Место под звездами
Шрифт:
Берт, простой пилот НАСА, никогда об этом не задумывался и с удивлением смотрел на доморощенного экономиста.
— Частная программа «Драгон» похоронила несколько крупных космических проектов. Зачем Конгрессу США выделять сотни миллиардов, если частное космическое такси возит за миллионы. Не думай, не только чиновники остались без взяток. Корпорации не получили заказы, это десятки тысяч рабочих мест.
— Что, Сун, такое только в США?
— Везде, но масштабы другие. Почему, думаешь, одинаковые проекты китайскому или даже российскому правительству обходятся дешевле, чем американцам?
— Да, наши любят красиво жить. Но, черт возьми, какое это отношение имеет к сорванным вентилям гидропоники
— Не только и не столько. Я подозреваю саботаж и мелкие диверсии.
— Ты с ума сошел! Кто на это пойдет? ЦРУ? ФСБ России?
— Зачем? Скорее всего — корпорации, оставшиеся без госзаказов. Им что, сложно подкупить кого-нибудь, кто бы надкусил провод или смазал контакты кислотой?
— Ты параноик, Сун. Не дай Бог, окажешься прав.
После года на Марсе такие разговоры закончились. Самые пустячные фразы выливались в перепалку. Берт орал, азиат отбивался саркастическими и унизительными репликами. Но именно Сун не выдержал первым, бросившись на коллегу с буровой головкой наперевес.
Сила тяжести в 0,38 земной делает драку странной. Даже ослабевшие за полтора года в низком тяготении руки подняли 20-фунтовую палицу с буровым наконечником и длинным штоком. На земле она весила бы больше пятидесяти фунтов. Вес меньше, но масса, инерция и накопленная в замахе кинетическая энергия никуда не исчезли. Бур просвистел там, где полсекунды назад находилась голова Берта, и глубоко вошёл в опору жилого модуля. Потом они дрались руками. Американцу повезло, что не все выходцы из Поднебесной имеют гены Брюса Ли. Когда закончили, жилой отсек выглядел как посудная лавка, в которой резвился слон.
Один отделался переломом предплечья, второй сломал кисть. Они молча помогли друг другу наложить лубки и столь же немногословно навели порядок. С тех пор ограничивались лишь короткими фразами по поводу текущих работ. Если диалог превышал объём «вопрос-ответ», язвительные слова тут же переходили в ругань. Китаец предпочитал просто выключить передатчик. Он не сомневался, что Берт не забыл буровую головку, и не ошибся.
Тот ненавидел азиата всеми фибрами души. Бесконечные поломки и беспросветный ежедневный ремонт, скандалы, вездесущая пыль — в механизмах, скафандре, воздухе, в воде и питье — сконцентрировали огромную отрицательную эмоцию, направленную на Суна. Впрочем, был ещё один перманентный источник раздражения, общий для обоих колонистов, — Flight Operation Center, Космический центр управления полетами «Драгон». Вместо реальной помощи сообщения с Земли приносили лишь благие пожелания, сводившиеся в итоге к «вы как-нибудь сами разберитесь». Да и чем могли помочь земные спецы, если радиосигнал шёл в одну сторону минут десять, там совещались для принятия «взвешенного» решения и как откровение Бога слали ответ, устаревший на полчаса.
Плохо или хорошо, что они оба — мужчины? Бывает, что в узком коллективе без женщин возникают гомосексуальные связи. Они не притронулись бы друг к другу, даже если бы второй был женщиной и владел титулом «Мисс Америка». Взаимное омерзение сильнее полового влечения.
К концу второго года оба астронавта начали болеть. Кроме постоянных переломов от недостатка кальция и фосфора они страдали от головных болей, рвоты, бессонницы и острых колик в разных частях организма. Диагноз имеющимися средствами они поставить не могли, центр управления слал лишь предположения. Берт держался, Сун чувствовал себя всё хуже и хуже. С вероятностью 80 % у него начинался рак.
