Место действия - Южный Ливан
Шрифт:
Когда на него выскочил спасающийся бегством араб, Колумбиец в первый момент растерялся, не зная, что же теперь следует предпринять. По идее следовало стрелять, но вот так просто выстрелить в безоружного человека почему-то показалось ему невыносимо глупым, не то чтобы недопустимым, или там негуманным, а именно глупым и стыдным. Он даже хихикнул нервным придушенным смешком, воровато оглянувшись, не видел ли кто? Однако араб приближался, и что-то предпринять становилось уже совершенно необходимым. Все еще сомневаясь, Колумбиец выступил из кустов ему на встречу и, передернув затвор, угрожающе выставил перед собой автомат.
— Стой! Стрелять буду! — привычную уставную фразу хотелось произнести значительно и грозно, но голос подвел, дрогнул
Араб остановился и замер, будто налетев с разбегу на каменную стену, медленно поднял на уровень плеч раскрытые пустые ладони. Оружия у него нигде видно не было. Да и сам он был весь какой-то нестрашный, растрепанный, всклокоченный, тяжело дышал, вздымалась и опадала широкая грудь. Однако в лице его Колумбиец никаких признаков страха не заметил. Глубоко посаженные черные глаза смотрели на него внимательно и спокойно и чувствовалась в них такая сокрушительная мощь, такая внутренняя сила, что хоть и стоял солдат с готовым к бою автоматом против безоружного, но все равно невольно вздрогнул, плотнее сжал вспотевшей ладонью цевье.
— Стрелять будешь? — прерывистым после быстрого бега, хриплым голосом на чистом русском языке осведомился араб.
Вопрос прозвучал буднично и непринужденно, словно не о жизни и смерти своей спрашивал наемник, а закурить просил у солдата.
— Кха… хха…, - попытался что-то ответить Колумбиец, внезапно чувствуя, как под гипнотическим взглядом араба непослушный язык вдруг прилип к небу, а колени пронзила противная ватная слабость.
— Ну, давай, выстрели, — криво ухмыльнулся араб. — Выстрели в живого человека, мальчик. Знаешь, что бывает, когда автоматная очередь попадает в человека в упор?
Оценивающе глянув в лицо замершему под его взглядом, как кролик перед удавом бойцу араб широко шагнул вперед, почти уперевшись грудью в автоматный ствол. Колумбиец отчаянно замотал головой, с ужасом ощущая, как слабость ползет от коленей вверх, как превращаются в жидкий бессильный кисель, только что каменевшие в напряжении мышцы.
— Если ты нажмешь на курок, мои внутренности, кровь, мозги полетят тебе прямо в лицо. Представь, капли теплой крови на своем лице…
Араб сделал неуловимо быстрое движение, и его ладонь легла на дрожащие пальцы Колумбийца. Короткий рывок и автоматный ствол уже безобидно уставился вверх. Солдат, цепенея от ужаса, попытался крикнуть, позвать на помощь, но из горла вырвался лишь еле слышный сдавленный сип. В глазах араба мелькнуло явное презрение.
— Зачем ты пришел сюда воевать, мальчик? Ты даже убить не способен.
Невыносимо долгую секунду наемник пристально смотрел в белое как мел лицо Колумбийца, в его расширенные в смертельном ужасе глаза, на дергающуюся в тике щеку, прыгающие губы…
— Живи!
Удара Колумбиец не увидел, и даже не почувствовал, просто на него вдруг обрушилась тугая, вязкая как кисель тьма. Наемник поддержал обмякшее тело оглушенного мальчишки, аккуратно опустил его на землю, разжал безвольные пальцы, по инерции цепляющиеся за автомат. Замер на мгновение, все еще колеблясь, даже перехватил поудобнее трофейное оружие. По всем канонам врага следовало добить, но, то врага и воина, а этот до звания воина явно не дотягивал. Пацан, одетый государством в форму… Ладно, пусть живет… С кошачьей грацией развернувшись, араб нырнул в чахлый кустарник, ужом скользнул между ветками, растворяясь в окаймляющей склоны зеленке.
Через полчаса на помощь разведчикам подошли вертушки. К сожалению, пленный арабский инструктор до их появления не дожил. Улучив удобный момент, когда охранявший его Каша на что-то отвлекся, наемник сумел раскусить зашитую в воротник его куртки ампулу с ядом.
