Месть
Шрифт:
Итак, рассматривая богатство как общественный феномен необходимо отметить следующее:
1. Преимуществами, определяемыми исключительно богатством, являются роскошь и расширение пределов дозволенного. На первый взгляд, может показаться, что здесь многое остается недосказанным, однако в этой краткой формуле гораздо больше глубинного смысла, чем кажется - стоит только поглубже вникнуть в смысл этого утверждения, не обращая внимания на лицемерный хор сторонников иных точек зрения.
2. Для достижения богатства необходимо опираться самым решительным образом на по меньшей мере три из пяти нижеперечисленных обстоятельств или качеств:
а) Везение.
б) Тяжелый труд и упорство в сочетании со смелостью.
в) Предельное самоограничение.
г) Свойства ума так называемого "ближнего прицела": хитрость, способность к импровизации.
д) Свойства ума "дальнего прицела": умение тщательно планировать свою деятельность и способность улавливать тенденции развития.
Эти качества широко распространены. Каждый, стремящийся к роскоши и преимуществам перед другими, может составить необходимый для этого первоначальный капитал, используя должным образом свои врожденные способности.
В некоторых обществах бедность рассматривается как достойное сожаления бедствие или подлежит незамедлительному искоренению с помощью общественных фондов.
В иных, более решительных обществах бедность считают мерилом самого человека".
Анспик, Барон Бодиссейский. "Жизнь", том III. Критики на это отвечали так:
"Какой же все-таки неописуемый осел этот Анспик! Его мудрствования приводят меня в такое бешенство, что из-под моего пера на бумаге появляются лишь жалкие каракули да закорючки!"
Лайонель Уистофер, "Монстратор".
"Да, я беден. Я признаюсь в этом! И, следовательно, я невежа или дурак? Я отрицаю это со всем пылом своей души! Я откусываю кусочек печенья или пью чай с таким же удовольствием, что и любой пузатый плутократ с выпученными глазами и жиром, стекающим из его рта, когда он глотает колибри в коньяке, крокипольских устриц и филе из пятирога! Все мое богатство - моя книжная полка! Мои неотъемлемые привилегии - мои мечты!"
Систи Фаэль, "Перспектива".
"...Он доводит меня до такой степени бешенства, что у меня зуб на зуб не попадает от злости. Он обрушивает на меня, именно на меня лично, такие массированные залпы сущей бредятины и бессвязных оскорблений, что я буквально вопию о возмездии, обращаясь к Небесам Всемогущим! Я заткну кулаком его словоохотливую утробу или, что еще лучше, отстегаю арапником прямо на ступеньках его клуба. Если же он не является членом ни одного из клубов, то сам приглашаю его на широкие и очень подходящие для мною задуманного ступени клуба Старейших Борзописцев, хотя должен признаться в том, что эти чернильные души содержат настолько превосходный бар, что я не прочь, после того, как всласть выпорю старого дуралея, попросить его пропустить со мной на брудершафт рюмку-другую".
Макфарквехар Кеншоу, "Землянин".
В кустах за спиной у Герсена что-то зашуршало. Он резко пригнулся, почти припав всем телом к скамейке. Когда он обернулся назад, между средним и указательными пальцами торчало дуло зажатого в его ладони мини-пистолета.
На него удивленно смотрел садовник в белом комбинезоне.
– Прошу прощения, сударь, за то, что испугал вас.
– Вовсе нет, - произнес Герсен.
– Просто я - человек очень нервный.
– Вот и мне так показалось.
Герсен перешел на другую скамейку и расположился так, чтобы хорошо просматривались все направления. Он уже давно чувствовал себя человеком, полностью отдалившимся от всех остальных людей, человеком, посвятившим всю свою жизнь некоей определенной цели. Очень часто приходилось испытывать ему и ужас, и ярость, и сострадание, но вот страх, закравшийся ему в душу, оказался чувством для него новым и довольно странным.
Герсен решил беспристрастно взглянуть на себя как бы со стороны. Страх поразил Тинтла, Дасуэлла Типпина, Оттиля Пеншоу и теперь вот и его самого. И в самом деле, разве можно было не испытывать страх, когда из ума не выходил Ленс Ларк, сдирающий кожу, один кусок за другим, не знающим промахов "Панаком"? Одного этого было достаточно, чтобы ужаснуть даже труп.
Обескураженный и поникший духом, Герсен никак не мог расстаться со скамейкой в парке. Причина такого душевного спада была достаточно очевидна. Он увлекся Жердин Ченсет; к этому присоединилась зависть к метленцам, возникшая у него, стоило ему только краем глаза увидеть, в каких великолепных домах и в какой обстановке они живут. Однако оба эти чувства разбились об его непоколебимую одержимость, как волны прибоя о прибрежные скалы. Теперь, когда с его горизонта исчез Оттиль Пеншоу, единственная связь, ведущая к Ленсу Ларку, сократилась до одной или двух прядей. Одной из них еще оставался Джаркоу. А другой? Может быть, позволить, чтоб его изловили, а там надеяться на очную ставку с Ленсом Ларком? От этой мысли по коже у него побежали мурашки.
Герсен еще раз решил проанализировать цепь событий, которые привели его в Твониш. Начиналась она в Форт-Эйлианне и "Сени Тинтла", прошла через Сержеуз и Динклтаун и в конце концов привела на Метлен. Сил он потратил чрезвычайно много, но чего в результате достиг? Ничего существенного. Что он узнал? Только то, что Ленс Ларк, неизвестно по каким причинам, привлек "Джаркоу Инжиниринг" для проведения бессмысленных широкомасштабных геологоразведочных работ на единственной луне Метлена Шанитре.
Каким же, печально спросил он у самого себя, будет его следующий шаг? Он еще не обследовал кабинет Пеншоу, хотя это, по всей вероятности, будет пустой тратой времени. Да и сам Пеншоу высказался в отношении этого со всей определенностью. Не испытывая даже малейшего энтузиазма, Герсен вернулся в "Скоун-Тауэр" и остановился на пороге комнаты № 307. Открыв нараспашку дверь, внимательно осмотрел комнату, которая уже казалась заброшенной и безжизненной. Для поимки кого-нибудь проще всего применить наркотический газ. Герсен потянул носом воздух - он показался ему достаточно чистым. Тогда он тщательно проверил дверную раму в поисках каких-либо чувствительных датчиков, прощупал взглядом ковер, выискивая вздутия, которые могли бы указывать на заложенную под ковер мину. Да и сам ковер мог быть соткан из взрывающихся волокон, при соприкосновении с которыми его могло разнести на куски.