Место под солнцем
Шрифт:
Тем не менее, испанцы никогда не переставали считать Испанию своей родиной. Они вернули себе страну после того, как она в течение огромного срока пребывала под арабским владычеством. И никто не может всерьез утверждать, что, вернув себе Испанию, испанцы совершили "историческое преступление" по отношению к обитавшим там мусульманам.
То, что испанцы сделали через восемь веков, евреи совершили через двенадцать, но принципиальных различий здесь нет. Гораздо важнее разница в способах, с помощью которых два народа осуществили свое национальное возрождение. Испанцы отвоевали захваченную арабами землю огнем и мечом, ценой огромного кровопролития. Евреи вернули себе Эрец-Исраэль путем мирной поселенческой деятельности, соблюдая законы страны и прибегая к оружию только в целях самозащиты.
Испанцы сражались против мавров, создавших на Иберийском полуострове один из величайших культурных центров в истории человечества. Они вернули себе страну, которая пребывала в гораздо более лучшем состоянии, нежели она была за восемь веков до мусульманского завоевания. Евреи, вернувшиеся в Эрец-Исраэль после долгого изгнания, обнаружили разоренную и запущенную страну с весьма незначительным населением.
Объединяет же Израиль и Испанию следующее: в обоих случаях продолжал существовать народ, лишившийся своей страны, но не смирившийся с иноземным завоеванием и хранивший надежду вернуться на родину. Испанцы, будем точны, сумели сохранить крошечную часть своей страны, но это всего лишь облегчило их освободительную задачу. Принципиальное право испанцев вернуться в Испанию не было обусловлено их контролем над северной оконечностью Иберийского полуострова.
Оспаривая аналогичное право еврейского народа, арабы и их союзники приводят самые разнообразные доводы. Так, например, они любят ссылаться на известного британского историка Арнольда Тойнби, недолюбливавшего евреев за то, что они не пожелали вести себя в соответствии с выведенными им железными законами истории (“ископаемые окаменелости” – писал он – не должны возвращаться к жизни). Тойнби пытался установить правовые ограничения, имеющие силу по отношению к национальным конфликтам, на основании аналогии с гражданским имущественным правом. В соответствии с его “логикой” можно вывести следующую формулу: если арабы вернут себе Палестину, пока не прошло 50-ти лет со времени образования еврейского государства, то это будет в высшей степени законный и справедливый возврат. Но евреи, вернувшиеся в Эрец-Исраэль после векового изгнания, совершили историческое преступление и потому не могут считаться законными владельцами страны.
Однако положение о сроке давности, действующее в гражданском имущественном законодательстве, неприменимо к национальным конфликтам. Как бы ни играл Тойнби с цифрами, временной промежуток сам по себе не может поставить под сомнение справедливость тех или иных национальных требований. Историческое право утратит силу только в том случае, если исчезнет субъект, требующий его осуществления./*32
Другим критерием для решения национальных споров Тойнби предлагал считать сопоставление страданий, которые выпадут на долю народа, если его требования будут отвергнуты. Тойнби считал необходимым предпочесть требования той стороны, которой отказ сулит наибольшие страдания. Этот критерий решает дело, несомненно, в пользу евреев. Бедствия, перенесенные еврейским народом в результате его многовековой бездомности, невозможно даже сопоставить с теми страданиями, которые выпали на долю арабов в результате восстановления еврейского государства в Эрец-Исраэль. Это настолько очевидно, что казалось бы, не может быть опровергнуто. Однако арабы – с помощью европейских антисемитов – пытаются “обесценить” еврейские страдания, доходя при этом до отрицания Катастрофы. С другой стороны, они охотно сравнивают страдания палестинских арабов с участью европейских евреев в годы нацистского геноцида. Арабским пропагандистам ничего не стоит поставить знак равенства между крематориями Освенцима и израильской военной администрацией в Иудее. Самарии и Газе. Той самой администрацией, которая обеспечила условия для создания 6 палестинских университетов, которая наложила строжайшие ограничения на использование оружия солдатами ЦАХАЛа и предоставила местным жителям право апелляции в Высший Суд Справедливости (БАГАЦ) с целью отмены ее собственных решений. Эта лживая “симметрия” с готовностью воспринимается не только в арабском мире, но и на Западе, где многие карикатуристы и авторы редакционных статей охотно сопоставляют солдат ЦАХАЛа с эсэсовскими палачами. Трудно спорить с Геббельсом, говорившим, что чем наглее ложь, тем легче в нее поверить.
В одном отношении евреи действительно отличаются от прочих наций. Более тысячи лет рассеяния не заставили их перестать быть единым народом. В истории есть множество примеров того, как тот или иной народ становился бездомным. Во всех этих случаях изгнанные и рассеянные народы со временем или ассимилировались в окружающей национальной среде, или занимали другую землю, которая впоследствии становилась их национальным домом. Евреи не сделали ни того, ни другого.
