Место для мести
Шрифт:
– Молодец. Тогда сделай себе яичницу.
– Яичницей не наемся.
– И бутерброды, – Люська сжала кулаки, она была на грани.
– Чёрт, у нас хлеб закончился.
– Отрежешь колбасу и съешь без хлеба.
– Не-е, я лучше в магазин смотаюсь.
– Мотай куда хочешь, – Люську прорвало. – Эгоист. У меня жизнь рушиться, а тебе бы только пожрать!
Закрывшись в ванной комнате, Люське включила воду, села на пол и тихо заплакала. На самом деле я ее не понимал. Чего, спрашивается, плачет, в каком месте у нее жизнь рушиться? Паникерша. Понапридумывала себе,
Из магазина я вернулся с батоном белого хлеба и шоколадными пирожными. Люська продолжала сидеть в ванной.
– Люсь, купил тебе к чаю любимых…
– Уйди с глаз долой! – рявкнула она.
Дважды меня просить не пришлось. Попросили уйти, я и ушел. Сел за стол, открыл ноут, услышав шаги в коридоре. Они стихли рядом с моей дверью.
– Долго стоять собираешься? Заходи.
– Пирожные мне купил? – у Люськи было мокрое лицо и красные глаза.
– Тебе.
– Спасибо, – она села в кресло, поджав под себя ноги. – Что делать собираешься?
– Фильм посмотрю. Можем вместе.
– У нас с тобой разные вкусы. Тебе нравятся боевики, мне ужасы. Глеб, а ты ничего нового не написал?
– Есть кое-что.
– Прочитай.
Несколько лет назад я писал короткие страшилки. Для себя. Считал это баловством. Но Люське мои страшилки нравились, однажды она даже обмолвилась, что у меня талант. Из ее уст такие слова – наивысшая похвала. Не так давно, я совершенно случайно наткнулся на тетрадь с рассказами. Перечитал, посмеялся (все-таки такие наивные рассказы), и вдруг решил начать писать снова. А что, очень даже прикольно получается. Люська – первый слушатель. И единственный. Димон к ужастикам равнодушен, а Алиса… с Алисой и так все понятно.
– Глеб, – снова попросила Люська. – Прочитай.
– Выключи основной свет.
Улыбнувшись, Люська закивала.
– Погодь, я пирожные принесу.
Пару минут спустя, поедая шоколадные пирожные, Люська, глядя на меня во все глаза, услышала историю «Тёзка».
***
Лёха был не робкого десятка: увлекался боксом, борьбой, имел разряд по стрельбе. С нервами у парня всегда был полный порядок. Студент-медик, он десятки раз побывал в анатомичке, и в отличие от многих одногруппников, которые закатывали глаза и падали в обморок, вел себя вполне достойно. Трупов не страшился, от вида крови не цепенел, а если говорить начистоту, Лёха вообще ничего и никого не боялся.
Но приключившаяся однажды с ним история лишний раз доказала, нет такого человека, которого невозможно было бы напугать.
Некоторое время назад Алексей переехал в новый район, поселившись на двенадцатом этаже серой многоэтажки. В подъезде было два лифта: грузовой и пассажирский, впрочем, последний практически всегда находился в неисправном состоянии, приходилось пользоваться грузовым.
В тот ноябрьский вечер Лёха возвращался из института позднее обычного, вызвал лифт, зашел в кабину, нажал на кнопку, прислонившись спиной к коричневой стенке. Дверцы закрылись, кабинка, немного раскачиваясь, загудела, начав поднимать
– Ё-моё! – Лёха достал телефон, включил фонарь, поднеся луч к кнопкам.
Уже собираясь нажать на «вызов», он ощутил чье-то прикосновение и тихий голосок:
– Дяденька, мне восьмой.
От неожиданности Лёха выронил телефон, в звенящей темноте он обернулся, и едва ворочая зыком, спросил:
– Кто здесь?
В ответ тишина. Померещилось? Послышалось? А может, это прикалываются дети на лестничной площадке? Хотя, он же почувствовал прикосновение.
Нагнувшись, Алексей начал шарить ладонями по грязному полу. Отыскав телефон, схватил его и сразу же выронил вновь. Заработал лифт, кабинка качнулась, сидевший на корточках Лёха упал вперед.
Включился свет. В грузовом лифте кроме него никого не оказалось. Алексей чувствовал себя намного некомфортней, чем в день, когда студентов впервые привели в анатомичку.
История в точности повторилась спустя месяц. Лифт замер между этажами, в кабине стало темно, и четкий детский голосок снова обратился к Алексею:
– Дяденька, мне восьмой.
– Кто ты? – вопрос скорее напоминал стон.
– Алеша, – ответили из темноты.
– Я тоже Алексей.
– А я знаю.
– Откуда?
– Я вас вижу в лифте каждый день.
Лёха отступил назад, надавив всей пятернёй по планке с кнопками.
Зажегся желтоватый свет, кабинка кашлянула и, закряхтев, стала подниматься на двенадцатый этаж.
Из лифта Лёха выскочил как ошпаренный. До двадцати двух лет он ничего не боялся, и вдруг превратился в неврастеника, стал вздрагивать по ночам, не смотрел фильмы ужасов, но главное, появился страх перед покойниками в анатомичке.
Разумеется, грузовой лифт начал игнорироваться, Алексей пользовался только пассажирским, а когда тот в очередной раз оказывался на ремонте, спускался и поднимался по ступенькам. Не очень удобно, зато для здоровья полезно.
В конце марта Лёха встретил на первом этаже соседку. Бабка как раз ждала, когда спустится грузовой лифт, и Алексей, чтобы не подниматься пешком, решил сесть в лифт вместе с пенсионеркой. Вдвоем не так страшно, успел подумать он, прежде чем ступил в спустившуюся кабину.
Поехали. И сразу же погас свет. Лифт встал.
– Ой, батюшки! – пробормотала бабка. – Опять застряли. Алеша, ты здесь?
– Здесь, – ответил Лёха, удивившись, что старухе известно его имя.
– Да я не с тобой разговариваю, – сказала из темноты старуха.
– А с кем?
Повисла пауза, а потом послышался детский голос:
– Мне восьмой этаж.
– Сейчас, миленький, сейчас поедем, – засюсюкала бабка.
Лёха стоял, ни жив, ни мертв. Как будущий медик он сразу сообразил, у старухи не в порядке с головой.
В темноте бабка начала шуршать полиэтиленом, а когда зажегся свет, Алексей увидел, как старуха достала из сумки два печенья. Не обращая на него внимания, она наклонилась, положила печенье на пол, перекрестилась и, как ни в чем ни бывало, уставилась на коричневые створки лифта.