Метанойя
Шрифт:
Обрывки мыслей, цепляясь один за другой, сливались в гружёные товарные составы и бесконечной вереницей текли плавно, неторопливо и совершенно бесшумно в извилистых лабиринтах сознания. Бесформенной медузой расплывшись в кресле, я чувствовал, как совершенно другая реальность неслышно обволакивает меня своей вязкой пеленой, превращая в ничто мою сущность, но в то же время открывая неведомый космос. Время перестало быть плоским. Люди, подобно змее, которая не различает ширины и высоты, а лишь длину, представляют время как прямую, проходящую из прошлого через настоящее в будущее. Но теперь оно приобрело свой объём, соединив оба конца прямой и каждый миг продлив в бесконечность. Я оказался в центре шара, огромного, как Вселенная, заполненного временем, плотным и тягучим, как желе, и не делал ни малейших попыток выбраться их него.
Сигарета, которой
Поставленный на «Repeat» компакт-диск проиграл уже четыре или пять раз, прежде чем я понемногу начал приходить в себя. В какой-то момент почему-то появилось ощущение, будто за мной пристально наблюдают чьи-то внимательные глаза. Естественно, это только так показалось, ведь в комнате никого не было. Только музыкальный центр подавал признаки жизни, и танцующие зеленоватые столбики шкалы эквалайзера завораживали взгляд повторяющимся ритмом движений. Однако, ощущение неясной тревоги вселилось в меня, тем более непонятной, что никаких видимых причин для неё не было. Словно маленький червячок заполз вглубь души и теперь шевелился там, устраиваясь поудобнее.
И тут, в паузе между песнями, я услышал, как на другом конце земли раздирается на части телефон. Очевидно, кто-то очень желал вызвать меня на связь, потому что звонки не прекращались всё то время, что у меня ушло на раздумья по поводу того, стоит ли тащиться в такую даль и брать трубку. Эта настойчивость неизвестного абонента повлияла на принятие решения. Скрепя сердце и скрипя суставами, как списанный киборг, я поплелся на кухню и, присев на корточки около чёрного «панасоника», лежавшего на полу, нажал кнопку спикерфона и вздохнул, приготовившись слушать.
Голос Лисички, моей верной соратницы в нелёгком деле проведения досуга, усиленный динамиком, ворвался в мои уши, в один момент заставив пожалеть о проделанном пути.
– Ой, Джем, наконец-то! Я уж думала, тебя дома нет. Ты спал, что ли? Полчаса звоню-звоню, никто трубку не берёт.
Я недовольно буркнул.
– Только что пришёл. А ты чего звонишь? Случилось что? – Может, в этом звонке и кроется причина посетившей меня непонятной тревоги? Лисичка недоумевающе протянула.
– Почему сразу «случилось»? Я просто поговорить хотела…
Еле сдержавшись, чтобы не обругать её, я закурил сигарету, смирившись с необходимостью продолжать разговор. В конце концов, было бы невежливо обломать человека, затратившего столько усилий, чтобы дозвониться. Тем более, Лисичка, или как записано в её паспорте, Лийса Виртанен, была одним из самых надёжных звеньёв, связывающих меня с внешним миром в периоды, когда моя жизнь превращалась в сплошной полёт с дозаправкой топливом в воздухе. Если отбросить образность выражений, то на деле всё это выглядит далеко не так привлекательно. Порой приходя в сознание после очередного полёта к звёздам, я был настолько близок к самоубийству, что только полное отсутствие сил удерживало меня от этого шага. И именно в такие моменты особенно проявлялась любовь Лисички ко мне– только её забота возвращала к жизни мешок с костями, обтянутый зеленоватой кожей, на который больше всего я был похож. Почему-то, когда дело касается наркотиков, вакуумный усилитель моих внутренних тормозов напрочь отказывается работать, и очень вероятно, в один прекрасный день мне просто не удастся выйти из штопора. Но вообще-то наши отношения с Лисичкой были далеко не идеальными. Иногда меня до белого каления доводила её откровенная назойливость, вызванная почти маниакальным желанием выйти за меня замуж. Я даже не давал себе труда попытаться понять причины столь пламенной любви к законченному наркоману, но подозревал, что источник её– в моём достаточно приличном финансовом положении. Не исключено, конечно, что я мог и ошибаться, но тогда тем более странной казалась её привязанность. Хотя по большому счёту это было мне в высшей степени безразлично, мы даже не разговаривали с Лисичкой ни разу на эту тему.
Сейчас, равнодушно выслушивая её мелочные псевдоновости, я бездумно упёрся взглядом в грязную джезву на газовой плите, машинально затягиваясь сигаретой и совершенно не чувствуя вкуса табака. Но вдруг среди потока ничего не говорящих мне имён и событий я уловил знакомое и усилием воли сосредоточился на разговоре.
