Метаморфоза

Стрельникова Людмила Л.

Прыгая с кочки на кочку, охотники, стали продвигаться вперёд. Валентина старательно смотрела под ноги, боясь промахнуться. Болото пугало, как всё неизвестное.

Сержант скакал впереди по кочкам так уверенно и так резво, точно всю жизнь ходил не по асфальту, а по болоту. Справа от него Валентина увидела серый пень и взяла курс прямо на него, решив, что рядом почва должна быть более твёрдой, но не успела приблизиться, как пень повернулся и так сверкнул круглыми глазищами, что она чуть не свалилась в воду. Сердце замерло, но решительная рука охотника сорвала с плеча ружьё и выстрелила прямо промеж глаз птицы. От выстрела, однако, свалился в воду не пень с глазами,

а сержант, оказавшийся всего в трёх метрах от загадочного пня, а пень с шумом сорвался с места и полетел к ближайшим камышам.

Валентина бросилась к сержанту, барахтавшемуся в воде, и помогла вылезти на кочку.

— Чего стреляешь! Не видишь, что я рядом. Мог в меня попасть, — заорал сержант, как только под ногами его появилась опора.

— Вы в стороне были. А она тут — в трёх шагах. К тому же, я попадаю редко, в вас бы ни за что не попал, — попыталась оправдаться Валентина.

— Те, кто редко попадает, всегда попадают не туда, куда нужно, — заявил уже примирительным тоном сержант.

— А кто же это был?

— Выпь, болотная выпь.

Дойдя до места, где, по мнению знатоков, в камышах водилось много уток, сержант указал начинающему охотнику на крошечный островок в два квадратных метра и приказал:

— Стой здесь и ни шагу без нас. Уток стреляй, потом соберём. А мы пойдём подальше.

Валентина осталась одна. Она присела и замерла, прислушиваясь, не летят ли утки. Солнце взошло и начало припекать. Молодой охотник ещё не приступил к охоте, а на него самого уже начали охотиться комары и мошки, то и дело приходилось отмахиваться от них широкими рукавами пиджака.

Но вот послышалось кряканье. Охотник замер, забыв про наседавших насекомых, в голубом небе замаячили утки, они летели прямо в сторону крошечного островка. Сердце трепетно забилось. Валентина приподняла ружьё, прицелилась, раздался выстрел, второй, третий.

Утки зашумели, загалдели, одна из них стала падать.

— Ура! — забыв обо всём на свете, заорала Валентина и бросилась в ту сторону, куда упала дичь.

Она мчалась уже не по кочкам, а напрямик по воде, взметая тучи брызг, пока не споткнулась и не полетела вниз. Холодная вода моментально охладила охотничий азарт и пыл, напомнив, что вокруг болото и что она совершенно одна, Жуткий страх охватил всё её существо. Она отчаянно забарахталась в воде и почувствовала, как пластичное месиво крепко охватило её ступни и стало засасывать вниз. В голове, как и полагается в этот ужасный момент, промелькнула вся её короткая жизнь и тут же с омерзительными подробностями всплыла последняя сцена смерти — как её молодое тело засасывает грязь. Это утроило её силы, она с остервенением рванулась вперёд, но чем сильнее барахталась, тем сильнее увязали ноги, будто попали не в грязь, а в клей, намертво приставший к сапогам.

«Утону!» — ужасающая мысль промелькнула молнией в мозгу. — «Позвать на помощь? Но я же мужчина. Борись!» — приказывала она себе, но трясина упорно медленно засасывала.

Метрах в полутора от неё рос куст. Недаром говорят, что в критические моменты человек становится столь изобретательным, что способен сделать величайшее открытие и, уж если не мирового масштаба, то хотя бы такое, что куст служит не только для выделения кислорода, но и может спасти человеку жизнь. При взгляде на него неудачливого охотника сразу же осенило, что надо делать.

