Место для журавля
Шрифт:
Вдруг внизу дико закричала Доротея. Я кинулся в каюту.
— Похоже, сын капитана Стэнли родится прямо в море, — встретила меня миссис Кэрол. — Идите наверх, когда понадобится, я позову вас.
Я вернулся на палубу и стал пускать в небо ракеты, но вокруг было пусто. До рассвета оставалось часа четыре. Ветер стих, и легкий туман опустился на море.
…Капитан прервал свой рассказ, откусил кончик сигары и долго раскуривал ее.
— Она почти беспрерывно кричала, — выдохнул облако дыма капитан, — и вдруг стихла. Я бросился
В густой предрассветной синеве сторожевик несся на мою яхту, как слепой, ошалелый бык. Я успел дважды выстрелить из ракетницы, прежде чем понял, что на корвете все спят, доверившись автоматам.
«Раздавит», — сообразил я и бросился к Доротее.
Едва слетели пряжки ремней, удерживавших жену, как страшный удар потряс наше суденышко. Острый таран боевого корабля с хрустом развалил яхту на две части. Эти скоты не могли не почувствовать удар, но даже не замедлили ход…
— Вы нашли их, капитан?
— Зачем? — устало произнес рассказчик. — Это мог сделать любой корабль нашего флота. Ведь каждый день и час нам вбивают в головы, что завтра — война, что прибрежные воды буквально кишат подводными лодками противника. Эта истерия довела до того, что большая часть наших моряков в любом незнакомом предмете на воде готова видеть врага. Вспомните случай с беднягой Смитом, который «нашел» подводную лодку противника в бассейне своей загородной виллы. Мы тогда много смеялись, а сейчас я думаю, что через несколько лет сам стану глубинными бомбами очищать от субмарин собственную ванну.
— Вы правы, капитан, — в раздумье произнес Лесли, — во время боев в заливе я видел, как быстро наши парни теряют все человеческое. Мне даже пришлось пристрелить одного, чтобы остановить резню раненых пленных.
Моряки замолчали. Стэнли вспомнил, что говорил ему о Дике командующий: «Он прекрасный моряк, знающий и толковый офицер, но слишком добр, поэтому может быть лишь исполнителем. Значит, вот в чем дело. Если бы Лесли не вмешался или, наоборот, сам начал бы стрелять в раненых, ему бы доверили корабль, а так — нет…»
— Похоже, меня немного контузило во время крушения, — вновь начал Стэнли, — потому что я пришел в себя уже в воде. Первое, что я услышал, был голос Доротеи. Она звала меня. В непроглядной синеве я едва рассмотрел обломок какой-то доски, за который, видимо, схватился при столкновении. Кружилась голова, и временами пропадал слух, но Доротея была где-то рядом, и я поплыл на звук ее голоса. Через несколько метров я буквально наткнулся на нее. Жена держалась за большой квадрат палубного настила, который вполне мог служить спасательным плотиком для нас двоих.
Но только я вытащил ее из воды, как Доротея бросилась назад, и я едва удержал ее.
—
Откуда взялась сила в ее тонких руках? Она чуть не сбросила меня в море.
— Джон, — тормошила меня Доротея, — Джон, поверь мне, он совсем близко.
Похоже, я хорошо ударился головой, потому что только тогда вспомнил о сыне и акушерке.
— Ого-го-го, — закричал я во всю мощь своих легких, — миссис Кэрол, отзовитесь! — но ответа не было.
Доротея тоже затихла. Тело ее дрожало от напряжения.
Вытянув шею, она вглядывалась в пустынные волны.
— Послушай, — вцепилась в мою руку жена, — его голос удаляется от нас, надо плыть за ним.
Кроме всхлипывания волн у низкого бортика нашего плотика, я ничего не слышал. Но, чтобы не волновать Доротею, я достал из воды обломок доски и стал грести в сторону, куда указывала ее дрожащая рука. Стоя на коленях, жена помогала мне.
— Быстрее, быстрее, милый, — лихорадочно шептала она, взбивая ладонями воду, — там, там наш сын!
Я греб изо всех сил, шепча про себя молитвы, которым меня научила в детстве кормилица. У бога я просил одного — чтобы он сохранил рассудок моей Доротеи. Ведь в море, кроме меня и ее, никого не было…
Рассвет Стэнли встретил как всегда на мостике. Он стоял, глубоко вдыхая чистый морской воздух.
Едва первый золотистый луч упал на воду, океан вздохнул и радостно улыбнулся свету. Тысячи веселых солнечных зайчиков заиграли на его широкой груди, разбегаясь в стороны от тяжелой громады корабля.
Стэнли любил море. Широкая, бескрайняя гладь воспринималась им как огромное живое существо.
— Его невозможно смирить или загнать в клетку, — говорил Стэнли. — Даже венец природы — человек, и тот вышел из океана. Вышел, чтобы тут же загнать себя в тесноту пещер, домов и городов. Да и не только себя. Все, к чему прикоснулась человеческая рука, попадает в вечную кабалу. Только небо и море остались свободными. Я бы поднялся в небо, но не люблю его тишины и пустоты. Остается только одно — плавать в океане. Здесь, на утлом суденышке или на стальном корабле, ты все равно чувствуешь себя частицей этой громады…
Стэнли снял фуражку. Пригладил волосы и негромко сказал свое неизменное:
— Доброе утро, Океан!
В это время сзади что-то загрохотало по палубе. Капитан оглянулся и увидел спешащего на мостик старпома.
— Извините, капитан, доктор Бидли с самого утра просил разрешить установить на корме приспособления для ловли дельфинов. Я распорядился выделить для этого матросов. Вот они и шумят.
— Правильно сделали, — сказал Стэнли и надел фуражку.
— Капитан, — вытянулся в струнку помощник, — вчера я не решился обсудить с вами некоторые аспекты нашего задания, но доктор спешит, поэтому откладывать разговор нельзя.