Метанойя
Шрифт:
–Да может, мне и на фиг не нужна такая реальность? Вот ведь на самом деле непостижимая тайна бытия– почему всегда, когда тебе хорошо, обязательно найдётся умник, который начинает грузить тебя и доказывать, что тебе очень плохо?
Ангел пожал плечами.
– Да я не сомневался в том, что тебе сейчас хорошо. Но каково тебе по утрам, когда иллюзии на короткое время слабеют и ты возвращаешься в наш бренный мир? Не трясёт от перегрузок? Ведь ты настолько привыкаешь к окружению призраков, что без них ощущаешь лишь пустоту, лишающую смысла и саму жизнь? И что тогда? Призраки заменяют собой реальность и всё настойчивее тянут за собой в своё царство.
Я иронически подхватил:
– Ну да, конечно, царство тёмных
Он ничего не ответил, лишь грустно кивнул. Я уже полностью успокоился и, вытащив из пачки сигарету, закурил, всем видом показывая странному гостю, что продолжения разговора не будет. В наступившем молчании окружающий мир снова стал простым и близким, ненавязчиво вплетаясь в сознание мягким плеском воды и вкрадчивым шорохом мохнатых сосновых лап. С каждой секундой веки становились всё тяжелее, и, глядя на огонь сквозь подрагивающие ресницы, я чувствовал, что глаза мои превратились в щелочки, не хуже, чем у какого-нибудь китайца. Впору было начинать думать нечто глубокомысленное, вроде полезности пустоты колеса.
Неожиданно голос Ангела врезался в мои уши:
– Но ведь, если рассматривать объективно, то пустота Лао Цзы является своего рода точкой перехода, абсолютным минимумом, с которого начинается возврат к полноте. И только полнота обуславливает полезность пустоты и устраняет её бессмысленность.
Я вздрогнул, поражённый до глубины души тем, что ему удалось проникнуть в мои мысли, и в тот же миг чёрный купол неба с золотой россыпью бесчисленных звёзд резко навалился на меня, до звона в ушах сдавив голову невыносимым грузом. Распластавшись на песке, я начал жадно хватать широко открытым ртом прохладный чистый воздух, пытаясь хоть чуть-чуть противостоять ужасающей мощи канабиса, растворённого в ревущих потоках крови, пропитавших мягкую губку головного мозга. Попытки мои оказалиись тщетными, и неведомая сила закружила мысли в лихорадочном хороводе, разбрасывая их во все стороны. С каждой секундой вращение всё ускорялось, пока наконец в голове не образовался огненный шар, крутящийся с такой бешеной скоростью, что бесполезно было даже просто проследить его движение. И тогда я сдался. Ставшее враз невесомым тело полностью потеряло чувствительность, словно вся жизнь заключенная в нем, сконцентрировалась в голове и внезапный взрыв энергии напрочь оторвал её.
На третьем витке вокруг Луны мне навстречу попалась мысль Ангела, летевшая с огромной скоростью куда-то в глубь Вселенной. Я спросил у неё:
– Почему сандалеты были мокрыми? Ангел шёл по воде?
И чей-то голос в лабиринте мозга спокойно проговорил:
– Разве это так важно? Ведь это такая малость по сравнению с тем, что открывается человеку в истинной реальности бытия.
– А как же попасть в эту реальность?
– Она приходит сама, когда внутренне готов её принять…
Голос становился всё тише и тише, пока совсем не затерялся в отдалённых коридорах. Оглянувшись, я увидел лишь прозрачный след, оставленный пролетевшей мыслью Ангела, и поняв, что мне её не догнать, продолжил свой орбитальный полёт, не имея возможности преодолеть силу притяжения и вырваться на открытые просторы космоса. И доселе неизведанное желание хотя бы немного приблизиться к увиденному совершенству, наполнило сердце тоской по неизвестному, превосходному и чудесному Идеалу.
