самим Грунлафом: воины, по три человека на лестницу, под прикрытием щитов, поставленных на полозья от саней, выпивают по ковшу крепкого меда, чтобы страх потерять, и ходко идут к стене. Рядом с ними лучники и самострельщики идут, пращники тоже. Эти должны во врага стрелять, как только на стене его увидят. Живо к стенам приставляют лестницы, взбираются по ним сразу трое, с одними лишь мечами и щитами, а уж на стене пусть рубятся с синегорцами, не жалея ни сил, ни животов своих. Таким вот образом Грунлаф задумал штурмовать Ладор, и план его всеми князьями и воеводами поддержан был.
А в это время в Ладоре, в княжеском дворце, Владигор широкими шагами ходил из угла в угол, подобно волку, посаженному в клетку. Бадяга, Велигор и дружинник Прободей сидели на лавках здесь же, на князя старались не смотреть. Князь жестоко был терзаем сомнениями. Ему хотелось верить в то, что Грунлаф после поединка, доказавшего, что Перун вручил победу честному и правому, не посмеет пойти на приступ.
Сколько ни бились Бадяга и Велигор, доказывая Владигору наивность такого предположения, ничто не помогало; князь Синегорья твердил: «Грунлаф убедился в правоте моей, он больше не считает меня виновником гибели Кудруны, а поэтому уговорит других князей, и они уйдут!»
— Зачем же ты велел пожечь все синегорские деревни? — спрашивал Велигор. — Для чего загнал всех синегорцев под защиту стен Ладора?
Владигор не отвечал. Опустошив дорогу, по которой должно было идти к Ладору войско борейцев, он просто спас всех жителей селений от грозящей им гибели. К тому же в то время Грунлаф не знал всех обстоятельств смерти дочери и поэтому пребывал в ярости, и вот от нее-то постарался уберечь князь Синегорья подданных своих.
— А вот послушай, княже, что я тебе скажу, — остановил Владигора чуть ленивый голос дружинника Бадяги. — Не хотел вначале говорить тебе, думал, не поверишь все равно. Теперь же, когда на голове твоей, прости, хоть кол теши, а ты по-прежнему будешь Грунлафа своего хвалить, скажу: видел я Кутепу-землекопа, когда ты с Грунлафом дрался на мечах, и стоял Кутепа в первом ряду… Ну, смекаешь?
— Что за Кутепа? О ком ты говоришь? — удивился Владигор, впервые слыша это имя.
— Вот, не знаешь ты своих людишек, — усмехнулся Бадяга, нос почесав, — а ведь мы к жене того Кутепы ходили в гости, рассказывали ей про чудо, что случилось с ее мужем…
Владигор наконец начал понимать, о ком говорит дружинник.
— Постой, постой! Уж не тот ли это землекоп, в которого мертвец вошел, Крас-чародей?
— Ну да, он самый, — кивнул Бадяга. — Так вот представь: стоял Кутепа в рогатом шлеме средь воинов, следивших за поединком. Видел я, княже, как шевелились его губы. Что он там шептал? Один Сварог, наверное, знает. Но, думать надо, заклятия шептал, которые ноги запутали тебе так, что к земле ты прилип. Если бы не извернулся ты тогда, как угорь, да не ранил Грунлафа, была бы тебе Перунова правда. И коль снова советником у борейцев стал такой злыдень страшный, так дивиться только надо, глядя на тебя, что веришь ты в их благородство. Крас не только науськивает их на Ладор идти, но и всякие способы подскажет, как лучше город взять. Так что не по горнице бегать надобно, подобно зайцу на поляне, — совсем уж потерял учтивость Бадяга, — а напасть на лагерь борейцев врасплох да всех их перерубить, а кто в живых останется, прогнать подальше! Или всех ладорцев, кто стрелять, колоть умеет, на стены поставить. Чует мое сердце, на приступ вскоре пойдут борейцы!
Владигор, не желая разуверяться в благородстве Грунлафа, замотал было головой и снова собрался возразить Бадяге, но вдруг в сенях раздался шум. Слышался голос человека, настойчиво просившего о чем-то, другой же голос возражал.
— Да что там за возня? Кто рвется?! — строго крикнул Владигор и, не получив ответа на свой вопрос, увидел, что в горницу чуть ли не кубарем ввалился кто-то, едва не растянувшись на полу. Огромный стражник, весь красный от борьбы с этим человеком, пытался было Владигору объяснить, что он не виноват и этот малый силою прорвался, но Владигор, узнав в «малом» борейца Муху, только и сказал с усмешкой: