Местечко Сегельфосс

Кнут Гамсун

Но фрекен Клара не отправила телеграмм из Сегельфосса, со станции самого Борсена, неизвестно почему – должно быть, не успела; телеграммы она взяла с собой на пароход до следующей станции, Однако она в последний раз сходила перед отъездом к Борсену, узнать о его самочувствии, й когда она стояла, склонившись над ним, больной опять стал шутить с ней и сказал:

– Ах вы, бедняжка, когда днем убьешь человека, вечером не очень-то хорошо себя чувствуешь. Но поезжайте с богом, фрекен, я непременно поправлюсь, к сожалению.

И фрекен Клара очень

обрадовалась этой шутке и оживилась. Ведь она не была бессердечной.

ГЛАВА XV

Что такое – на гостинице Ларсена появился флаг? Он не с иголочки новый, но хорошо развевается, это один из флагов Теодора-лавочника, и Ларс Мануэльсен выпросил его на время. Он вывесил его в честь своего сына Лассена. Великий день!

Против Ларса Мануэльсена так и не затеяли никакого дела за его кражу по осени, но сороки преследовали его по дорогам и кричали, и люди были не многим лучше их и тоже кричали. Но хуже всего была, пожалуй, статья в «Сегельфосской газете», она даже попалась на глаза пастору Лассену и пробудила в нем его прирожденные мужичьи свойства; трусливость и страх. На отца его намекали так откровенно, что ошибка была невозможна, не оставалось никаких сомнений, и вот такой отец мог помешать карьере блестящего сына. Пастору пришлось совершить длинный путь на север из столицы и попытаться уладить дело.

Он приехал. Он был высокий и костлявый, длинноволосый, бритый и серьезный. Одет он был тепло. Он сходит на берег и встречает своего отца, здоровается, говорит о своем багаже, видит Юлия, здоровается и с ним и опять говорит о своем багаже, что он стоит вон там. Потом идет в гостиницу с отцом, Юлий следует за ними по пятам. Пастора беспокоит одна галоша, задник у нее то и дело сползает, но другая тащится за ним с собачьей преданностью. Он входит в дом и видит свою мать!

– Здравствуй, матушка! Мир дому твоему!

Мать от волнения не может вымолвить ни слова, но счастлива до слез. Бедная старушка по-своему добрая, ей выпала на долю тяжкая жизнь с плутом– мужем и дурными детьми, и вот сегодня к ней вернулся знаменитый сын. Великая минута, обожание в сердце, детская наивность в старых глазах – точь– в-точь, как шестьдесят лет тому назад, когда ей подарили медную пуговицу.

– Ну, что ж, вот посмотри, как живется простому человеку, – говорит Юлий.

И наверное он ожидал, что брат ответит немножко иначе, чем он ответил, а он только кивнул. Смотрите-ка, брат, должно быть, остался недоволен, он не особенно милостив, нет; не успела еще мать принести кофе, как он сказал:

– Что это я слышу про вас? Я читал «Сегельфосскую газету». И ты тоже, Юлий, уж ты-то мог бы быть поумнее!

– В чем дело? – спросил Юлий.

– В том, что ты открыто подаешь приезжим краденую провизию, – сказал старший брат, не затрудняясь в словах.

– Что до этого, так за это в ответе отец, – сказал напрямик Юлий.

– Отец… очень хорошо сваливать на отца! Должно быть, в Юлии проснулся шутник, в его дерзости всегда была своего рода честность, и он дал волю своему необузданному языку без мелочных оговорок:

– Я сразу же сказал отцу: это тебе не следовало делать, раз у тебя есть такой сын, как Л. Лассен, – сказал я.– Спроси отца, правду ли я говорю.

– Ох, я нынче стал уж стар, – ответил Ларс Мануэльсен сыновьям, – вы умнее меня, теперь ваш черед жить, это моя единственная мысль. Что же ты не нальешь Лассену?

Старуха-мать очнулась от своего обожания и вышла в величайшем смущении.

– Эта история мне во всех отношениях противна, – сказал пастор.– И вот мне пришлось бросить свои научные занятия и свою работу и ехать в такую даль на север. Это совершенно бессмысленно.

– А правда ли, что ты стал доктором? – спросил Юлий, заминая неприятную тему.

– А как мои вещи? – спросил пастор.– Кто-нибудь принесет их?

– Я сейчас схожу, – говорит отец и не без радости спешит к двери.

Пастор устремляет свои очки на брата и спрашивает:

– Неужели ты позволишь старику-отцу тащить сюда багаж?

Юлий усмехнулся было, но не от веселости.

– Сдается мне, что ты малость глуповат, – сказал он.

– Я?

– Что у тебя ума на шиллинг, а глупости на целый далер. Да, я утверждаю, что так оно и есть.

Вошла мать, неся кофе.

– Уж не знаю, понравится ли тебе наш кофей.

– Спасибо, матушка. И, разумеется, матушка, ты не при чем во всей этой греховной истории с кражей, – сказал сын.– Но ты, Юлий, не заслуживаешь никакого оправдания.

– Это сороки! – сказала добрая мать, стараясь сгладить.– Я всегда говорила, не трогай сороку, Ларс, потому что, говорю, она отомстит всем нам. Но отец ваш сбросил гнездо и нашел в нем ключик от кладовой, от этого и вышла вся беда.

– У вас каждый день флаг на гостинице? – спросил пастор.

– Флаг? У меня даже нет флага, – ответил Юлий.

– Это отец вывесил флаг в твою честь, – ответила мать.– Он сам сходил в Буа и выпросил там флаг.

– В этом не было никакой надобности, – сказал пастор. Он стал пить кофе. Пришел отец с вещами. Юлий сказал:

– Если хочешь умыться, как прочие приезжие, пойдем со мной!

Пастор последовал за ним. Несколько крутых ступенек вело наверх, и пастор сказал:

– Вот так крутые ступеньки!

Комната оказалась не совсем в порядке, какая-то свинья коммивояжер валялся в постели и плевал на стену.

– Это Энерсен, – сказал Юлий, – он был пьян раз утром!

Отец шел за ними с чемоданами в обеих руках, он сказал:

– Мать отмоет!

– Боже мой, ты тащишь багаж, отец, а ты, Юлий, идешь с пустыми руками! – вскричал пастор.

Юлий находился далеко не в кротком настроении: Полина с барской усадьбы отказала ему в последний раз вчера вечером, а тут еще является этот важный братец, который, может быть, даже и в мыслях не держит, чтоб заплатить за постой.

– Почему же ты не взял и не понес сам свой багаж?– сказал он.