Метанойя
Шрифт:
Я почувствовал себя оскорблённым, но сдержался и лишь проворчал.
– Можно подумать, твоя «мечта» на деревьях растёт, эдакий экологически чистый продукт. Конечно, глупо было бы не хвалить свой товар, но надо всё-таки меру знать. Сколько же стоит это твоё чудо?
– Сотню «грин», то есть сто американских долларов.
Видно, у меня сильно вытянулась физиономия от удивления, потому что он заулыбался.
– Это, поверь, совсем недорого. Кроме того, одну дозу я дам тебе бесплатно на пробу, если ты оплатишь две другие. Короче, получишь три дозы по цене двух– это очень хорошее предложение.
Я озадаченно почесал затылок.
– Да уж, ничего не скажешь, по крайней мере, в плане цены это действительно круче всех наркотиков. А вдруг проба мне не понравится, что я буду делать с двумя оставшимися? Может, проще заплатить за одну дозу, а если что, потом ещё приехать?
Эдвард неопределённо пожал плечами.
– Мне разницы нет никакой– оба варианта меня
Едва ли есть способы более тонко польстить самолюбию человека, нежели подчеркнуть его избранность, интеллектуальную утонченность. Приятно сознавать себя принадлежащим к некоей конгрегации, занимающей особое положение среди безликой серой массы безымянных людишек. Лет пять назад я бы тут же повёлся на эту приманку, но накопившийся жизненный опыт, выработавший критический взгляд на многие вещи, отучил мазаться таким откровенно дешевым маслом. Поэтому со спокойной душой я пропустил слова Эдварда мимо ушей, не заостряясь на них, хотя и не показал виду. Если вступаешь в новую игру, то всегда нужно придерживаться уже существующих правил, или по крайней мере создавать видимость этого. Поэтому я не стал больше спорить, тем более что лишняя сотня особой погоды не делала, и, достав из бумажника две купюры, протянул их Эдварду.
– Надеюсь, старик, что не придётся предъявлять рекламации по качеству товара.
Эдвард с ловкостью фокусника упаковал три слезинки в пустой пакетик и, отдавая его мне, заверил.
– За это не беспокойся, как говорится, фирма гарантирует.– И в этот момент, глядя, как он хищно изогнулся над стойкой, я почему-то вспомнил, что Сид как-то рассказывал о своём знакомом по прозвищу Змей, и понял, что он говорил об Эдварде.
На улице послышался шум подъехавшего автомобиля, и я вернулся за свой столик к недопитому и почти остывшему глинтвейну, не поленившись убрать пакетик подальше в потайной карман куртки,– на всякий случай. При теперешней жизни никогда не стоит забывать про отдел по борьбе с наркотиками, хотя я и понимал, что данная предосторожность никоим образом бы мне не помогла, эти ребята умеют обыскивать.
Но ничего неприятного не произошло– дверь открылась и закрылась, впустив в бар мужчину и женщину средних лет, оказавшихся здесь, по всей вероятности, таким же случайным образом, что и я. Никакого интереса они у меня не вызвали. Парочка самых заурядных обывателей, из того разряда людей, что десятилетиями живут по установленному распорядку, но в какой-то момент отлаженный механизм даёт сбой. И тогда начинаются ночные загулы с чужими женами, разбрасыванием денег во все стороны и тяжким похмельем. А может, я ошибаюсь: это самая добропорядочная семейная пара возвращается из поездки к дальним родственникам, и, соблазнившись рекламой, эти добрые люди заехали выпить по чашечке кофе.
Внезапно я расхохотался, правда, мысленно– надо же, какая дичь лезет в голову. Ну какое мне дело до этих людей? Ведь это не более чем случайное пересечение разных миров, на короткое время сошедшихся в одной точке пространства. Они так же быстро уйдут из моей реальности, как и появились в ней, даже толком не успев материализоваться, будучи всего лишь полнообъёмной галлюцинацией, родившейся в напрочь одурманенном варварской смесью наркотиков мозгу. Так стоит ли уделять им столько внимания, наполняя внешнюю оболочку каким-то реалистичным содержанием, когда не знаешь, как удержать собственную сущность, с каждой секундой всё быстрее растворяющуюся в едкой пустоте? Откуда-то примчалась подозрительно отчётливая мысль, что на самом деле я какой-то биомеханический робот, внутри которого сидит крошечный некто, управляющий этим супермеханизмом при помощи сложнейшей кибернетической системы. И этот некто сейчас находится в настолько невменяемом состоянии, что у него даже нет сил повернуть джойстик в нужную сторону, и теряющее контроль тело превращается в желеобразную массу, аморфно расплываясь по стулу. Нет, определённо нужно пробираться в сторону дома, а то ещё немного– и я, скорее всего, упаду прямо на пол подле камина, тем самым зарекомендовав себя в глазах Эдварда-Змея как самозванец и кретинствующий псевдоинтеллектуал, недостойный посвящения в эзотерические тайны бытия. Конечно, мне не привыкать оказываться полной свиньёй для абсолютного большинства окружающих, но если остаётся возможность не наплевать в колодец, из которого, быть может, ещё не раз придётся пить, то надо стараться использовать её. Так что мне просто необходимо собраться с силами и поскорее валить отсюда, тем более что до города осталось едва ли три километра.
