Метаморфоза

Стрельникова Людмила Л.

Полицейскими не рождаются, полицейскими становятся. Приходится побеждать в себе слабости, недостатки, прежде чем выработается настоящая боевая хватка.

На улице кругом темно, жутко, фонари горят подозрительно, за каждым тёмным пятном мерещатся рецидивисты, редкие прохожие кажутся грабителями, вышедшими на «дело»; каждая серая кошка — чёрная, в общем, жуть с первого раза.

Подозрения заставили Валентину втянуть голову в плечи так, что сзади казалось, что фуражка лежит на плечах, а голова куда-то исчезла. Но от страха, как только не деформируешься, лишь бы незаметней выглядеть, чтобы из-за угла кто кирпичом не

двинул по хрупкому скелету. Валентина осторожно кралась вдоль улицы и к каждому углу дома приближалась, как к дулу пулемёта, готовому выстрелить. Миновала только два квартала, а весь лоб вспотел от напряжения. На третьем квартале смекнула, что безопаснее ходить посредине дороги — по осевой линии. Там хоть и машины шныряют справа и слева, но форма заставляет шоферов смотреть на окружающий мир трезво, да и прохожие далеко. «Нет, что ни говори, — решила Валентина, — а дорога в ночное время — самое безопасное место. Если хулиганы на тебя набросятся, всегда можно успеть убежать и такие скорости на ровной трассе можно развить, что ни одна собака не догонит». Простому прохожему этого не понять, так как в худшем случае, по неопытности, он попадёт под машину, в лучшем — под штраф, потому что — кто же ему разрешит разгуливать посреди дороги. А в полицейской форме — гуляй, сколько хочешь, и даже другим, в частности водителям, от этого великая польза, так как при виде формы они такими примерными становятся, такими вежливыми и тактичными, что кажется — нет на свете профессии более дисциплинирующей людей, чем вождение.

Время перевалило за полночь, опустела и проезжая часть. Одна Валентина шагала в свете фонарей, поглядывая по сторонам.

Впереди показалась «скорая помощь», машина стояла на обочине, и снизу, из-под колёс торчали ноги шофёра. Рядом в белом халате прохаживался врач и курил сигарету.

Подойдя поближе, Валентина поинтересовалась:

— Авария?

— Да, что-то мотор забарахлил, — ответил врач.

— Больной, наверно, ждёт не дождётся. Может позвонить, помощь прислать?

— Нет, мы закончили дежурство, так что торопиться некуда.

Врач стряхнул пепел с сигареты, и Валентина заметила, как из рукава белого халата выскользнули часы и, блеснув золотой змейкой, шлёпнулись на асфальт.

— Часы уронили, — тут же предупредил полицейский.

Врач наклонился, выругавшись довольно деликатно.

— Тьфу ты, последние часы разбил, — он приложил их к уху. — Ну конечно, не идут. Не везёт сегодня. Сначала машина сломалась, теперь часы.

— Советую отдать в мастерскую на улице Зелёной, там быстро ремонтируют, — посоветовал полицейский и продолжил обход.

Так она продежурила целую неделю, охраняя ночной покой города, — и ни одной царапины на теле, ни одного синяка под глазом не появилось; да и тот, что был, мигом прошёл. А от хорошего спокойного дежурства и первые страхи пропали, уверенность появилась в себе. К концу третьей недели Валентина получила задание доставить извещение по одному адресу.

В целях скорейшего выполнения поручения она решила воспользоваться общественным транспортом и как раз угодила в час «пик», когда народ с работы домой так и валил. Кое-как влезла в автобус, он был битком, но пассажиры удивительно хорошо были настроены друг к другу, теснились, уплотнялись, чтобы лишнего человечка вместить. Валентину до того уплотнили, что она почти вмялась в какую-то огромную толстую

особу, которая мало того, что весь проход заняла, ещё и на её маленькую ногу наступила своей огромной лапищей и даже не заметила, что под ней что-то есть.

Валентина попыталась высвободить ногу и заёрзала.

— Хулиган, — сразу зашипела особа. — Что вы меня щекочете?

— Я не хулиган, а полицейский, — шёпотом ответила Валентина и по требовала: — Сойдите с моей ноги.

На очередной остановке пассажиры снова так уплотнились, что голова милиционера стала покоиться на пышной груди особы, и всё потому, что он оказался по сравнению с ней мал ростом. Тут ещё сверху кто-то ей на голову поставил тяжёлый портфель, так как только вверху и оставалось для него свободное место.

Автобус опять тронулся. Валентина покосилась на особу одним глазом — во второй глаз вписалась резная брошь дамы — и стала оправдываться:

— Извините, но обстоятельства вынуждают…

На последнее особа не рассердилась, а, наоборот, даже подобрела, и в глазах её появилось сочувствие к молодому человеку. Через две остановки сочувствие переросло в симпатию, а ещё через три остановки — в любовь. Восемь остановок проехали вот так, тесно прижавшись друг к другу. Дама смотрела на милиционера сверху вниз с нежностью, а он косил на неё вверх одним глазом, потому что смотреть больше было некуда.

На десятой остановке Валентина поняла, что до самой конечной ей не выбраться из автобуса без чьей-либо помощи, и тогда она, мигнув особе свободным глазом, загадочно прошептала:

— Гражданка, выйдем на минуточку.

Дама сразу зарделась от счастья и, неожиданно оторвав стража порядка от пола, как танк прорвалась к выходу. Этого Валентина только и ждала.

На улице дама поставила свою ношу на ноги и, скромно потупив маленькие глазки, замерла в ожидании чего-то, щемящего сердце.

Милиционер же, приложив руку к козырьку, бойко и оптимистично отрапортовал:

— Благодарю за оказанную помощь. Каждый честный гражданин должен поступать на вашем месте так же, — повернулся на сто восемьдесят градусов и, чеканя шаг, отправился дальше.

А дама долго стояла на прежнем месте и с сожалением смотрела вслед стройному милиционеру.

Через месяц Валентина полностью освоилась с новой профессией, с новым коллективом и, придя однажды домой, с гордость сообщила:

— Завтра иду на охоту.

— Какую охоту? — не понял Евгений.

— Обыкновенную. Будем стрелять уток.

— Ты же стрелять не умеешь. И вообще — откуда в тебе эта средневековая дикость?

— Почему не умею? А в тире в прошлом году кто стрелял? — напомнила жена. — Я из трёх раз один попадала. Тебя тогда из тира было не вытащить, а меня теперь из лесу не выманить. Я каждый сезон на уток буду охотиться.

Евгений окинул её долгим задумчивым взглядом и сказал:

— Если бы сам стрелять не любил, не пустил бы. Ладно, порезвись, пока мужчина, а я, между прочим, вязать научился. Хочешь, шарф тебе свяжу?

— Вяжи, вяжи. Эх, поохотимся завтра, — мысли Валентины были взбудоражены предстоящим событием. — Сержант мне обещал своё ружьё захватить, у него два. Что бы только на себя одеть поприличнее? — и она стала рыться в шкафу.

Евгений, не обращая на неё внимания, уселся на диван и взялся за спицы. Валентина металась по комнате, собирая рюкзак и приговаривая: