Место назначения неизвестно

Кристи Агата

– Эльза? – Беттертон ошеломленно уставился на него. Теперь его тело сотрясала нервная дрожь. – Эльза? Почему вы заговорили об Эльзе?

– Хотите знать, какое обвинение выдвигается против вас?

Офицер полиции сделал шаг вперед и объявил:

– Вы обвиняетесь в преднамеренном убийстве. В убийстве своей жены, Эльзы Беттертон.

Глава 22

– Простите меня, Олив. Поверьте, мне ужасно неловко. Я имею в виду – неловко перед вами. Ради вас я давал ему шанс. Я предупреждал вас, что ему безопаснее оставаться на Объекте, несмотря на то что я проехал полмира, чтобы добраться до него, и твердо намеревался отплатить ему за смерть Эльзы.

– Я не понимаю.

Я ничего не понимаю. Кто вы?

– Я думал, вы это знаете. Я Борис-Андрей Глидр-Павлов, двоюродный брат Эльзы. В свое время меня отослали в Америку из Польши, чтобы я мог завершить свое образование в университете. А потом в Европе сложилась такая ситуация, что мой дядя решил – мне лучше принять американское гражданство. По новым документам меня звали Эндрю Питерс. Затем, когда началась война, я вернулся в Европу. Я работал на Сопротивление. Я сумел вывезти дядю и Эльзу из Польши, и они уехали в Америку. Эльза… я уже рассказывал вам про нее. Она была одной из самых талантливых ученых нашего времени. Это Эльза открыла ZE-расщепление. Беттертон же был молодым человеком родом из Канады, его прикомандировали к Маннгейму для помощи в экспериментах. Он знал свое дело, но и только, особых способностей у него не было. Он намеренно стал ухаживать за Эльзой и женился на ней, чтобы иметь возможность следить за научной работой, которую она вела. Когда ее эксперименты близились к завершению и он осознал, насколько важным открытием станет ZE-расщепление, он намеренно отравил ее.

– О нет, нет!..

– Да. В то время ни у кого не возникло подозрений. Беттертон казался совершенно убитым горем, он с новой страстью погрузился в работу, а потом представил ZE-расщепление как собственное открытие. Это принесло ему всё, чего он жаждал. Славу и репутацию талантливого ученого. После этого он счел благоразумным покинуть Америку и перебраться в Англию. Он поселился в Харвелле и стал работать там.

Питерс помолчал и продолжил:

– После окончания войны я на некоторое время застрял в Европе. Поскольку я отлично знал польский, немецкий и русский языки, то мог принести много пользы. Письмо, которое написала мне Эльза незадолго до своей смерти, обеспокоило меня. Болезнь, которой она страдала и от которой, предположительно, умерла, показалась мне загадочной и ничем необъяснимой. Когда я наконец смог вернуться в США, то начал проводить собственное расследование. Не будем углубляться в подробности, но я нашел то, что искал. Этого было достаточно для того, чтобы получить ордер на эксгумацию тела. В окружной прокуратуре был некий молодой сотрудник, хороший друг Беттертона. Вскоре после этого он ездил в Европу и, я полагаю, навестил Беттертона и упомянул об эксгумации в разговоре с ним. Беттертон понял, куда дует ветер. Как мне кажется, к этому времени на него уже вышли вербовщики нашего друга, мистера Аристидиса. В любом случае Беттертон усмотрел в этом отличный шанс скрыться от ареста и обвинения в убийстве. Он согласился на условия сделки, настояв на том, чтобы ему помогли полностью изменить черты лица. На самом же деле он, конечно же, оказался практически в тюрьме. Положение его было вдвойне опасным, поскольку он был совершенно не способен выдать какие-либо результаты – научные результаты, я имею в виду. Он не гений и никогда таковым не был.

– И вы последовали за ним?

