Метель
Шрифт:
Наконец, Давыдов встрепенулся, возвращаясь к реальной действительности, и внимательно посмотрел на Петра:
– Как ты сказал?
– Мол, какие счёты между братьями-гусарами…
– Нет, не это! Как-то по-другому, два раза на «е». Ну, вспомнил?
– Ерунда ерундовая…. А, что?
– Нет, ничего. Просто звучит очень красиво и необычно. Вставлю – при удобном случае – в свою очередную поэтическую виршу. Может быть…. Ты, Пьер, и говорить начал как-то по-другому. Более умно и вычурно, что ли…. Тоже – виноваты подагра с водянкой, а?
– Ничего не по-другому! – надулся Петька. – Придумываешь ты всё! Напраслину возводишь на меня…
– Ха-ха-ха! –
– А как же, э-э-э, хладные тела? Хоронить не будем?
– Да, водянка, видимо, немного голову тебе, всё же, подпортила. Так, самую малость, слегка…. Сам посуди: ну, какое нам с тобой дело – до этих дурацких мертвецов? Кто они нам? Братья? Родственники? Сослуживцы? Собутыльники? Хорошие знакомые? Они – даже не дворяне! Короче, кому надо, тот и похоронит…. Пора в дорогу!
А вот проследовать дальше – сразу – не получилось. Выяснилось, что у кучера меткой стрелой, выпущенной из татарского лука, насквозь пробито правое плечо.
– Ой, больно-то как! – безостановочно причитал Антип. – Ой, матушка-заступница, миленькая! За что мне это всё? Чем прогневил тебя? Ой, помру, наверное!
– Прекрати сейчас же, паникёр несчастный! Замолчи в момент! – сердито прикрикнул Давыдов. – Слюни, понимаешь, распустил. Так тебя растак! Повезло тебе, Антипка. Очень даже, говоря между нами, повезло. Всемогущий Бог, видимо, помог…. То-то я смотрю – среди татей мелькают щекастые узкоглазые морды. Татары, или башкиры? Не разобрать…. Этих деятелей – пшеничным хлебом не корми – дай пострелять из лука.
– В чём повезло-то, милостивец? – ворчливо и недоверчиво поинтересовался кучер. – Помираю ведь, кровью исхожу…
– Не бойся, не изойдёшь! А повезло в том, что плечо у тебя пробито насквозь. Сейчас древко – с той стороны, где торчит остриё – аккуратно отпилим, извлечём остатки стрелы, рану на совесть обработаем, перевяжем. Ерунда ерундовая! Останешься в живых, обещаю. Так что, лягуха лапотная, не писай раньше времени в холщовые штанишки, в смысле, без отдельного приказа.…А, представляешь, если бы наконечник стрелы врезался в кость? Что тогда? Как бы я извлёк его из раны? Молчишь? Отвечаю: – никак! Здесь нужен хороший, настоящий доктор-хирург. А где его взять? Хрен знает! Наверное, только в Малоярославце…Пьер, охламон ленивый и толстый, тащи мою чёрную сумку!
Лечебные процедуры затянулись минут на сорок-пятьдесят, а после их завершения они влили в Антипа остатки профессорской самогонки, препроводили раненого кучера в возок и предусмотрительно усалили на место Дениса – там было гораздо просторнее, так как дорожная печурка находилась с другой стороны.
– Теперь и ехать придётся медленно, постоянно сдерживая лошадей, чтобы не растрясти нашего болящего, – недовольно вздохнул Давыдов. – Давай, Пьер, подбрось в печку новых дровишек. Там, в плетёной корзине с поленьями, найдёшь чугунную короткую кочергу. Прежде, чем подбрасывать дрова, кочергой хорошенько повороши-переверни угли…. И, пожалуйста, не увлекайся. Три-четыре дровины, не больше! Я же пойду к лошадкам: успокою их – как смогу – накормлю, поправлю упряжь…
Оперативно справившись с заданием, Пётр аккуратно прикрыл печную дверку, опустил стальную щеколду в паз, положил кочергу обратно в ивовую корзинку и, подбадривающе подмигнув тихонько постанывающему Антипу, вылез из повозки.
