Месть
Шрифт:
— Следи за ветром!
— Извини. — Она выправила курс и продолжала: — Помнишь, ты говорил, что я религиозна? Так вот, я разорвала цепочку крестика.
Их глаза встретились, и на мгновение его лицо смягчилось.
— Спасибо тебе за эту ночь.
Ее сердце заколотилось.
— А ты... я думала, что ты жалеешь...
Харден подошел к ней и потерся своими губами о ее губы, отчего она задрожала.
— Я жалею только о том, что это произошло не в другое время и не в другом месте.
— В какое другое время? —
— В любое другое время. — Харден отвел глаза.
— Ты не видел мой крестик? — спросила Ажарату.
— Нет. Наверно, он на койке, — ответил он и снова стал следить за парусами.
Ветер продолжал слабеть, одновременно меняя направление, и скорость яхты все падала и падала. Когда ветер стал дуть почти точно в корму, Харден сказал:
— Попробую поставить спинакер.
Ажарату взялась за штурвал и стала выполнять приказы, которые Харден выкрикивал с носа яхты. Спустив генуэзский стаксель, Харден быстро поднял спинакер — большой светлый парус.
Он надулся, как воздушный шар, и яхта поднялась из воды, как гондола. Харден бросил торжествующий взгляд на забурливший кильватер.
Ажарату передалось его возбуждение. Яхта летела по воде бесшумно, только шипела носовая волна да бурлил пенный след за кормой. Пока в прозрачном небе тропиков поднималось белое солнце, яхта мчалась все быстрее и быстрее. С наступлением дня воздух прогрелся и море успокоилось, но «Лебедь» по-прежнему летел.
Размеры паруса заставляли Хардена соблюдать осторожность, и он внимательно оглядывал вздымающуюся нейлоновую поверхность, оценивая силу ветра и приспосабливаясь к нему.
Ажарату была захвачена полетом «Лебедя» и начала ощущать мистическое родство с парусами и такелажем, едва ли не заранее предчувствуя, когда нужно повернуть штурвал, а когда довериться яхте.
Они плыли много часов, почти не разговаривая, поглощенные своим делом и зачарованные скоростью яхты. Наконец, когда заходящее солнце потускнело, Ажарату почувствовала усталость.
— Держи сто восемьдесят! — прорычал Харден.
— Мне нужно поесть, — ответила она. — Да и тебе тоже.
Харден промолчал.
— Мы можем ненадолго сбавить ход? Давай я приготовлю что-нибудь поесть.
— Ладно, я один справлюсь, — ответил Харден. — Но будь готова немедленно вернуться, если ветер начнет крепчать. Похоже, что он собирается это сделать.
Ажарату спустилась вниз. Ей снова показалось, что он жалеет о проведенной с ней ночи и хочет, чтобы она ушла, покинула его яхту и его жизнь. Судно неприятно качалось, и ей снова пришлось привязать чайник к плите, чтобы согреть воду для супа. Она счистила плесень с хлеба, достала немного сыра и порезала последнее яблоко. Свежая пища почти кончилась, остались только бесконечные ряды жестянок.
Внезапно она поняла, что провела в море слишком много времени. Ей захотелось увидеть сушу, почувствовать запах земли. Она подумала о свежей зелени из госпитального сада. Хрустящий салат и ледяной редис. Дело в качке, решила она. Постоянное переваливание с бока на бок наводило уныние.
В ожидании, когда закипит вода, Ажарату застелила койку Хардена и поискала крестик. В спальном мешке его не оказалось и на диване под койкой тоже. Ажарату встала коленями на диван и, ухватившись за край койки, положила щеку на подушку, стараясь не расплакаться.
Крестик блестел на полу каюты. Ажарату залезла под стол, но, поднимая крестик, обнаружила, что цепочка застряла в щели между половицами.
Настало время спустить спинакер.
Ветер быстро крепчал. Харден позвал Ажарату, но она не ответила. Вероятно, не услышала. Сильный порыв ветра ударил в парус, и «Лебедь» неуклюже рванулся вперед. Харден решил не ждать ее.
Он включил автоматическое рулевое устройство, потравил ванты спинакера и направился на нос яхты, обвязав вокруг пояса страховочный ремень, прикрепив его к лееру.
Вдруг ветер наполнил парус, и Харден снова закричал, призывая Ажарату на помощь, но ветер уносил его слова прочь.
Харден опасался спускать надувшийся парус. Он окажется под яхтой, если упадет вперед. Лучше привести к ветру. Быстрее! Харден бросился в кокпит, вытравил ванты спинакера и начал выбирать шкот с подветренной стороны. Слишком поздно. Могучий порыв ветра сорвал с волны шапку пены и ударил в паруса.
Парус оторвался с громоподобным треском.
Харден смотрел на нейлоновый парус, хлопающий, как простыня на бельевой веревке.
— Сукин сын!
Он кинулся вперед, ухватился за спинакер-гик — передний парус — и закрепил его. Затем осторожно спустил оторванный парус, стараясь, чтобы надутая воздухом ткань не упала в воду, и снова направил яхту курсом сто восемьдесят. Включив автоматическое управление, он в ярости направился вниз, чтобы выяснить, куда, черт возьми, запропастилась Ажарату.
В камбузе оглушительно свистел чайник, пар из носика оседал каплями воды на тиковых дверцах буфета. Ажарату стояла на коленях на полу каюты. Ему показалось, что она молится. Но потом он увидел, что половицы сняты и сложены в кучу. Ажарату смотрела в дыру под обеденным столом. Наконец она повернула к нему голову. Ее глаза были недоверчиво раскрыты.
— Что ты делаешь? — спросил Харден. Он выключил газ, и чайник замолчал.
— Я искала свой крестик, — ответила она придушенным голосом. — Цепочка застряла в щели.
Харден подошел к дыре и заглянул в нее. Ажарату отломала от деревянного ящика крышку. Харден решил, что на ее месте поступил бы так же, если бы увидел надпись «Армия США». Внутри лежал смертоносный цилиндр ракеты. В назначении этого предмета ошибиться было невозможно.
— Ты сошел с ума? — выдохнула она, по-прежнему склонившись над дырой.