Метель в моем сердце
Шрифт:
Он не объяснил, почему у него в рюкзаке были наручники. Помимо садомазохистского секса и правоохранительных органов, где еще применяются наручники? При одной мысли об этом ей стало дурно.
– Миллисент Ганн объявили в розыск неделю назад.
– Я в курсе этой истории.
– Она еще жива, Тирни?
– Я не знаю. Откуда мне знать?
– Если ты ее взял…
– Я ее не трогал.
– А я думаю, это был ты. Я думаю: именно поэтому ты прячешь отрезок синей ленты и пару наручников у себя в рюкзаке.
– Между
Этот вопрос Лилли пропустила мимо ушей.
– Вчера на вершине ты делал что-то такое, с чем тебе надо было покончить до наступления бури. Может быть, ты спешил избавиться от тела? Рыл могилу Миллисент?
И опять его лицо как будто окаменело.
– Всю прошлую ночь ты проспала в паре футов от меня. И ты действительно веришь, что всего за несколько часов до этого я копал могилу?
Ей не хотелось думать о том, как она в нем ошиблась и насколько была уязвима прошлой ночью, поэтому она покрепче ухватилась за пистолет.
– Подбери наручники.
Тирни помедлил, но потом наклонился и поднял с пола наручники.
– Надень «браслет» на правое запястье.
– Ты совершаешь ужасную ошибку.
– Допустим. Но если я ошибаюсь, ты проведешь день в неудобном положении и будешь страшно зол на меня. А если я права, если ты и есть Синий, я спасу свою жизнь. Если уж выбирать, я предпочитаю разозлить тебя на всю жизнь. – Лилли чуть-чуть вскинула пистолет. – Защелкивай «браслет» на правом запястье. Живо.
Протекли секунды, показавшиеся им обоим веками. Наконец он выполнил приказ.
– На случай, если дом загорится или у тебя начнется приступ астмы, ключи у тебя под рукой?
– Они у меня в кармане. Но я тебя не выпущу, пока не придет помощь.
– На это может уйти несколько дней. Ты выживешь несколько дней без своих лекарств?
– Это не твоя забота.
– Нет, черт побери, это моя забота. – Его голос стал резким и хриплым. – Мне небезразлично, что с тобой будет, Лилли. Мне казалось, мой поцелуй ясно об этом сказал.
Сердце затрепетало у нее в груди, но она заставила себя этого не замечать.
– Залезай на кровать. Да, прямо на пружины. Продень правую руку в орнамент изголовья.
В орнаменте кованого железа были просветы, позволявшие ему просунуть руку между ними.
– Вчера, когда я тебя поцеловал…
– Я не собираюсь об этом разговаривать.
– Почему нет?
– Залезай на кровать, Тирни.
– Поцелуй потряс тебя не меньше, чем меня.
– Предупреждаю, если ты этого не сделаешь…
– Этот поцелуй не просто удовлетворил наше любопытство. Я давно мечтал тебя поцеловать, но я и…
– Залезай на кровать.
– Это было в миллион раз лучше всех моих фантазий.
– Повторяю в последний раз.
– Я не стану приковываться к этому изголовью! – сердито закричал он.
– А я не буду больше просить.
– Ты вчера долго не могла заснуть, верно? Я знал, что ты не спишь. И ты знала, что я не сплю. Мы думали об одном и том же. Мы вспоминали этот поцелуй и жалели…
– Заткнись, а не то я выстрелю!
– …что не пошли дальше.
Лилли спустила курок. Пуля просвистела у самой его щеки и ударила в стену. Вид у него был скорее шокированный, чем испуганный.
– Я хорошо стреляю, – предупредила Лилли. – Следующий выстрел – в тебя.
– Ты не убьешь меня.
– Если я прострелю тебе колено, ты пожалеешь, что я тебя не убила. Забирайся на кровать, – отчеканила она.
Глядя на нее со смешанным чувством изумления и уважения, Тирни попятился, пока его ноги не коснулись кровати. Он сел и подался назад. Лилли знала, что гримасы боли у него на лице непритворны, но не позволила им себя разжалобить. Когда он вот так, пятясь задом, добрался до изголовья, ему пришлось просунуть правую руку сквозь железные завитушки.
– Теперь застегни второй «браслет» на левом запястье.
– Лилли, умоляю тебя, не принуждай меня к этому.
Она молча глядела на него через короткий ствол пистолета, пока он не сдался и не приковал себя к кровати.
– Дерни в разные стороны со всей силы, чтобы я убедилась, что они защелкнулись.
Тирни несколько раз энергично дернул руками, скрежеща металлом о металл. Он был прикован.
Лилли уронила руки по швам, словно они весили тысячу фунтов. Она привалилась спиной к стене и соскользнула по ней вниз, пока не села на пол. Ее голова опустилась, она прижалась лбом к коленям. До этой самой минуты она не замечала, как ей холодно. А может быть, эта дрожь била ее от страха?
Ей было страшно, что ее предположение насчет Тирни окажется верным. Неужели он и есть Синий? В то же время она боялась ошибиться. Приковав Тирни к кровати, она могла обречь себя на смерть от удушья.
Нет, она не должна думать о том, что может случиться. Смерть отняла у нее дочь, отняла у ее дочери долгую жизнь. Будь она проклята, если даст смерти отнять и свою собственную жизнь.
Через несколько секунд она заставила себя подняться на ноги и, не глядя на Тирни, ушла в гостиную.
– Тебе надо принести побольше дров, пока у тебя еще есть силы! – крикнул он ей вслед.
Лилли не желала вступать с ним в разговоры, но и сама подумала именно об этом. Ее кожаные сапожки так и не просохли окончательно и были холодны, как лед, но она заставила себя втиснуть в них ноги.
Шапочка Тирни хрустела от засохшей крови, но легче было надеть ее, чем накрывать голову громоздким одеялом. Лилли натянула шапочку на уши и спустила до самых бровей. Она взяла и его шарф: обмотала горло и закрыла всю нижнюю часть лица до самого носа. Ее перчатки на кашемировой подкладке, конечно, не спасали от таких холодов, но все-таки были лучше, чем совсем ничего.