***
Очнулся я от жуткого могильного холода, пробиравшего до костей настолько, что даже показалось– ещё немного, и я умру. Костёр почти прогорел, лишь несколько угольков матово переливались подрагивающим внутренним светом, подавая последние признаки жизни. Погода сильно испортилась, и небо заволокло низкими чёрными тучами, полностью закрывшими мерцание звёзд, а недавно зеркальную гладь воды прорезали морщины коротких быстрых волн, делая её похожей на стиральную доску. Хлесткие порывы холодного ветра с озера стегали деревья, тёмной стеной обступившие меня. И их угрюмый ропот и стоны казались мистическими голосами заколдованного леса призраков.
Холод и непонятный страх, противным комком застрявший в горле – страх маленького мальчика, заблудившегося в мрачной чащобе, – подбросили меня вверх, и одним прыжком я оказался в кресле за рулём «ягуара», с невозмутимым спокойствием взиравшего на явную враждебность природы. Тепло его сердца, размеренно запульсировавшего под капотом, быстро согрело салон, и, оттаяв, я вдруг вспомнил про Ангела. Несколько раз просигналив, я не получил никакого ответа и решил, что он не стал дожидаться, пока я приду в себя, и продолжил свой путь.
Ещё не полностью выветрившееся действие гашиша напрочь отбивало охоту к каким-либо движениям, но часы на приборной панели показывали без четверти двенадцать, и мне очень захотелось побыстрее оказаться дома на своём любимом диване перед волшебным экраном телевизора. Безвольно повиснув на руле, я всё же собрался с силами и вывел машину на трассу, медленно поехав в сторону города, в глубине души надеясь по пути встретить Ангела. У меня было какое-то неясное ощущение, что он может сказать мне нечто важное, то, что мне очень нужно знать. Вообще, эта наша недолгая беседа оставила какой-то непонятный осадок, словно треснула скорлупа, защищавшая мой мир, и в него начали проникать неизвестные беспокойные существа, своей суетой вызывая дискомфорт. Я вспомнил, что сегодня у меня уже было схожее состояние, только теперь оно ещё усилилось. Из глубин памяти выплыло устаревшее словечко томление», наверное, именно оно наиболее точно и емко характеризовало мой душевный настрой. Хуже всего было бы то, что я никак не мог постичь причину этой внутренней маеты– всё равно, как если бы мне приказали: «Поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что».
Я попытался сосредоточить внимание на дороге, отбросив в сторону все мысли, но безрезультатно – кипящей массой они булькали и пузырились в вязком мозгу, постепенно растворяя его в себе и превращая в отвратительное на вид варево. Разум, изъеденный прожорливым червём канабиса, не выдержал тяжести Вселенной и дрогнул, уронив её на серый асфальт ночного шоссе прямо под колёса надменного «ягуара». Сверкающий дождь разноцветных осколков туго ударил в лобовое стекло, и я совершенно потерялся в бушующем потоке хаотичных слов, обрывков абстрактных идей и гротескных образов. «Ягуар» злобно насторожился и принялся озабоченно рыскать по всей дороге, рискуя свалиться в кювет и совершенно не реагируя на мой настойчивый зов.
И вдруг сквозь непроницаемой мрак низкого неба путеводной звездой вспыхнул бело-жёлтый маяк рекламного указателя: «Открыто 24 часа». Не раздумывая ни секунды, я тут же принял спасительное приглашение и, включив правый поворотник, свернул с трассы в указанном направлении. Проехав метров двести, я остановил машину на овальном «пятачке» перед кукольным белым домиком, очень симпатичным на вид, над входом в который светилась дюралайтовая вывеска «Бар Ярви». Конечно, добрые гномы в барах не живут, но, наверное, я не очень бы удивился, если бы на маленьком крылечке встретил одно их этих загадочных созданий,– настолько сказочно выглядел этот «барби-хауз», казалось бы выточенный из цельного куска белой пластмассы. Мне вдруг стало смешно– надо же, как все перепуталось в голове. Ведь на самом деле с гномами жила не Барби, а Белоснежка, которая пряталась в лесу от злой колдуньи, вроде бы заставлявшей её участвовать в спиритических сеансах или ещё в чем-то в этом роде. Там ещё, по-моему, кого-то яблоками отравили, но в общем, всё закончилось благополучно.