Метель
Шрифт:
– От брата слышал, – понурился кадет. – Только вот…
– Ну-ну, – снова весело подбодрил офицер.
– Нет, ну… – неуверенно протянул помор. – Одного, конечно, у парохода не отнимешь – этот самовар может и против ветра ходить, как вот сейчас, и в полный штиль. Но вот в бою… не ошибся ли господин Бестужев?
– А что – в бою? – Николай Иринархович вопросительно поднял брови, отчего его фуражка смешно приподнялась над высоким лбом. Влас замялся, не решаясь сказать, но офицер смотрел ободряюще, и кадет решился:
– Может быть, я и не прав, – осторожно сказал он – в конце концов, Завалишин старше и умнее его, мальчишки. –
– Да, такая опасность действительно есть, – кивнул одобрительно старший лейтенант. – Зришь в корень, юнга. Но мы уже скоро сможем проверить это на практике…
– Мы?! – кадет удивлённо распахнул глаза и тут же спохватился. – Простите, что перебил, Николай Иринархович.
2
Пексановы бомбы – разрывные артиллерийские снаряды, изобретённые в 1822 году французским генералом и инженером Анри-Жозефом Пексаном.
– Ну не мы, – с лёгкой извиняющей улыбкой поправился старший лейтенант. – Проверят англичане… ты же знаешь моего среднего брата Митю?
– Дмитрия Иринарховича? – подхватил Влас обрадованно. И тут же вспомнилось прошлогоднее – и водный разгул седьмого ноября, ледяной ливень с бешеным ветром, худая человеческая фигурка на Гром-камне, гальюн шхуны качается под ногами, и офицерская фигура на носу вельбота: «Дмитрий Иринархович!». – Конечно, знаю!
– Он во время кругосветного плавания «Крейсера»…
– «Крейсер» ещё не вернулся, – вставил Влас и покраснел. – Простите ещё раз, ваше благородие…
– Учись быть сдержанным, кадет, – мягко и назидательно сказал старший лейтенант. – Так вот, Митя… Дмитрий Иринархович в Англии был на лондонской верфи Ротерхайт, там строится боевой пароход.
– Ого, – кадет вытянул губы трубочкой, словно собираясь присвистнуть. – Для английского флота?
– Нет, для греков, – старший лейтенант помолчал мгновение. – Строят мастер Дэниэл Брент и капитан Фрэнк Хастингс на деньги лондонского филэллинского общества, скоро и закончат, пожалуй. Два гребных колеса, оснастка шлюпа, узлов шесть машиной давать будет. А вообще первыми успели ещё американцы, в Северо-Американских Штатах ещё десять лет назад первый военный пароход «Демологос» на воду спустили, у него даже и парусов не было. Но он на войну с англичанами не успел 3 , и сейчас в американском флоте служит. А вот пароход Брента и Хастингса – этот в бой точно пойдёт. Если война в Греции к тому времени не закончится.
3
Англо-американская война 1812 – 1815 гг.
– А как вы думаете, Николай Иринархович, Россия в эту войну вмешается? – жадно спросил вдруг Влас, понимая, что пока есть возможность спрашивать – надо спрашивать.
– Думаю, что это неизбежно, – после короткого молчания ответил старший лейтенант. Он хотел сказать что-то ещё, но тут его перебил сидящий напротив господин в сером, который уже давно прислушивался к разговору офицера и кадета и, наконец, видимо, улучил момент, чтобы вмешаться.
– Не самое умное будет решение, – хмуро сказал он, глядя поочерёдно то на кадета, то на старшего лейтенанта. – Обрушить всё здание Священного Союза ради каких-то филэллинских фантазий… вольно было матушке Екатерине Алексеевне мечтать о греческом престоле для нынешнего цесаревича… сейчас обстановка не та совершенно.
Завалишин нахмурился, окинул господина в сером неприветливым взглядом.
– А вы, сударь, собственно…
– Роман Сергеевич Воронцов, – представился визави. – Нет, я не родственник тех самых Воронцовых, всего лишь однофамилец. Простите, что вмешиваюсь, не удержался…
– Николай Иринархович Завалишин, – представился в свою очередь офицер и кивнул на мальчишку. – Кадет Морского корпуса Влас Смолятин. Так почему же вы считаете ошибкой возможное вступление России в войну?
– Я уже назвал вам причины, господин старший лейтенант, – чуть холодновато ответил Воронцов. – И не я один так считаю…
– Но ведь греки – наши единоверцы! – не стерпев, перебил Влас и опять смутился, на этот раз почти до слёз. Но извиняться на этот раз не стал. – Они нам помогали при Екатерине Алексеевне, дважды воевали на нашей стороне! Да и государь Павел Петрович…
– Как же, как же, Республика Семи островов, помню, – охотно подхватил Воронцов. – Но вы, я думаю, кадет, помните, чем закончилось дело?
Ещё бы не помнить – наслышан от отца, как он и его товарищи дрались в Адриатике с французами и турками. Влас насупился и смолчал.
– Вы сказали, что считаете так не вы один, – напомнил Завалишин, глядя на Воронцова неотрывно.
– Да, – спохватился тот. – Мой дальний родственник… Вяземский Пётр Андреевич, я думаю, вы слышали о нём… так вот, он рассказывал мне, что получил письмо от литератора Пушкина, ещё из Одессы…
– Пушкин, – чуть озадаченно сказал старший лейтенант. – А! «Руслан и Людмила»!
– Да, именно он, – подтвердил Воронцов, и в его серых глазах зажглись странные огоньки – словно он был чем-то невероятно доволен. Или горд. – Я сам это письмо не читал, но Пётр Андреевич мне его пересказал.
Он вытащил откуда-то из внутреннего кармана конверт, вынул из него лист бумаги, прищурился, стараясь разобрать слова и нараспев прочитал:
– С Греции мне тошно. Можно рассуждать о судьбе греков, как про мою братью негров, можно и тем, и другим желать освобождения от неволи. Но чтобы все просвещенные европейские народы бредили Грецией – непростительное ребячество. Иезуиты натолковали нам про Фемистокла да Перикла, а мы и вообразили, будто пакостный народ, сплошь разбойники да лавочники, и есть законнорожденный их потомок и наследник их славы.
Несколько мгновений молчали, потом Влас вдруг воскликнул:
– Пусть так! Но если государь прикажет идти воевать султана, пусть даже и за этих вот препустых разбойников – я готов!
Воронцов в ответ только сумрачно усмехнулся и смолк.
К Галерной гавани подходили под дождём – ост-зюйд-ост всё-таки притащил ненастье. Пароход, захлёбываясь в прибрежной зыби, два раза заходил на швартовку, и, наконец, добрался до пристани. Матросы волокли концы, наматывая их на битенги, пробковые кранцы гулко ударили о набережную, упал трап, и пассажиры один за другим наконец потянулись на выход.