Метафизика власти
Шрифт:
Во-первых, это нужно сделать, чтобы сразу отделить в изучаемом вопросе психологический аспект от логического, что поможет нам рассмотреть такой чрезвычайно сложный феномен, как власть, с исключительно «холодным вниманьем» рассудка [4] . Во-вторых, это необходимо по той причине, что представленный взгляд на государственную власть может вызвать возмущение и неприятие у людей с противоположными воззрениями. Поэтому краткое изложение моей точки отсчета в самом начале позволит несогласным людям сразу закрыть эту книгу и не утруждать себя дальнейшим чтением.
4
Лермонтов М. Ю.
Я не скрою, что отвлеченные идеи о демократии как «лучшей форме власти», о «братстве народов» и некоем абстрактном благе для всех и каждого мне совершенно чужды. Более того, я считаю их чрезвычайно вредными и губительными для человеческого общества, в том случае, если их пытаются механически воплотить в жизнь людей. Впрочем, о пагубности этих представлений свидетельствует вся история бытования подобный учений. Я считаю, что каждый народ должен думать, прежде всего, о своих собственных интересах и об интересах своих союзников, а не об абстрактной идее всеобщего блага.
Всемирное братство народов и племен вряд ли наступит в скором времени. И достижимо ли оно вообще, кроме получения обезличенного человеческого муравейника? Поэтому подменять смысл власти ее формой, сводить систему управления людьми исключительно к механическому процессу выбора непонятных лиц и различных социальных трутней, является, на наш взгляд, простой манипуляцией, социальным мошенничеством. Поэтому меня мало трогают и интересуют отвлеченные рассуждения на этот счет.
Если систему взаимоотношений в человеческом обществе представить как магазин модной одежды, с идеологическими одеяниями на любой вкус, где платье можно выбирать в соответствие с сиюминутной модой, то это может дорого обойтись тому народу, который выбирает себе власть по заказу. Образцом может служить история политических учений. Например, в устах любителей социального прогресса конституция (или пакт политических прав) приобретает почти абсолютные атрибуты. При этом совершенно забывается, что любые государственные законы – это воплощение субъективной, а следовательно, условной мысли.
Часто история создания текстов самих «конституций» выглядит как анекдот. Наглядным примером может служить французская демократическая конституция 1793 года, которая была написана Эро де Сешелем в кафе, за один раз [5] . Жан Жак Руссо также старался «конституционно» облагодетельствовать поляков и корсиканцев. Даже в самом современном «сияющем граде на холме» – США знаменитую конституцию сочиняли, сообразуясь не с законами штатов и обычаями собственной страны, а опираясь на Esprit des lois [6] Монтескье.
5
Карлейль Т. Французская революция. История. М., 1991. С. 175. Примечательна судьба самого де Сешеля, он был обвинен Национальным конвентом в измене и обезглавлен.
6
«О духе законов» (фр.).
Поэтому взгляд из модного (идеологического) бутика, одевающего в модные мировоззренческие одежды государственную власть, нас совершенно не устраивает. Политические идеи и учреждения не могут сообразовываться с относительным человеческим мнением, а должны соответствовать нравам той или иной страны. Насильственно утверждаемая демократия на английский лад в любой мусульманской стране является такой же очевидной нелепостью, как когда утонченный английский лорд во фраке и цилиндре вдруг, всерьез, обряжается в хохляцкие шаровары и говорит на «мове» или «гваре». Также и копирование английского и американского парламентов в России еще более абсурдно, так как объединяет в одном месте ограниченных, самодовольных невежд и беспринципных темных личностей с психологией преступников. Глядя на них, нормальному человеку становится не по себе.
Поэтому сведение смысла власти к простому и примитивному юридизму предоставляется мне весьма вредной затеей. Английскую конституцию никто не сочинял, она выросла из собственных начал. Как сказал один из русских дипломатов XIX века, если бы в Великобритании захотели создать конституцию, то не создали бы никакой. Но при этом основания англосаксонской «демократии» навязываются как единственно верные для всех народов. Наша задача – не бесплодные рассуждения о форме власти, она может быть любой в определенный исторический период. Все эти разговоры – путь к непрекращающейся интеллектуальной стагнации. Интересен и практически полезен сам смысл понятия власть, а не ее формы или институты. Отсюда нет доверия любым отвлеченным словам, важным для нас являются сами действия и смысл власти.
Только в этом случае понимание идеальных (метафизических) начал власти поможет выйти за пределы замкнутого, формального, юридического круга, когда, с одной стороны, власть, независимо от своей формы, приобретает самодовлеющие, абсолютные черты и в силу этого не чувствует никакой ответственности перед людьми (народом). С другой стороны, народ, при следовании формальным юридическим положениям, не в состоянии нести ответственности за свой выбор. Такой народ вручает свою собственную судьбу никому не известным людям, часто не способным к управлению и не понимающим основных принципов власти.
Подчас во главе народа могут встать закоренелые преступники, с помощью ловкой пропаганды убеждающие подданных, что будущее только в их надежных и цепких руках. Причем один циничный и беспринципный правитель с легкостью сменяется другим, но при этом в системе власти и ее отношении к людям ничего не меняется. Выход из создавшегося положения видится в просвещении всего общества, когда из массы индивидуумов-потребителей так же массово начнут появляться мыслящие личности. Не смена идеологии ведет к благоденствию, а осознание реальной ответственности за свое будущее и правильное понимание настоящего. Не блуждание в лабиринтах различных идеологий, не игра в идеальные смыслы, а их действенное воплощение в человеческой жизни является выходом на подлинный путь развития.
Учитывая все приведенные обстоятельства, наша задача значительно усложняется. Когда мы говорим об истинности абсолютных положений, то доказательства здесь бессильны, так как их начала превышают пределы физического мира. В то же время мы должны каким-то образом исследовать, как эти идеальные основы проявляются в политической и социальной жизни. Другими словами, надо разделять изучаемую сущность, наше понятие о ней и именующие ее символы. Мы исходим из того, что одним и тем же символом могут обозначаться совершенно разные предметы, или, напротив, два различных значения могут указывать на один и тот же предмет, но имеют различный смысл.