Место назначения неизвестно
Шрифт:
— Все немного странновато… и даже страшновато, — отозвалась Хилари. — Прокаженные…
— Оригинально… и очень неожиданно. Это в самом деле выводит новичков из душевного равновесия. Но вы привыкнете к ним, о да, несомненно, со временем вы привыкнете к ним! — Он слегка усмехнулся: — Замечательная шутка, я всегда так думал. — Внезапно он оборвал себя: — А теперь вверх по лестнице. Не торопитесь. Спокойнее. Уже близко.
Уже близко… уже близко… Ступени, ведущие к смерти… вверх, вверх, высокие ступени, выше, чем в Европе. И опять еще один стерильный
— Беттертон! Вот наконец и мы! Ваша жена!
И с торжественным приглашающим жестом он отступил в сторону.
Хилари вошла в комнату. Не задерживаться! Не бояться! Выше голову! Вперед к своей судьбе!
У окна, полуотвернувшись от него, стоял мужчина, потрясающе красивый мужчина. Она обратила на это внимание, оценив его красоту с чувством, граничащим с удивлением. Все же она по-другому представляла себе Тома Беттертона. Конечно, его фотография, которую ей показывали, ни в малейшей степени не…
И именно это смутившее ее чувство собственного удивления заставило ее принять решение. Она таки предпримет свою безрассудную попытку!
Она быстро шагнула вперед, потом отпрянула назад. Ее голос зазвенел испуганно, встревоженно…
— Но… это не Том! Это не мой муж!..
Сыграно было отлично, она сама это почувствовала. Драматично, но не чересчур. Она взглянула на Ван Хайдема глазами, полными растерянности и недоумения.
И тогда Том Беттертон рассмеялся. Это был тихий, довольный, почти ликующий смех.
— Неплохо, а, Ван Хайдем? — сказал он. — Если даже моя собственная жена не узнала меня!
В четыре шага он быстро пересек комнату и крепко сжал ее в своих объятиях.
— Оливия, дорогая! Ну конечно же, ты узнаешь меня! Я все тот же самый Том, несмотря на то что теперь мое лицо выглядит не совсем так, как раньше!
Он прижал ее лицо к своему, свои губы к ее уху, и она услышала, как он чуть слышно прошептал:
— Подыграйте. Ради Бога. Опасность.
На мгновение он отпустил ее, затем опять крепко прижал.
— Дорогая! Кажется, что прошли уже годы… много лет! Но вот наконец ты здесь!
Она чувствовала лопатками предостерегающее давление его пальцев, умоляющее, настаивающее на его отчаянной просьбе.
Только через несколько секунд он ослабил свои объятия, немного отстранил ее от себя и заглянул ей в глаза.
— Я все еще не могу в это поверить, — сказал он с возбужденным смехом. — Ну, теперь-то ты узнаёшь меня, правда?
Его глаза, впившись в нее, горели все тем же предостережением.
Она ничего не понимала. Просто не могла понять. Но это было чудо, ниспосланное небесами, и она набралась духу, чтобы талантливо сыграть свою роль.
— Том! — воскликнула она, и голос ее на мгновение прервался, что она мысленно одобрила. — О, Том… но что?..
— Пластическая операция! Здесь Герц из Вены. А он — настоящее живое чудо. И не говори, что ты сожалеешь о моем прежнем сломанном носе!
Он поцеловал ее еще раз, теперь уже
— Простите за эмоции, Ван Хайдем, — сказал он.
— Ну что вы, что вы… — улыбнулся голландец.
— Прошло так много времени, — сказала Хилари, — и я… — Она слегка покачнулась. — Я… пожалуйста, можно я сяду?
Том Беттертон поспешно усадил ее на стул.
— Конечно, дорогая. Чувствуй себя как дома. Эта ужасная поездка! И авиакатастрофа. Бог мой, как ты спаслась?
Итак, передача информации была полная. Об авиакатастрофе здесь было все известно.
— У меня после нее такая ужасная путаница в голове, — сказала Хилари, виновато улыбнувшись. — Постоянно все забываю, плохо соображаю, и еще у меня появились страшные головные боли. А каково было увидеть вместо тебя совершенного незнакомца! У меня в голове сейчас все перепуталось, дорогой. Надеюсь, что не буду для тебя обузой!
— Ты? Никогда! Тебе просто нужно немного успокоиться, вот и все. Времени для этого у тебя здесь будет предостаточно.
Ван Хайдем тихо направился к двери.
— Оставлю вас, — сказал он. — Потом вы проведете свою жену в регистратуру, хорошо, Беттертон? А пока, я думаю, вы хотите побыть наедине.
Он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
И тут же Беттертон упал на колени перед Хилари и зарылся лицом в ее грудь.
— Дорогая, дорогая, — повторял он.
Опять она почувствовала предостерегающий нажим его пальцев. В его шепоте, таком тихом, что его едва можно было различить, звучали настойчивость и мольба.
— Продолжайте. Здесь могут быть микрофоны… ни в чем нельзя быть уверенным…
Это правда, сомнений нет. Ни в чем нельзя быть уверенным… Страх… тревога… неопределенность… опасность… постоянная опасность… Хилари чувствовала, что ею был насыщен воздух.
Том Беттертон сел на корточки.
— Какое счастье видеть тебя, — ласково сказал он. — И, знаешь, все как будто во сне, как будто только кажется. У тебя тоже такое чувство?
— Да, тоже… как сон… здесь… с тобой… наконец. Это кажется сказкой, Том!
Обе руки она положила ему на плечи. Глаза ее смотрели на него, на губах играла легкая улыбка.
Здесь могут быть не только микрофоны, но и смотровые отверстия.
Хладнокровно и спокойно она оценивала то, что видела вокруг себя. Нервный мужчина приятной внешности тридцати с лишним лет, напуганный до полусмерти, дошедший до точки, мужчина, вероятно, прибывший сюда полным самых радужных надежд и превратившийся в… в «это».
Теперь, преодолев первое препятствие, Хилари почувствовала странное возбуждение и намерение хорошо сыграть свою роль. Она должна быть Оливией Беттертон. Поступать, как Оливия поступила бы, чувствовать, как чувствовала бы она. И жизнь была настолько нереальной, что стала казаться вполне естественной. Некто по имени Хилари Крейвен погибла в авиакатастрофе. С этой минуты о ней перестанут здесь даже вспоминать.