– Да. Когда во всех газетах Европы стали появляться статьи и заметки о сенсационном исчезновении видного ученого Томаса Беттертона, я приехал в Англию. Мой друг из научной среды, молодой талант, рассказал мне, что некая женщина, миссис Спидер, работающая в ООН, предлагала ему выгодную работу. По прибытии в Англию я обнаружил, что она встречалась с Беттертоном. Я сумел привлечь ее внимание, выражая симпатию к левым убеждениям и довольно

сильно преувеличивая свои научные заслуги. Понимаете, я считал, что Беттертон скрылся за «железным занавесом», где никто не сможет до него добраться. Что ж, если никто другой не мог этого сделать, я должен был попытаться. – Он скорбно сжал губы. – Эльза была талантливым ученым, и кроме того – прекрасной и доброй женщиной. И ее убил и ограбил человек, которого она любила и которому доверяла… Я был готов, если понадобится, убить Беттертона собственными руками.

– Понимаю, – произнесла Хилари. – О, теперь я понимаю.

– Приехав в Англию, я написал вам письмо, – сказал Питерс. – Подписался своим польским именем, сообщил вам все факты… – Он взглянул на Хилари. – Полагаю, вы мне не поверили, потому что не ответили. – Он пожал плечами. – Тогда я связался с британской разведкой. Сначала я явился туда, разыграв целое представление. Польский офицер – иностранец, чопорный и формально-вежливый. Тогда я с подозрением относился абсолютно ко всем. Но в итоге мы с Джессопом сумели договориться. – Он помолчал. – Сегодня утром моя миссия была завершена. Думаю, требование об экстрадиции будет удовлетворено, Беттертона привезут в США, где он и предстанет перед судом. Если его признают невиновным, мне нечего больше будет сказать… Но невиновным его признать вряд ли могут. Улики слишком веские, – добавил Питерс, потом умолк, глядя на море поверх залитых солнцем крон деревьев в саду.

– Ужас заключается в том, – наконец продолжил он, – что вы приехали туда, чтобы воссоединиться с мужем, а я встретил вас и влюбился. Это был настоящий ад, Олив, поверьте мне. И вот что вышло в итоге. На мне лежит ответственность за то, что ваш муж отправится на электрический стул. От этого нам никуда не уйти. Этого вы никогда не сможете забыть, даже если сумеете простить… – Он поднялся. – Что ж, я хотел, чтобы вы услышали всю эту историю из моих уст. А теперь прощайте.

Он резко отвернулся, но Хилари протянула к нему руку и воскликнула:

– Постойте! Постойте же. Есть кое-что, чего вы не знаете. Я не жена Беттертона. Жена Томаса Беттертона, Олив, умерла в Касабланке после крушения самолета. Джессоп убедил меня занять ее место.

Питерс обернулся и в изумлении уставился на нее.

– Вы не Олив Беттертон?

– Нет.

– Боже мой, – пробормотал Питерс. – Боже мой! – Он тяжело рухнул в кресло рядом с нею и произнес: – Олив… Олив, любовь моя…

– Не называйте меня Олив. Мое имя Хилари, Хилари Крэйвен.

– Хилари? – сказал Энди вопросительным тоном. – Мне еще предстоит привыкнуть к этому…

Он накрыл ладонью ее руку.

На другом конце террасы Джессоп, обсуждавший с Лебланом различные технические сложности текущей ситуации, вдруг оборвал собеседника на половине фразы и рассеянно переспросил:

– Так о чем вы говорили?

– Я говорил о том, друг мой, что вряд ли нам удастся затеять успешный судебный процесс против такой твари, как Аристидис.

– Верно, верно. Такие, как он, всегда выигрывают. Вечно ухитряются выйти сухими из воды. Но старик потерял на этом деле много денег, и это его отнюдь не порадовало. И даже Аристидис не сможет вечно ускользать от смерти. Я бы даже сказал, что, если судить по его виду, он довольно скоро предстанет перед Высшим Судией.

– А на что вы отвлеклись, друг мой?

– На этих двоих, – ответил Джессоп. – Я отправил Хилари Крэйвен в путешествие к неизвестному месту назначения, но теперь мне кажется, что финал ее путешествия будет совершенно обычным.

Некоторое время Леблан озадаченно смотрел на него, потом хмыкнул:

– Ну да, совсем как в пьесах вашего Шекспира!

– Вы, французы, такие начитанные, – проворчал Джессоп.