В качестве отдельных индивидуумов ассимилировались миллионы евреев (этот процесс продолжается и сегодня на Западе), но в качестве национального коллектива евреи отказались раствориться и исчезнуть с исторической арены. Вместе с тем, они отвергли все предложения учредить еврейское государство где-либо еще, кроме Эрец-Исраэль. Когда такая возможность представлялась им в новейшее время, они отказывались принять Биробиджан, Аргентину, Уганду, Маньчжурию.
В 1903 году, сразу после кровавого Кишиневского погрома, сионистское движение постиг мучительный кризис. Британия предложила сионистам немедленно создать еврейское государство в Уганде, находившейся под ее контролем. Это должно было решить острейшие проблемы восточноевропейского еврейства, большая часть которого пребывала в ужасной нищете и подвергалась жестоким преследованиям. Угандийский план был отвергнут, когда прибывшие на 6-й Сионистский конгресс представители еврейских общин Восточной Европы заявили, что они не готовы променять Эрец-Исраэль ни на какую иную страну.
Герцль был сторонником угандийского плана. Сегодня, по прошествии многих лет, нам легче понять его прагматическую позицию. Герцль полагал своей наивысшей задачей обеспечить национальное убежище, хотя бы временное, миллионам европейских евреев. Но преданность еврейского народа Эрец-Исраэль была сильнее сиюминутных соображений. И только благодаря этой преданности сионистское движение могло мобилизовать еврейские массы на организованную политическую борьбу за восстановление национального государства. Тщетно пытался Герцль убедить делегатов конгресса в том, что Уганда – всего лишь временная остановка на пути в Эрец-Исраэль. Владимир Жаботинский, голосовавший против угандийского плана, признался позже, что он не мог объяснить себе, что заставляет его действовать именно таким образом. "Это была какая-то априорная очевидность, которая перевешивает тысячи самых разумных доводов", – говорил он/*ЗЗ.
Мой дед Катан Милейковский смог более конкретно объяснить, почему он, вместе с другими восточноевропейскими сионистами, выступил против Теодора Герцля. 25 пет спустя, когда отношения между Великобританией и сионистским движением уже испортились, мой отец спросил его, исходила ли оппозиция угавдийскому плану из убеждения, что Британия не выполнит своих обязательств, и план этот все равно не будет осуществлен на практике. Он хорошо запомнил ответ моего деда:
"Напротив, мы были убеждены в том, что англичане сдержат слово. В те дни Британия пользовалась огромным авторитетом в глазах евреев. И мы категорически выступили против угандийского плана именно потому, что верили в его осуществимость. В течение многих столетий евреи принесли столько жертв во имя Эрец- Исраэль, пролили столько крови ради того, чтобы удержаться на этой земле, вознесли столько молитв о возвращении к Сиону… Мы считали немыслимым предать мечту поколений. Если бы мы согласились принять иную страну в качестве еврейского национального дома, то наш народ был бы обречен на нравственное и психологическое крушение. Еврейская история лишилась бы в этом случае всякого смысла".
Глава первая
Мечта о Возвращении
В самом деле, евреи пронесли сквозь века неумирающую надежду на возвращение в Эрец-Исраэль. Эта надежда не была преходящим эмоциональным порывом, но, напротив, она становилась тем сильнее, чем дольше евреи жили в изгнании. Сменявшие друг друга поколения стремились отстроить свою национальную жизнь на древней родине не только потому, что это была земля их предков, но и в силу глубокого убеждения, что только в Эрец-Исраэль, где евреи стали народом и обрели свою веру, они смогут снова вернуться к полноценному духовному и физическому существованию.
Невозможно переоценить значение идеи Возвращения в еврейской истории, равно как и ее центральное место в современном возрождении Израиля. Однако, в силу принятого сегодня пренебрежения к историческим фактам, появилась точка зрения, согласно которой главным фактором, обеспечившим создание Государства Израиль, стала Катастрофа европейского еврейства.
Без сомнения, Катастрофа является стержневым событием не только еврейской, но и мировой истории. Очевидно и то, что она заставила многих людей осознать трагическую судьбу еврейкою знарода. Волна сочувствия к евреям, вызванная беспрецедентным нацистским геноцидом, создала благоприятную политическую почву для провозглашения Государства. Израиль. Но, прежде всего, Катастрофа была апогеем истребления. Погибли миллионы сердец, устремленных к Сиону. В гитлеровских лагерях была почти полностью уничтожена человеческая основа, на которой предполагалось создать жизнеспособное еврейское государство.