Последние месяцы перед прибытием «Драгона» тянулись почти как столетия. Весь день был занят по горло, а ночью приходилось вскакивать от сигналов об очередных поломках, и время шло быстро, но каждое действие сопровождалось мыслью, что шестьдесят или, там, сорок дней — и всё… Обрезаешь растрескавшийся шланг, обжимаешь на патрубке обрез, а сам думаешь — до следующей смены протянет, а новый ремонт уже не мой…
ЦУП настаивал, чтобы астронавты набрали с собой двадцать кило образцов из шурфов на глубине не менее десяти ярдов. Щас! Делать больше нечего, но и хамить людям, от которых зависит возвращение на Землю, не стоило. Берт наколупал грунта прямо возле свалки около оранжереи, сфотографировал и предъявил. Положим, на Земле узнают, что пробы не глубинные. И что? Пошлют его на Марс за новыми?
Земляне упорно именуют здешний день словом «сол». Так можно говорить о светлой части суток на экзотической удалённой планете. Когда живёшь в этом месте годами, а экзотика давно превратилась в унылые будни, уже никакой не сол, а обычный день, продолжительность которого не сильно отличается от земного.
Ещё один обычный день. Перевести реактор в холостой режим, устранить биения ротора генератора. Успеть запустить генератор, пока температура в хранилищах жидкого кислорода и метана не поднялась. Если хранилища взорвутся — о возвращении на Землю можно забыть. Набрать не менее пятидесяти галлонов воды для оранжереи и электролизёра. И не сдохнуть при этом.
Сун не отзывался. Берт прошел к компьютеру станции и увидел, что телеметрия скафандра китайца пишет нули. Жёлтая макака не только переговорник, но и телеметрию выключила. Прикалывается, сука, но у него воздуха осталось минут на двадцать. Спасу, а потом проломлю ему башку, решил американец, прихватил запасной баллон и двинулся в направлении, откуда сигнал пришёл в последний раз.
Снова, во много тысяч чёрт знает какой раз, под ногами песок, перед глазами красноватые холмы и редкие песчаные смерчики. В жилом модуле остался незавершённым ремонт установки фильтрации вторичной воды. В следующий раз, думал Берт, если когда-нибудь ввяжусь ещё в одну дурацкую авантюру, попрошу в напарники русского. Говорят, они отремонтируют что угодно при помощи кувалды и какой-то матери. Вроде, для этого им нужна водка? Про русских надо уточнить.
А Суну уже не был нужен ни напарник, ни другой полёт, ни даже возвращение на Землю. Он лежал на спине, равнодушно глядя неподвижными глазами в марсианский зенит. Впервые за два месяца без гримасы боли. Рядом валялись контейнеры со льдом, которые он не донес до станции какую-то милю. Китаец неделю не дожил до прибытия земного корабля.
Стыдно сказать, но первой мыслью Берта было, что по пути домой не придётся ни с кем делить объём капсулы. Лучше полтора месяца пробыть в одиночестве, чем слушать осточертевший голос с мерзким акцентом. Потом спохватился. В сущности, Сун был неплохим парнем, не заслужившим такой ранней и мучительной смерти.
Оставшись один, астронавт похоронил своего напарника тут же, в расщелине. Извлёк из скафандра, разгрёб песок и опустил туда тело. Скоро оно ссохнется, мумифицируется. В холодной и крайне разрежённой атмосфере не выживают даже черви, которые поедают трупы на Земле. А у Берта появился запасной скафандр, хоть и столь же изношенный, как собственный.
Утешало одно — «Драгон-33» выходил на околомарсианскую орбиту. Снова можно было поговорить нормально, не ожидая по десять-двадцать минут, когда придёт ответ. В новом корабле четверо, да и сам планетолёт — не чета прежним. За прошедшие два года конструкторы довели до ума и обкатали машину с термоядерной силовой установкой. Теперь активное вещество, придавая реактивную тягу, разогревается не до тысяч, а до многих миллионов градусов. Жаль, это чудо техники не опустить на Марс, да и на любое небесное тело, которому предстоит оказаться обитаемым. Жёсткая ионизация в месте посадки не только заразит поверхность на мили вокруг, но и сделает опасным выход экипажа на грунт.