Серые и скучные облака ушли куда-то – в полную и загадочную Неизвестность. Над головой висело бездонное, ярко-голубое небо. Светло-жёлтые лучики зимнего солнышка весело отражалось от идеально-белого снежного покрова. Заметно подмораживало.
«Где-то минус шесть-семь градусов будет», – предположил Петька. – «Даже тепло – для января-то месяца…. Января? Вот именно! Сейчас у нас на дворе стоит – без всяких сомнений – январь 1812-го года…».
Давыдов увлечённо, но при этом и максимально осторожно, выковыривал из нежных ноздрей коренной лошадки нежно-сиреневые и мутно-белые сосульки. Рядом с ним на снегу лежал обычный тёмно-серый мешок, заполненный чем-то на одну четверть, и несколько кожаных чехлов с длинными ремешками.
«Похоже, что процесс кормления тягловых животных завершён», – сообщил прозорливый внутренний голос. – «В мешке, наверняка, находится отборный овёс. А кожаные чехлы с длинными ремешками – это специальные «кормушки». В них и засыпают означенный отборный овёс, а потом подвешивают на конские морды…. Ничего хитрого! В двадцать первом веке такие «кормушки» тоже широко применяют. Только шьют их, как правило, из плотного брезента. Да и вместо овса применяют всякие хитрые зерновые смеси, приготовляемые по научным зарубежным рецептам…».
– Балуй мне! – ласково покрикивал Денис на лошадь. – Вот же, егоза непоседливая! Ерунда, понимаешь, ерундовая. Ну, постой спокойно минутку, осталось совсем чуть-чуть…
– Мои дальнейшие действия, господин подполковник? – с долей иронии поинтересовался Пётр. – Покорно жду ваших дружеских инструкций и приказаний.
– Прекращай-ка выкать и блистать красноречием избыточным, дурилка гусарская, – беззлобно посоветовал Давыдов. – Инструкции, приказы…. Позабудь на короткое время! По приезду в Вильно тебе ещё напомнят про них. Причём, так напомнят, что тошно станет, захочется лезть на стенку и выть лесным голодным волком…. Кстати, о лесных волках! Тут меня один старинный приятель-собутыльник пригласил на охоту. И на волков, и на медведя. Ты как, Бурмин, поучаствуешь?
– Не знаю, право. Не знаю…. Я же говорил, что у меня имеется одно очень важное дело….
– Которое – нежной сердечной направленности? Помню, помню. Готов, так сказать, помочь и всенепременно посодействовать. В Жабино всё расскажешь подробно, вместе покумекаем – как и что…. А после, когда разберёшься с прекрасной и трепетной наядой, составишь мне компанию? Чего молчишь-то, братец? На толстощёкую физиономию, понимаешь, навесил маску философской задумчивости. Ладно, потом потолкуем по душам…. Что будем делать сейчас? Я, например, буду править лошадьми…. Или ты горишь непреодолимым желанием – сесть на облучок с кучерским кнутом в руках?
– И я могу, – широко и сладко зевнул Петька, которому за тринадцать с половиной лет «реконструкций» доводилось раз пять-шесть управлять конными повозками. – Почему бы и нет? Только, вот, засыпаю прямо на глазах. Задремлю ещё ненароком, сверну куда-нибудь не туда. Лошадки, опять же, незнакомые…
– Вот-вот! Тогда не бухти по-пустому и иди себе в возок. За Антипкой хорошенько присматривай, придерживай его на крутых поворотах, чтобы, часом, не слетел со скамьи и не зашиб раненное плечо…. Иди, иди. Стой! А овёс и кормовые мешки – кто заберёт? Запихай данные причиндалы под лавку, где Антип сидит. Только аккуратно, пожалуйста, без обычной гусарской безалаберности!