Валентина сорвала с ружья один конец ремня и, держась за него, бросила двустволку на куст, приклад зацепился за ветки, но она так поспешно потянула за ремень, что ружьё сорвалось, и она окунулась лицом в воду, сделав несколько отрезвляющих глотков.

Забросив ружьё вторично на ветки, она потянула за ремень осторожней.

На этот раз оно зацепилось прочно, и руки приобрели опору. За ноги тянула смерть, за руки — жизнь. Только сейчас Валентина оценила в полной мере свои занятия спортом. Слабые руки, возможно бы, не выдержали, а сильные упорно отвоёвывали тело из плена трясины — и жизнь пересилила. Сапоги прочно увязли в болоте; но они были велики, и ноги свободно выскользнули из широких голенищ. Вместе с ними остались в болоте и брюки мужа. Тут Валентине не повезло: она так отчаянно боролась с трясиной, что верёвка, которая поддерживала брюки, лопнула, и они поползли вниз. Однако руки продолжали упорно держаться за ремень, так что было не до них и не до утки. Валентина даже забыла, в какое место та упала. Наконец, она вылезла на крошечный островок возле куста и жалобно огляделась по сторонам. Болото показалось страшной ловушкой смерти: утки были приманкой, на которую смерть ловила незадачливых охотников.

— Эге-гей! — протрубил неудачливый охотник, сложив ладони рупором.

Вначале никто не отозвался, потом слева издалека послышался чей-то голос. Она опять крикнула:

— Эге-гей! — и стала ждать.

Вскоре к ней на всех парусах примчался сержант, и она с удивлением увидела, что грузный мужчина как легчайший паучок-водомерка промчался по тому месту, где она только что так ужасно тонула. Это привело её почти в шоковое состояние. Когда сержант подбежал к кусту, оба некоторое время молча и непонимающе смотрели друг на друга: сержант видел полураздетого сотрудника и не мог понять, куда девались его сапоги и брюки, а Валентина никак не могла понять, почему он не застрял там, где она чуть не распрощалась с жизнью. Первым пришёл в себя сержант, так как он повидал на своём веку и не такое.

— Ты чего орал? Кто тебя ограбил?

— Тонул, — коротко пояснила Валентина.

— Ты тонул? Здесь? — сержант указал пальнем себе под ноги и неожиданно захохотал: — Здесь даже если захочешь — не утонешь. Тут грязи по колено и не больше. Иначе пошёл бы я сюда рисковать.

Глаза утопавшего стали круглыми, как у улетевшей выпи.

— Но я же чуть не утонул, у меня сапоги засосало и брюки.

— Не засосано, а по всей вероятности ты их втоптал в грязь, раз тонул, — ответил сержант с ударением на последние два слова и насмешливо добавил: — Ну и охотничек попался: то других топит, то сам тонет.

Домой Валентина вернулась, когда стемнело, в довольно странном виде: босиком, сверху и снизу надето было по пиджаку (сержант пожертвовал свой), в один пиджак всунуты руки, в другой, в рукава — ноги. Оба пиджака, аккуратно застёгнутые на все пуговицы, очень гармонировали друг с другом, и Евгений просто опешил от такой гармонии.

— Что, новую моду открываешь? — только и спросил он.

— Твои брюки и сапоги оказались слишком велики, — невозмутимо ответила жена. — В следующий раз одену свои. Мне, пожалуйста, горячего супа, — попросила она супруга. — Весь день всухомятку ел, да ещё замёрз, как собака.

Пока неудачник-охотник переодевался в новые брюки и чистую рубашку, Евгений подогрел ужин.

Умывшись, чистая и аккуратная, Валентина уселась за стол и с наслаждением вытянула ноги.

— Набегалась сегодня по кочкам, как гончая. — Потом попробовала суп, поставленный перед ней супругом, и похвалила: — Делаешь поразительные успехи в кулинарии.

— Не только в кулинарии.

— А в чём ещё?

— В швейном деле. Изобрёл шов «куриная лапка».

— Что-что? Это на почве куриного супа, что ли?