— Ну ты и урод, — качал укоризненно головой стоя над трупом Кэп. — Что за дешевые шпионские фокусы? Фильмов про Бонда насмотрелся, скотина? А мне теперь такой пистон за это вставят, что тебе и не снилось!
Многоопытный командир разведгруппы был весьма недалек от истины, по результатам разбора полетов на базе он действительно словил от начальства очередной строгий выговор за самоуправство и халатное отношение к служебным обязанностям. Шварцман, как более молодой и неопытный, отделался выговором обычным, правда, со снижением квартальной премии аж на десять процентов. Сумма была эквивалентна на тот момент стоимости бутылки водки, так что лейтенант особенно не расстроился. Выговор, он, как известно, не триппер, с ним ходить можно…
Из задумчивости Шварцмана вырвал звон упавшего и покатившегося по полу блюдца. Он стремительно развернулся, уже готовый вмешаться в происходящее. Первой мыслью было, что беспокойный землячок, разозленной непонятливостью барменши, принялся распускать руки. Но нет, бритый здоровяк в безрукавке, тоже замер у стойки с раскрытым в удивлении ртом. Глаза девчонки меж тем словно черной вязкой водой наполнялись страхом. В чем же дело? Только тут до него долетели слова радиодиктора, прервавшего вдруг концерт классической музыки. Звук был почти на нуле, оглушенная услышанным барменша никак не могла сообразить, что нужно чуть привернуть ручку громкости. Потому до Шварцмана долетали лишь отдельные обрывки фраз, но и их вполне хватало. «Атака боевиков «Хизбаллы»… Минометные обстрелы опорных пунктов вдоль границы… Массированные ракетные обстрелы приграничных городов…» Началось, пронеслась в голове первая мысль, что ж, именно этого и следовало ожидать, после ухода армии из Южного Ливана, понятно было, что так просто они не успокоятся.
— Братуха, ты радио слушаешь? Знаешь, чего делается?
Молодой бычок надрывался в мобильник, от возбуждения подпрыгивая у стойки. «Что испугался, бройлер? — неприязненно подумал Шварцман. — Сейчас будешь требовать у турагента деньги за путевку назад? Даже на другом конце страны в штаны напустил, супермен…»
— Какую ты повестку ждать собрался, дятел? Так что ли не ясно? — продолжал меж тем здоровяк. — Пока они там, в бригаде раскачаются, война кончится! Самим надо ехать узнавать. Самим! Ты как хочешь, а я еду! Что? Ну, правильно, братуха. Я всегда в тебя верил! Где пересечемся?
У слушавшего весь этот монолог Шварцмана от удивления буквально отвалилась челюсть. А стриженый браток, уже развернулся на выход.
— Извини, красивая, не до кофе мне сейчас. После загляну, тогда и поворкуем…
В глазах барменши вдруг блеснули слезы.
— Ты жди, красивая, — хохотнул стриженый. — В шесть часов вечера, после войны… А ты чего так скис, мужик? Не ссы, мы этих хизбаллонов в жопу трахать будем, вот увидишь! Мне эти пидоры еще за прошлый раз ответят!
Шварцман чисто автоматически согласно кивнул, пристально глядя на обнаженную руку здоровяка. Раньше он все время стоял к нему другим боком, а вот теперь, собравшись уходить, развернулся. На корявой неумелой татуировке, красовавшейся на плече, расправляло ветви оливковое дерево, а понизу вилась короткая надпись на иврите: «Голани шели» (моя Голани). Эмблема и девиз бригады Голани, той самой, бойцы которой от начал до конца прошли через всю первую ливанскую войну и после постоянно несли службу в буферной зоне безопасности Южного Ливана. Вот тебе и бройлерный кабан! Однако, Шварцману и самому не плохо было б позвонить… Все еще удивленно качая головой, он полез в карман за мобильником.
Хроника событий:
13 июля, четверг, день 2-й
• В ночь с 12 на 13.07.06 г. ВМС начинают морскую блокаду Ливана. Обстрелу с моря подвергнуты 5 объектов, в основном — топливные заправки в районе Сайды.
• Объявлена воздушная блокада Ливана.
• 07:30 — начало массированного ракетного обстрела Израиля — ответ «Хизбаллы» на ночные операции. Всего в тот день было выпущенно 197 ракет, практически все упали к северу от шоссе Акко-Амихуд. 2 человека погибли — в Нагарии (Моника Лелер, новая репатриантка из Аргентины, погибла примерно в 08:00) и Цфате (Ницан Розван).