– Подожди, подожди, я тут отвлёкся на секунду, повтори, пожалуйста, что там с Сидом случилось?
Лисичка несколько снизила скорость подачи информации и отчётливо проговорила.
– Он сошёл с ума, причём на самом деле. Вчера его увезли в психбольницу на «скорой». Говорят, Сид вчера после обеда пришёл домой, закрылся в своей комнате и примерно часа через два помешался. Он расколотил все зеркала в квартире и попытался выброситься из окна. Он никого не узнавал и не мог даже разговаривать– короче, видно, у него отключился мозг. Кстати, если у тебя завтра будет настроение, мы можем съездить к нему в больницу и всё разузнать поточнее. Я бы съездила и одна, но на автобусе слишком долго…
Я неопределённо хмыкнул.
– Посмотрим, до завтра ещё дожить надо. – Честно говоря, ехать на машине с Лисичкой в качестве попутчицы очень– сомнительное удовольствие: уши у меня не казённые, а рот у неё ни на минуту не закрывается. Хотя Сида навестить действительно необходимо, даже просто из человеческого сострадания.
В принципе, мы не были с ним близкими друзьями, скорее приятелями, но некоторая общность интересов в области экспериментов с наркотиками позволяла очень продуктивно, по крайней мере для меня, использовать наши встречи для пополнения своих запасов. Сид учился на медицинском факультете Университета и был очень силён в теории и практике применения самых разнообразных препаратов, тем более, имея к ним доступ в лаборатории. Его можно было назвать полинаркоманом, и я не мог одобрить его чрезмерное пристрастие к психотропным веществам, но временами мне и самому приходилось проводить опыты над собственной психикой, и тогда наши межзвёздные трассы пересекались где-то в глубинах космоса. Иногда он появлялся в маленьком, насквозь прокуренном помещении бара «Норд», и это всегда гарантировало интересное времяпрепровождение, способствовавшее развитию моих теоретических познаний. Когда-то очень давно, ещё в школе, Сид был влюблён в свою огненно-рыжую одноклассницу, которая потом и стала той Лисичкой, что знал я. Но если и осталось что-то у них от такой любви, то это выражалось только в периодическом кредитовании Сидом Лисичке мелких сумм на карманные расходы– она очень любила посещать бары и рестораны и постоянно нуждалась в деньгах.
Устав сидеть на корточках, я распластался на прохладном полу около телефона и прикрыл рукой глаза. Лисичка, видимо, услышав шорох моих движений, стала закругляться.
– Кстати, Джем, у тебя на сегодняшний вечер какие планы? А то я собиралась в «Норд» пойти, могли бы там встретиться…
Я даже нисколько не затруднился, чтобы тут же найти подходящий ответ
– О нет, к сожалению, ничего не получится. Я сегодня занят чрезвычайно. Если только часам к одиннадцати, а то и к полуночи, но не раньше.
Лисичка обрадовалась:
– О’кей, я дождусь тебя.
Что-то похожее на совесть кольнуло меня– приезжать сегодня в «Норд» я и не собирался, но стало немножко жаль Лисичку, прождёт допоздна напрасно, потом по темноте домой идти придётся.
– Ты очень долго не жди, если в одиннадцать я не появлюсь, значит, уже совсем не приду.
Закончив разговор, я ещё некоторое время повалялся на полу пытаясь справиться с подкрадывающимся чувством абсолютной пустоты. Для этого нужно было вызвать в себе хоть какое-то желание– человек, который уже ничего не хочет, напоминает живой труп. В принципе, сам себя я так и воспринимал– с каждым днём мне всё труднее становилось искусственно придумывать себе желания, чтобы хоть как-то создать впечатление полноценной жизни, но в этой игре отсутствовало главное– смысл. Я понимал, что меня уже ничего не может занять так сильно, чтобы во мне пробудился искренний интерес. Фактически, я уже умер и только подпитка синтетическими препаратами поддерживала слабую пульсацию измочаленного организма. Обладая достаточно широкими финансовыми возможностями, я мог позволить себе очень многое, но поскольку мне вполне хватало того, что имел, отпадал всякий смысл тратить деньги на что-то, кроме наркотиков. Сравнение с глубоким стариком не случайно часто приходило мне на ум– я был полон своеобразной мудрости, присущей прожившим жизнь людям, и всю мирскую суету воспринимал как тлен, рассыпающийся при неосторожности прикосновении. Нет ничего настоящего, каждый играет в свои игрушки и из них выстраивает свою реальность, но на поверку оказывается, что это всего лишь миф, заполненный надоедливыми подробностями, уводящими в сторону от основной темы, старой, как сам мир, для чего же вообще живёт человек?