Шрифт:
Глава 1
Всей этой в высшей степени запутанной истории могло бы и не произойти, если бы бабушке не понадобилось улечься рядом с дедушкой.
Вопрос этот всплыл совершенно внезапно, когда никто не ожидал никакого подвоха. Мысль о собственном упокоении пришла бабушке в голову ровно в тот момент, когда она уже занесла руку, чтобы поставить свою подпись в завещании, которое вся семья согласовывала на протяжении нескольких месяцев.
Это были нелегкие переговоры, в процессе их не раз и не два возникали разногласия, которые семье в итоге и с честью удалось преодолеть. Все это потребовало от всех
И вот сегодня должно было случиться его официальное подписание, но на самом последнем этапе бабушка неожиданно для всех снова замешкалась.
Вся родня, затаив дыхание, следила за движениями бабушки. И когда старушка опустила ручку, родственники, не стесняясь друг друга, разочарованно выдохнули.
– Так я и знал, – прошептал Виктор.
Виктор был сын и наследник, его волнение было хорошо понятно.
– Ну что такое, мама? – с раздражением поинтересовался Николай, который являлся старшим сыном Екатерины Прокофьевны и временами даже позволял себе критиковать мать, за что являлся нелюбимым ребенком, а всего лишь первым по старшинству из всех троих детей. – Мы все уже обговорили. Двадцать раз обсудили, что и кому из нас ты оставляешь. Разве трудно поставить свою подпись, чтобы все могли разойтись и заняться чем-то более продуктивным?
– В самом деле, мама, – вмешалась и Лиза – дочь и третий ребенок Екатерины Прокофьевны, – чего ты тянешь?
Все остальные выжидающе молчали, и это молчание очень не понравилось старушке.
– А вам, молодым, все бы лишь поспешить. Поспешишь – людей насмешишь!
И бабушка обвела глазами всю свою семью, собравшуюся сегодня вместе. Были тут и дети, были и внуки, все родные, все любимые, все рядом. Случалось такое нечасто, но сегодня и день был особенный: Екатерина Прокофьевна намеревалась записать свое последнее волеизъявление. Хотеть-то старушка этого хотела, да что-то у нее застопорилось.
– Вы мне сначала скажите, вот помру я, а куда вы меня положить намерены?
– Господи, мама, ну что за вопрос? – растерялся Николай, пока его брат и сестра молча хлопали глазами в полнейшем недоумении от внезапно всплывшей невесть откуда проблемы. – Сама знаешь куда.
– И куда?
– Куда всех, туда и тебя.
– К нашим? Нет, не поеду к ним! – спокойно, но решительно произнесла бабушка. – Не хочу с матерью и бабкой лежать. Они мне при жизни немало крови попортили. А ваш дед, мой отец, еще и ремнем меня в детстве охаживал. Про маму ничего плохого не скажу, но и она меня иной раз умела до белого каления довести. Так что нет! Не хочу к тем, кто меня обижал.
– Наверное, было за что.
– Было – не было, никогда ему этого не прощу! – сердито воскликнула бабушка. – Не лягу к ним! Никогда! Пусть одни там маются. Или вы к ним ложитесь, если хотите, я вас не неволю!
– Нам еще рано.
– Это никому не рано и никогда не поздно. Человек собой не располагает. Но волю свою я вам изъявляю! Лечь хочу не там!
– А где?
– К Степушке моему родименькому лягу.
Все родственники в полнейшем изумлении переглянулись. Никаких Степанов среди них не водилось.
– Это кто ж такой? – не скрывая своего любопытства, спросила Лиза.
– Уж и забыла! Стыдно тебе должно быть за такое невнимание к матери. Муж это мой! Степушка! Родименький мой!
В первый момент
– Степаном звали первого мужа бабушки, – сказала она. – Они прожили вместе всего год, а потом он умер. Правильно, ба?
– Вот девчонка мелкая, а и та помнит. А вы, детки мои великовозрастные, про мать свою ничего не знаете!
– Ладно, мама, мы все поняли. Степан – твой первый муж, но ведь он умер много лет назад.
– Семьдесят!
– Вот видишь! Где нам его могилу искать?
– А не надо ее искать, я вам сама ее покажу.
– Ты разве помнишь, где он похоронен?
– Как вчера это было. Степушка мой лежит в новом своем костюмчике, на свадьбу мы ему справили, он и поносить-то его не успел. Личико платочком шелковым прикрыто, и одет красиво. Модный такой! И ботиночки, и рубашечка, галстук и тот один раз всего надел. А второй раз уж в последний путь мы в него обрядили Степушку моего. Свекровь говорила, что не надо костюм в гроб класть, хороший еще костюм, дорогой, брату или отцу может пригодиться, но я настояла, чтобы Степочку как полагается проводили. И гроб я хороший выбрала, а не то сосновое убожество, которое свекровь мне вначале предлагала. И могилку на холмике указала. Могильщикам пришлось на лапу дать, чтобы они Степочке хорошее место организовали. Сначала-то они в низинке предлагали, а там даже летом земля не просыхала. Лежал бы мой Степушка по шею в водичке, а так на пригорке, солнышко на него светит, ветерок обдувает, хорошо ему там!
– Мама, но семьдесят лет с тех пор прошло. И ты же там столько лет не была!
– И что?
– Может, там все изменилось!
– Как на кладбище может что-то измениться? Кладбище, мой дорогой, это уж раз и навсегда. Могила Степушки там, где и была, я в этом уверена.
– Но почему с ним? Почему не с моим отцом? – с обидой спросил Николай. – Почему не с Лизкиным и не с Витиным? С моим отцом ты десять лет прожила. А с Лизкиным и Витиным батей все сорок. Он и меня воспитал, хоть я ему неродной был, ничего плохого я про отчима сказать не могу. Никогда он между мной и родными своими детьми разницы не делал. Отличный был мужик. Почему не с ними? Тем более что они оба в одном месте похоронены, очень славно бы ты там с ними устроилась. Оба близкие тебе люди.
– Не знаешь, так и молчи! Они оба меня обижали при жизни. Не хочу я с ними и после смерти валандаться. К Степушке моему пойду. С ним одним хочу лежать! И точка!
И Екатерина Прокофьевна поджала губы, что являлось очень плохой приметой. Это значило, что старушка заупрямилась уже всерьез и надолго. На то, чтобы ее переубедить, у родственников могло уйти слишком много времени. Того самого драгоценного времени, которого у них могло не быть вовсе, учитывая более чем преклонный возраст старушки.
Николай понял это первым.
– Все! С меня хватит! – воскликнул он. – Я ухожу!
У дверей он обернулся и обратился к матери:
– Хорошо, что я Татьяну с учебы не дернул, как ты требовала. У девчонки сегодня зачет важный, красиво бы получилось, ни зачета, ни завещания. Как чувствовал, что ты, мать, что-нибудь эдакое обязательно выкинешь!
И, хлопнув дверью, исчез.
– Ну и что нам делать? – спросил Витя у родни, когда они все несолоно хлебавши вышли из конторы нотариуса.