С трудом поднявшись из-за столика, я расплатился с Эдвардом за вино и шоколад и, дружески с ним распрощавшись, вышел на улицу, где уже вовсю накрапывал противный колючий дождь. К счастью, пустота ещё не успела целиком поглотить Вселенную, во всяком случае мой «ягуар» стоял на том же месте. Рядом с ним припарковался старенький «москвичонок», при взгляде на который я расхохотался уже по-настоящему– уж больно разителен был контраст. Нет, всё-таки это, по-видимому, добропорядочная семейная пара, вряд ли какой-то донжуан осмелился бы катать чужую жену на такой развалюхе. Почему-то меня вдруг охватил приступ человеколюбия и стало радостно оттого, что где-то у кого-то ещё живы какие-то идеалы,– словно на самом деле это я создавал этих милых простых людей, и теперь мне доставляет подлинное удовольствие сознавать, что они именно такие, как я хотел. Мне даже захотелось вернуться в бар и просто поговорить с этими очаровательными существами, добрыми и милыми, как гномы, только побольше ростом, к которым я по своей внутренней гнилости отнесся с незаслуженным пренебрежением. Правда, я подозревал, что им будет просто непонятен мой душевный порыв, да и вряд ли удастся объяснить весь очень запутанный процесс их сотворения. Я очень хорошо представил себя на их месте, выслушивающего бредовые фантазии убитого в хлам идиота, и снова расхохотался, поняв, что лучше пытаться осчастливить их своим общением. Нет, все, надо брать себя в руки, чертов гашиш совсем мне мозги задурил, да и глинтвейн я напрасно пил. Давно доказано учеными, что алкоголь– это яд. Меня опять обуял приступ безудержного хохота, и, усевшись за руль, я долго не мог попасть ключом в замок зажигания, трясясь от смех, и от этого ещё больше веселился.
Наконец я немного успокоился и смог отъехать от этого уютного заведения и добраться до трассы. А дальше будто тот самый невменяемый некто, управляющий мной, нажал кнопку «power» на панели приборов, выключив сознание. Пару раз остаточное напряжение в сети ещё позволяло мне выглянуть из чёрного экрана, отмечая постепенное приближение к родному микрорайону, но почти весь путь я проделал на автопилоте и окончательно вырубился за три квартала до дома.
***
…Дождь. Косые холодные плети воды хлестали по сильно поредевшим кронам задумчивых кленов, сбивая причудливо изрезанные жёлто-красные листья, которые, вскружась на несколько мгновений в истеричном беспорядочном хороводе, обреченно падали на мокрый асфальт. Мрачный оскал ненастной сентябрьской ночи навис над безлюдным бульваром, освещенным прозрачно-матовым светом стилизованных под петровскую старину фонарей, бесформенными бледными пятнами расплывавшихся в белёсых клочьях тумана, дрожащих и извивающихся под порывами ветра. Тени деревьев, переплетаясь неслышными змеями, ползли по земле, выжидающе замирая у границы неверного света, бессильного победить осеннюю мглу. Город, чернеющий безжизненными глазницами окон мокро-серых домов, невидимо притаился вокруг, ничем не выдавая своего присутствия, словно отрезав от себя этот пустынный бульвар, ведущий в никуда.
Лисичка, в душе проклиная всё на свете– и погоду, и ночь, и отсутствие денег на такси, и подлого Джема, который уже, наверно, десятый сон досматривает, а она, дура, напрасно дожидалась его– торопливо цокала каблуками, испуганно вслушиваясь в каждый треск деревьев. Свежий ветер с озера так и норовил забраться под плащ, своими ледяными прикосновениями заставляя зябко поёживаться и убыстрять шаг. Раздражение, владевшее Лисичкой, усугубленное отсутствием зонта, под влиянием мрачноватой окружающей обстановки постепенно сменялось противным липким страхом. И чего потащилась, дура, через бульвар, ведь известно же, что кажущаяся самой короткой дорога оказывается, как правило, самой длинной. Тем более, на проспекте был бы шанс каких-нибудь знакомых встретить, так нет, домой торопилась. Лисичка отбросила с лица мокрую прядь рыжих волос и попыталась успокоиться. В конце концов, чего ей бояться почти в центре города, в пяти минутах ходьбы от собственного дома? Это все-таки не какая-нибудь средневековая Англия, кишащая ведьмами и привидениями. Но в памяти уже, против желания, проносились воспоминания о прочитанных или слышанных леденящих кровь историях. Вампиры, зловещие оборотни, ожившие мертвецы и прочая нечисть просто обожаю творить свои злодеяния именно в такую погоду.
Впереди в тумане показалась чья-то фигура, и Лисичка даже вздрогнула от неожиданности, чувствуя, как страх судорожно вцепился во внутренности, стягивая их в тугой узел. Она чуть не застонала, ощутив внезапную тянущую слабость в ногах и сильную дождь пальцев. О, Господи! Всё, как в плохих ужасниках: ночь, дождь, туман и наводящая гнетущую тоску фигура, приближающаяся с фатальной неизбежностью. Развевающиеся от быстрой ходьбы полы не застегнутого длинного черного пальто, черный костюм, мистический блеск золотой пентаграммы на груди– и лицо, скрытое странной тенью, словно слабый свет фонарей не достигал его, в то же время освещая всё остальное. Казалось, ещё шаг– и тень отступит, давая возможность увидеть лицо, но только в тот момент, когда человек почти поравнялся с ней. Лисичка узнала его и чуть не закричала от разом наступившего облегчения.